Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Возвращение
Я примерно знаю, что должен увидеть. Девочка-инвалид с высокой температурой. Примерно так и оказывается, за исключением того, что девочке семнадцать лет и выглядит она, как взрослая девушка с несколько необычной внешностью. Она лежит в кровати, прикрытая до плеч одеялом. Луноликое лицо, щеки с ярким румянцем и большие очки в толстой оправе, скрывающие незначительное косоглазие, сильно портят её внешность, но если заглянуть в глаза и поймать взгляд, то практически сразу забываешь карикатурность образа.
Сев на стул рядом с кроватью и сжав запястье пальцами, я спокойно смотрю на девушку и считаю пульс. Она так же смотрит на меня. И в какой-то момент я понимаю, что сегодня для меня судьбоносный день.
— Здравствуйте, доктор, — говорит она тихим голосом.
И я только через минуту отвечаю на приветствие. За это время я успеваю сосчитать число ударов сердца, и передо мной проносится короткая и насыщенная яркими эмоциями жизнь Маргариты Сальниковой.
— Что вас беспокоит? — говорю я, продолжая играть свою роль. Я всё еще доктор, хотя уже понимаю, что именно эта девушка вылечит меня.
— У неё температура поднимается до сорока градусов, — отвечает мать девушки, — особенно к вечеру. Я сбиваю её аспирином, и ей становится лучше, но потом температура возвращается. Вот, пожалуйста, градусник, полчаса назад измеряла — было тридцать девять и один.
Я, словно не слышу мать, снова спрашиваю:
— Что вас беспокоит?
— Голова, — говорит Рита, — она меня не слушается. Иногда болит, но чаще всего голова мне не подчиняется.
Я измеряю артериальное давление — сто тридцать на девяносто — и заглядываю в рот, отодвигая язык шпателем. Затем, с помощью матери повернув её на бок, слушаю легкие и сердце. Пальпируя живот, я вижу темно-красные продольные полосы на коже.
Убрав мой рабочий инструмент в портфель, я говорю матери:
— Ангелина Федоровна, принесите, пожалуйста, страховой полис и амбулаторную карту.
Женщина выходит, и я тихо говорю, глядя в глаза девушки:
— Если хочешь умереть, то надо не только очень сильно захотеть этого. Надо сначала нарисовать в своем сознании все то, что связывает тебя с жизнью, и только потом, разорвав эти картины на мелкие кусочки, ты сможешь обрести покой. Начинай это делать, я приду и, если у тебя не будет получаться, помогу тебе.
Мать девушки возвращается, неся документы. Я отвожу глаза, встаю со стула и иду к столу. Быстро просмотрев записи в амбулаторной карте и вписав свой осмотр и заключение, я пишу ниже лечение. Объясняю матери, что надо купить из лекарственных препаратов, и ухожу, даже не посмотрев в сторону девушки.
Я говорю «до свидания» только матери.
Выйдя из подъезда, я прячу глаза — вечернее солнце ярко светит прямо в них. Всего минут тридцать прошло с того момента, как я вошел в это подъезд, а, кажется, прошел целый год. Я медленно иду домой, думая о Маргарите Сальниковой, о молодой девушке, живущей с диагнозом детский церебральный паралич уже семнадцать лет. Она хочет умереть, и не знает, как это сделать. Маргарита уже неоднократно умирала в сознании, но в реальности способна только, склонившись над пропастью, созерцать бездну.
28
Вилентьев смотрел в зеркало. На висках появились седые волоски. Он так гордился тем, что у него нет ни одного седого волоска, и вот на тебе — пусть их мало, но сам факт их наличия заставляет задуматься.
Иван Викторович гордился своим хладнокровием. На месте преступления — даже если там всё было залито кровью и кишки трупов были вывернуты наизнанку — он всегда вел себя, как профессионал. Спокойно, рассудительно и деловито. В то время, как молодые следователи выскакивали наружу, зажав рукой рот, он искал улики, не обращая внимание на мерзость ситуации. Да, ему не нравилось ходить на вскрытие в морг, но и это он мог спокойно вынести. Сегодня ему пришлось выезжать на место преступления, где он чуть не потерял сознание, увидев разбитую ударом кувалды человеческую голову. И это случилось впервые.
Неужели что-то в нем сломалось?
Или он просто стареет?
Он услышал голос жены, которая звала его к столу. Поморщившись, он помыл руки и вышел из ванной комнаты.
В последнее время он заставлял себя возвращаться домой. А утром с радостью ехал на работу. И эта ситуация тоже не нравилась ему. Что-то важное уходило из его жизни, и он ничего не мог сделать. Это было сильнее его — брезгливость в отношении жены, которую он когда-то любил так сильно, что не мог себе представить жизни без неё.
Иван Викторович жевал мясо с жареной картошкой и думал, что даже пища стала другой — вроде вкусно, но как-то не так.
— Картошка какая-то сладковатая, — сказал он недовольно.
— Ваня, что ты такое говоришь, — всполошилась жена, — свежая картошка, я её купила на рынке, продавец сказала, что она только что выкопана.
Вилентьев проглотил пережеванный кусок мяса и внезапно подумал, что в последнее время стал думать о женщине, сидящей напротив, обезличенно. Просто жена, словно у неё нет имени. Её зовут Антонина, Тоня, но эти слова даже не возникают в сознании.
У него вдруг возникло чувство, что его привычный мир катится в тартарары. Быстро и необратимо. И седина на висках появилась неспроста. Это не старость. Это просто стрессовая ситуация, на которую он среагировал, как обычный человек.
Но — он опытный следователь, прошедший огонь, воду и медные трубы. Он, Вилентьев Иван Викторович, не может реагировать, как обычный человек в привычной для него ситуации.
Его размышления прервала трель сотового телефона. Майор протянул руку и, быстро глянув на имя на экране и нажав на кнопку, поднес трубку к уху. Он тут же забыл о своих мыслях, о жене и сладкой картошке.
— Да, Валентин.
Звонил молодой следователь, который сегодня дежурил в Управлении.
— Иван Викторович, убийство на улице Калинина. Молодая девушка. Я подумал, что вам будет интересно.
Майор Вилентьев почувствовал, как где-то в области мочевого пузыря возникло нехорошее ощущение.
— Ну, и? — нетерпеливо поторопил он лейтенанта.
— Там, на месте преступления, следователь из Ленинского ОВД. Он говорит, что преступник изрезал тело ножом и очень похоже, что выдавил глаз.
— Так, похоже или выдавил?
— Не знаю, Иван Викторович. Я его не понял. Я позвонил, потому что подумал — а вдруг это ваш маньяк?
— Правильно подумал, лейтенант. Я сейчас приеду. Диктуй адрес.
Вилентьев записал информацию и отложил телефон.
— Ваня, — плачущим голосом сказала жена, — опять? Тебя же дома практически не бываешь. Я думала, мы посидим вместе, посмотрим телевизор.
— Завтра посидим, — сказал Вилентьев, и через паузу заставил себя добавить, — обязательно посидим, Тоня.
Этот звонок словно вырвал его из полуобморочного состояния. Если это Парашистай, то — жизнь начинается снова. Или точнее — она возвращается к той незаконченной строке, за которой началось многоточие. Он быстро собрался и выскочил из квартиры. И, сидя за рулем, он включил радио и с улыбкой на лице стал подпевать, даже не задумываясь над словами песни:
Холодный ветер с дождем усилился стократно,
Все говорит об одном, что нет пути обратно,
Что ты не мой Лопушок, а я не твой Андрейка
Что у любви у нашей села батарейка…
До нужного места он доехал быстро, потому что на улицах, во-первых, было пусто, а, во-вторых, он находился в состоянии эйфории. Он показал удостоверение милиционеру, стоящему у входа в подъезд, и быстро поднялся на четвертый этаж. Санитары выносили на носилках тело, и майор подумал, что опоздал.
— Кого выносите? — спросил он.
— Это родственница жертвы, мать, наверное. Она пока жива, — ответил мужчина, стоящий в дверном проеме, — вы, я так понял, майор Вилентьев?
Заметив согласный кивок, он представился:
— Старший лейтенант Антонов. Следователь из Ленинского ОВД.
Он протянул руку, и Иван Викторович пожал её.
— Пойдемте, жертва там. Мы пока ничего не трогали. Ждем эксперта.
— А что с той женщиной? — Вилентьев махнул рукой в сторону уходящих санитаров.
— Черепно-мозговая травма. Скорее всего, именно она открыла дверь. Похоже, она его знала. Преступник ударил её по голове и оставил лежать в прихожей.
Вилентьев прошел в квартиру и пошел за следователем, глядя по сторонам. Обычная двухкомнатная квартира. Сразу направо маленькая кухня. Дальше небольшая комната, заглянув в которую он увидел шкаф, узкую кровать, книжную полку от пола до потолка и стол с компьютером.
— Тело здесь, — позвал его старший лейтенант.
Иван Викторович вошел в гостиную. И неожиданно для себя замер. Запах крови и вид растерзанного девичьего тела. Голова жертвы повернута в сторону и трудно понять, что с лицом.
