Павел Виноградов - Странные существа (сборник)
Неистовая страсть к писанию и категорическое его отторжение сплелись в его душе в отвратительный клубок. Разрешить это можно было лишь одним способом. Он высосал последние лохмы терпкого дыма и рывком поднялся. Внезапный кашель стиснул бронхи, дыхание пресеклось и в глазах заплескалась золотистая рябь, в которой утонули все мысли. Настала тьма.
– Вы – Евгений Юрьевич Беспутный.
Человек был как человек, в светлой одежде свободного покроя, с длинными волосами и хрипловатым голосом. Только вот возник словно ниоткуда, из мгновенно нахлынувшей и столь же быстро отступившей тьмы.
– Кто вы? – Евгений понимал, что вопрос оригинальностью не блещет.
– Потом, – отрывисто ответил человек. – Надо скорее убираться.
Он протянул руку, которую Евгений почему-то послушно взял. Пространство будто поплыло, увлекая их куда-то, всё быстрее и быстрее, пока они не понеслись со страшной скоростью по какому-то тоннелю, или это тоннель нёсся сквозь них. Там не было света, но и не сказать, что стояла тьма – скорее, царило полное отсутствие этих понятий. Евгений по писательской привычке попытался отобразить это в словах, но потерпел постыдную неудачу. Попытался ещё раз, но тут тоннель остановился.
Комната как комната, без индивидуальных черт, чистая, с простой и удобной мебелью.
– Беспутный, – повторил незнакомец, сидевший в кресле напротив.
Он рассматривал Евгения, словно тот был музейной редкостью – внимательно и с неким азартом ценителя.
– Да, я Беспутный, – Евгений уже был способен отвечать сложными предложениями, хотя по-прежнему не понимал ничего. – Вы можете сказать, кто вы такой и что, собственно, происходит?
– Сказать, конечно, могу, – незнакомец глядел с тем же выражением, – но вряд ли вы мне поверите.
– Я могу поверить во многое, – заверил его Евгений. – В любом случае сказать вам что-то придётся.
– Ваша правда, – вздохнул незнакомец. – Хорошо. Я из будущего.
Если он думал произвести таким образом впечатление на автора двух фантастических романов и множества рассказов, то просчитался. Что-то подобное Евгений и предполагал. Поэтому молчал, ожидая дальнейших объяснений. Незнакомец взглянул на него с лёгким удивлением, но тут же рассмеялся.
– Да, простите, совершенно забыл – двадцать первый… да ещё фантаст… Видите ли, до сих пор я работал с девятнадцатым, а тамошние реагируют совсем по-другому.
– Надо полагать, – кивнул Евгений, смутно понимая, о чём речь. – Предположим, я вам верю. Хотя бы потому, что остальные объяснения будут столь же фантастичны. Тогда вам придётся рассказать, зачем вы меня вытащили и…
Тут Евгений замолк: шок отступал и ощущение нереальности происходящего всё-таки достало. Незнакомец кивнул с пониманием.
– Меня зовут Набериус, я из дома Агареса, – он встал и слегка поклонился. – Понимаю, что это вам пока ничего не говорит, однако всё второстепенное узнаете после. Прошло двести восемь лет, четыре месяца, три дня и семь часов… от вашего времени.
Евгений вскинул голову, но промолчал.
– Мы занимаемся… переброской гениев из прошлого.
– Я – гений?! – это известие было куда сенсационнее, чем путешествие на двести лет вперёд.
Набериус кивнул.
– Ваше имя звучит сегодня примерно так, как в ваше время звучало… ну, вспомните любого из классиков.
– Но… зачем?
– Я же, кажется, сказал, – мягко произнёс Набериус, – мы собираем гениев из прошлого.
Евгений кивнул:
– Да, читал я пару рассказов об этом…
– Я читал таких пару десятков, – фыркнул Набериус. – И не исключено, что идея родилась под их влиянием.
– Вам что, своих гениев не хватает? – выпалил Евгений.
Набериус кивнул.
– Обычный вопрос. Хватает. Но гениев много не бывает.
Он суховато рассмеялся. Тут Евгения охватило возмущение. Его глаза округлились, как у кота, жёсткие усики встопорщились от гнева.
– Да как вы смели!..
Набериус взглянул ему прямо в лицо.
– А почему нет? В вашем вот случае, например?
– Потому… Потому что меня ещё не успели признать. Нигде не публиковали. Я не написал своей главной книги. Не знал славы. А вы…
Глаза Набериуса стали печальны.
– Я надеялся, вы поймете сами, – тихо произнёс он. – Ничего этого у вас не было. При жизни.
– Что?!
– Вы должны были умереть в тот момент, когда я вас забрал. Вы и умерли – в своём времени.
Евгений похолодел и потерял дар речи.
– Резкий перепад давления, у вас такое бывало – теряли сознание, падали и сразу поднимались. Но в этот раз, к несчастью, упали виском на острый угол батареи отопления. Умерли сразу. Через два года неудачливый издатель случайно наткнулся в интернете на вашу страничку, и у него появилась сумасшедшая мысль издать ваш третий, реалистический, роман. Права на все тексты ему за копейки продала ваша бывшая жена. Роман получил бешеную популярность – именно в этот момент он оказался очень актуальным. Под первый успех издатель выпустил фантастику, потом сборник рассказов, стихи. Через десять лет вас читали во всем мире. Ваш издатель стал миллиардером. А читатели, скажу я вам… Под влиянием вашего дара по миру прокатилась волна самоубийств. Юнцы бросались с высоты, прижимая к груди ваш роман.
Потупившись, Евгений молчал.
– Знаю, вы хотите спросить, – говорил Набериус, – что за тело осталось в вашей квартире. Искусственный кадавр, отличить который от настоящего трупа не сможет ни одна экспертиза вашего времени.
– И многих вы так?.. – тихо спросил Евгений.
– Перебрасываем перед смертью? – подхватил Набериус. – Да почти всех. Писателей, художников, вообще артистов. Сами подумайте, если мы имеем такую возможность, наш моральный долг – продлить их службу человечеству.
Только тут Евгений заметил на столе призывно мерцающий монитором компьютер.
Это был огромный мир, раскинувшийся по Земле и ближней зоне галактики. Мягкий и мобильный вариант феодализма вполне устраивал Евгения. Технические чудеса приводили в восхищение. Он побывал на нескольких планетах, разговаривал со множеством людей, властных и простых. Сначала немного удивлялся, что в своих странствиях не встретил ни одного гения из «переброшенных», но потом понял, что мир этот слишком велик, чтобы они могли где-то случайно пересечься. Да и, надо полагать, заняты эти гении было по горло, осмысливая и претворяя в искусство новые впечатления. Так же, как и сам Евгений.
Проблем с получением информации не было: биоэлектроника качала её непосредственно в мозг. Хуже, что пришлось оставить мелкие привычки, так помогавшие ему жить и писать в своём времени. Вино, трубка, кофе, длительный сон, периоды ничегонеделания, во время которых в нём, как зерно в скованной морозом почве, прорастали тексты. Набериус, его куратор, объяснил, что всё это отнимает слишком много времени и здоровья у ценнейших личностей, потому должно быть упразднено. А необходимые для процесса творчества состояния, которые достигались с помощью этих примитивных средств, легко и гораздо сильнее проявлялись под воздействием различных физиопроцедур. Как выяснилось, ненужными оказались и кратковременные периоды эйфории после написания новой вещи. Теперь Евгений от одного произведения сразу переходил к другому, не наслаждаясь мыслью, что предыдущее закончено. Постепенно от всей прошлой жизни у него остался лишь мучительный зуд, непрестанно подвигавший его к писанию.
Никогда он не работал так интенсивно. С его клавиатуры рекой текли романы, повести, рассказы, стихи, эссе. Набериус восхищённо просматривал их и забирал, стирая файлы в компьютере Евгения. Он говорил, что готовит полное собрание новых сочинений воскрешённого гения. Евгению было всё равно – он писал бы и без надежды издаться, лишь бы избавиться от мук творчества. Но чем больше он писал, тем сильнее муки эти глодали его – как неукротимая жажда больного холерой, утолить которую невозможно.
Со временем Евгений понял, что люди будущего просто эксплуатируют его дар в каких-то своих тёмных целях. Он, было, хотел возмутиться, напасть на Набериуса, сбежать. Но тут осознание грандиозности такого инкубатора для гениев потрясло его. Он бросился к компьютеру, чтобы написать об этом рассказ.
С вознесённой на невероятную высоту площадки, стоя на изящной балюстраде, Набериус обозревал это странное место. Сейчас он был в своём истинном облике – чёрного как сажа журавля. Пейзаж внизу состоял из миллионов одинаковых, мерно мерцающих ячеек, в каждой из которых покоилось обнажённое человеческое тело. Они были неподвижны, но Набериус знал, что люди эти погружёны в тяжкие труды. С помощью компьютеров, пишущих машинок, ручек, перьев, стилосов, кистей, карандашей, резцов, кинокамер они в своих грёзах, равнозначных здесь реальности, безуспешно пытались избыть пожирающую их изнутри творческую похоть. И всю вечность трудам их не настанет конца.
– Ты чем-то расстроен, мой Набериус? – раздался позади мелодичный кроткий голос.
