Евгений Лукин - Грехи наши тяжкие (сборник)
– В другой раз доскажу… – буркнул он, отряхивая задницу.
– У-у… – обиженно взвыли в ответ.
Мы с Петькой двинулись к воротам. Кто-то (кажется, всё тот же белобрысенький) проговорил с гордостью:
– В моём подъезде живёт…
– Ну ты что ж творишь? – прошипел я, когда мы отошли подальше. – «Гостью из будущего» на уроке смотреть! Дома, что ли, не насмотрелся? Вот отберёт учителка планшет…
– А он всё равно не мой, – шмыгнув носом, успокоил Петька. – Я его у Авдея взял…
Ага, думаю, совсем пролетела Уленька. В крайнем случае свалим на Авдея – его не жалко.
– Погоди! У Авдея же другой планшет!
– Другой… – подтвердил Петька. – А этот он у кого-то во дворе отобрал.
Я аж пальцами прищёлкнул.
– Во! – говорю. – Точно! Мероприятие, да?.. Ну будет ей мероприятие…
– Кому?
– Да есть тут одна… Знаешь, что ты сделал? Ты грядушечника разоблачил!
– Кого? Авдея?
– Ну! Ты ж у него почему планшет отобрал? Потому что там вражеская идеология была! «Гостья из будущего»! Пропаганда, прикинь! Собираем завтра собрание: ему – выговор, тебе – благодарность…
– Слышь! – ощетинился Петька. – Ты чего, стукача из меня сделать хочешь?
Ой, думаю, чего это я вправду… Аж стыдно стало. Покряхтел, оглянулся зачем-то на уголок гражданской хронообороны. Мелюзги на скамеечках поприбавилось, а перед ними приплясывал и размахивал руками белобрысенький. Петькину историю, видать, пересказывал. А может, свою уже придумал.
– Тогда так, – сказал я. – Давай запишу, что ты сейчас хронопатриотическую беседу провёл с младшими классами.
– Кто? Я? – Петька прибалдел.
– А что, нет?
– Да ну… – забоялся он. – Смеяться будут…
– Так это ж для отчёта! – не отставал я. – Нам с Улькой отчитываться послезавтра, а у меня ни одного мероприятия! Пойду сейчас спрошу, из какого они класса… Хорош малодушничать! Друг ты мне или нет?
Петька помялся, потом махнул рукой и сказал, что ладно.
– А вот насчёт смайликов там… чухчухов разных… – спросил я. – Сам придумал?
Дружок мой обиделся.
– Ага, сам! – огрызнулся он. – Ничего не сам! Ветеран один в магазин попросил сбегать…
– Что ещё за ветеран?
– Настоящий ветеран, из хроноразведки… Тут рядом живёт… Так вот его внедряли туда, прикинь! Давай лучше к нему сходим, расспросим… А ты себе мероприятие запишешь.
Возле сваренных из прутка школьных ворот приткнулась тачка, на багажнике которой было нацарапано «Будущее ждёт тебя».
Вконец обнаглели грядушечники.
Глава 3,
в которой ветеран хроноразведки рассказывает о том, как он был внедрён в будущее, а Прохор с Петром проверяют осенние паутинки на предмет шпионажа
Увидев ободранную входную дверь, я даже моргнул пару раз. Напомнила мне она кое-что. Кнопка – и та была точно такая же и тоже, наверное, сломанная, потому что Петька не позвонил, а постучал. Подождал полминуты и постучал снова. За дверью закряхтели, завозились.
– Кто? – спросили сиплым баском.
– Да я это, Мундыч. С другом вот пришёл…
– А кто это – я?
– Да Петька! Безотечества…
За дверью хмыкнули.
– Ну, если без отечества…
Дверь открылась. На пороге стоял небритый дядечка в отвислых трениках и майке-алкоголичке. Точь-в-точь папка мой, только морда другая.
– Пива принёс?
Петька полез в сумку и вынул оттуда пластиковую полторашку.
– Ну заходи тогда…
Прошли мы в комнату, и я опять растерялся – так она была на папкину похожа: раскладушка, бутылки в углу… Ничего себе ветерана Петечка откопал!
– Как ты его зовёшь? – шёпотом переспросил я.
– Мундыч, – тоже шёпотом ответил Петька.
– Почему Мундыч?
– Н-ну… сначала Эдмундычем дразнили, а потом уж Мундычем – для краткости… А вообще-то он Феликсович.
Ничего не понял.
Мундыч тем временем растянулся на раскладушке, свинтил крышечку, пива в стакан плеснул.
– Ну что, молодое поколение? – осведомился он между глотками. – О чём рассказать?
– Как тебя в будущее внедряли… – попросил Петька.
Начал Мундыч не сразу – сделал задумчивое лицо, помолчал.
– Ну что? – хрипловато заговорил он. – Никто меня, конечно, туда не внедрял. Просто лет пять назад оттепель была… хронополитическая… Короткая, правда, но оттепель. Нам будущее любить разрешили, им – прошлое. Первыми, понятно, они спохватились: дотумкали, значит, будуары хроновы, что, чем больше они нам вреда причинят, тем самим же хуже и станет. А там и до нас помаленьку доходить стало…
Я сидел тихо, только табуретка подо мной поскрипывала.
– А у меня диплом на носу, – продолжал Мундыч. – Вы что ж, думали, я тут всю жизнь на раскладушке провалялся? Не-е…
– А вы где учились? – отважился я задать первый вопрос.
– Вот те хрон! – взгоготнул он. – В высшей следственной, понятно, где ж ещё? Хроноразведки тогда ещё не было. Ну так вот… Вызывают меня к ректору, говорят: диплом подождёт, решили тебя на стажировку послать…
– К грядушкам? – с трепетом перебил Петька.
– Ну! Первого! Первого, прикинь! До меня ещё к ним никого не посылали… Ну я, понятно, спрашиваю: почему меня? И что оказалось…
Пиво в стакане кончилось. Мундыч взял с пола пластиковую баклажку и принялся наливать – долго-долго. Мы с Петькой аж извелись, пока он наливал. И пил нарочно медленно. Наконец утёр щетину вокруг рта, продолжил:
– Оказалось, в дипломной работе дело. Тема, оказалось, подходящая – устремлённая, так сказать, в перспективу: детская преступность. Дети, как это раньше говорилось, наше будущее… Жаргоны опять же изучал дошкольные, стало быть, и с языком проблем не возникнет…
– И не возникло?
– Не-ет… Да и у вас бы не возникло. Там язык-то… А тебя как зовут?
– Прошка, – сказал я.
– Староста класса, – уважительно добавил Петька.
– Так вот запомни, Прошка. В будущем язык вообще не нужен. Я тебе больше, Прошка, скажу: вякнешь там что-нибудь вслух – запросто могут привлечь за оскорбление чувств окружающих…
– Как это? – не понял я.
– А так! Ты ж вроде малец сообразительный. Вот и прикинь: с каждым годом приличных слов у нас становится всё меньше и меньше. Чего далеко за примером бегать? Возьми хотя бы слово «голубой». Раньше оно оттенок означало, а теперь что означает? А?! Вот то-то же… И дошли они, значит, у себя в будущем до жизни такой, что все слова стали неприличными. Все!
– А как же они между собой говорят?
– А никак! Картинки друг другу показывают, сюжеты, смайлики…
– И всю дорогу молчат?!
Осклабился Мундыч.
– Ага! Молчат… Мы, что ли, никогда не материмся? Ну вот и они так же… Ой, а с заборами… – Мундыч не выдержал – загыгыкал, даже стакан на пол отставил.
– А что с заборами? – жадно спросил я.
– Знаешь, как они в будущем на заборах пишут, на стенах? Нет? Ну вот слушай. Подойдёт, ткнёт пальчиком… и нарисуется на заборе клавиатура…
– Как на планшете?
– А у них там любая стенка – планшет. Да что стенка… Ты себе съедобный дисплей представить можешь?
– Нет.
– А я вот ел. Берёшь, скажем, пиццу, тычешь в неё пальчиком…
– И чего?! Клавиатура обозначается? Прям на пицце?
– Угу.
– Так она ж остынет, пицца, пока ты на ней…
– Остынет, – одобрительно подтвердил Мундыч. – А ты её опять разогрей. Опять пальчиком ткни, назначь нужный градус, нажми Enter, обожди минутку – и приятного аппетита… Так-то вот. – Он с сожалением приподнял баклажку. Пива в ней оставалось совсем немного.
– Мы ещё сбегаем, – заверил Петька. – Ты рассказывай давай!
– А что тебя конкретно интересует?
– Ну вот как тебя туда доставили? Машиной времени?
– Не знаю, – признался Мундыч. – Ректор говорит, давай, мол, по коньячку на дорожку… Выпил я – и отрубился. А очухался – уже там… – хмыкнул, качнул головой, будто заново удивляясь своим же воспоминаниям. – Знаешь, что странно показалось? – внезапно спросил он, обращаясь в основном ко мне. – Мошки полно! Столбами ходит, крутится. Кусать не кусает, а лезет повсюду. В глаза, за шиворот… Причём везде: на улице, в помещении… Думаю: что ж они гадость эту не потравят? Охрана природы? И что оказалось… – Мундыч вылил остаток пива в стакан. – Оказалось, никакая это не мошка, а махонькие такие беспилотнички, не больше комарика. Всё видят, всё пишут… – Допил, утёрся. – Это ж какой, думаю, кайф оперативным работникам! Ни наружки никакой не надо, ни свидетелей! Делов-то: скачал все данные – и, считай, дело раскрыто… И что оказалось…
Но мы с Петькой так и не узнали, что там ещё оказалось: глаза Мундыча заволоклись, рот приотворился – и ветеран неожиданно всхрапнул. Первый раз в жизни я видел, чтобы кто-то храпел с открытыми глазами. Потом локоть подломился, стакан стукнул об пол, а сам Мундыч распростёрся на раскладушке и тут уж задал храпака всерьёз. Глаза закрылись.
– Всё, – с сожалением сказал Петька Безотечества и встал с табурета. – Теперь только вечером очухается… Пошли!
