Владимир Моисеев - Наивный наблюдатель
— Вы привезли бумаги? — спросил Зимин.
— Да, конечно. Сейчас посмотрю, не забыли ли наши бюрократы какой-нибудь ерунды.
Небов внимательно осмотрел документы, убедился, что все они оформлены правильно, удовлетворенно кивнул и аккуратно поместил их в специальную папку.
— Все в порядке. Поехали, что ли?
Зимин решительно встал. Чем быстрее все произойдет, тем лучше.
— Посидим на дорожку, — тихо сказала Марго.
— Зачем? — удивился Зимин.
— Не знаю, так принято.
— Долго надо сидеть?
— Нет, минуту.
— Свободная минута у нас есть, — сказал Небов. — Вообще-то здесь недалеко. Если знать маршрут, до пункта фильтрации можно добраться часа за два. А там задержек не бывает, если документы правильно оформлены.
Пока дорога пролегала через однообразные застройки Трущоб, Зимин немного подремал. Наверное, его психика не выдержала напряжения последних дней и отключилась до лучших времен. Мобиль на высокой скорости понесся по исключительно ровному шоссе. Качество дорожного покрытия было просто потрясающим. Зимин был приятно удивлен, он не знал, что современные укладчики асфальта способны настолько умело выполнять свою работу. Он догадывался, что для элиты все делается самым лучшим образом, но не думал, что это будет выглядеть так наглядно и впечатляюще.
Других мобилей на шоссе видно не было: ни впереди, ни сзади, да и навстречу никто не мчался. Они были одни. Только через каждые пятьдесят метров у обочины стояли роботы полицейские, готовые пресечь любую попытку несанкционированного проникновения. В этом было что-то глубоко символичное. Так и должен был совершаться переход из одного мира в другой.
— Тебе совсем не страшно? — спросила Марго шепотом, чтобы не услышал Небов, который устроился на переднем сиденье. — У меня такое чувство, что мы умерли, а наши души отправились в рай.
— Но мы живы, — возразил Зимин.
— Так получается еще страшнее: ты хочешь сказать, что умерли наши души, а в рай отправились тела?
— Вовсе нет. Мы живы. И души наши живы. Мы просто переезжаем на новое место жительства.
— Разве ты не чувствуешь, что с нами происходит что-то ужасное?
— Разумеется, нет.
— А у меня сердце защемило, когда он сказал, что нам нельзя брать свои вещи. Я вспомнила, как люди говорят: «На тот свет свои богатства не возьмешь»! Понимаешь, мы отправляемся на тот свет.
— Не придумывай. Если нам не понравится в Усадьбе, мы в любой момент сможем вернуться домой. Думаю, что насильно нас удерживать не будут. Не такие мы с тобой важные птицы.
— Почему-то никто еще не вернулся!
— Это означает, что всем нашим предшественникам там понравилось.
— Всем-всем? Без исключения? Так не бывает, — глаза Марго предательски заблестели.
Зимин спорить не стал. Это действительно было странно. Но думать о плохом не хотелось.
Шоссе проложили сквозь ужасающего вида болота. Их цвет удивил Зимина: вода, земля и растительность здесь были яркого ядовито-рыжего цвета. Он раньше слышал об этом, но вспомнил только, когда увидел своими глазами. Рассказывали, что цвет это вызван огромным количеством отравляющих веществ, будто бы распыленных когда-то в буферной зоне, отделяющей Усадьбу от Трущоб. Сделано это было после того, как власти сообщили о разъединении общин, чтобы пресечь попытки несанкционированного проникновения нежелательных элементов на территорию Усадьбы. Люди не поверили, что их собираются травить ядовитыми газами за столь мелкое правонарушение. Кто-то даже попытался наладить нелегальное проникновение. Ничего не вышло. Тогда много предприимчивого народу пострадало.
Можно верить в мифы и россказни, можно не верить. Зимин не верил, однако сейчас, поглядывая в окошко на оранжевые болота, он был рад, что так и не собрался лично проверить слухи, хотя такое желание у него было. Он даже по случаю выменял у одного чудака исправный противогаз.
— Сгинем мы там, — сказала Марго.
— Ерунда. Мы с тобой справимся.
Дальше ехали молча. Зимину стало немного скучно, он никак не мог заставить себя думать о том, что его ждет в Усадьбе, потому что даже приблизительно не представлял этого. А думать вообще он не умел. Он любил обдумывать взаимосвязь причин и следствий.
Внезапно мобиль резко остановился. Дорогу перекрывал шлагбаум. Возле него находилось несколько солдат.
— Это наша достопримечательность, — сказал Небов.
— Шлагбаум? — удивился Зимин.
— Это не шлагбаум, это пункт фильтрации.
Небов протянул одному из часовых пластиковую карту, тот вставил ее в считывающее устройство своего компа. Солдаты подняли шлагбаум, дорога была открыта. Зимин и его подруга Марго стали жителями Усадьбы.
— Все в порядке, — сказал Небов. — Осталось только отвести вас в мэрию для регистрации, и все — заживете, ребята, по-человечески. В мэрии вам выдадут жетоны, выделят жилье, определят на работу. Обычно у новичков рабочий день начинается в три часа дня. И, конечно, вас познакомят с некоторыми принципами устройства нашей жизни, нарушать которые нельзя ни при каких условиях. Очень уж сурово наказание. Одно вам хочу сказать: наша карательная система так устроена, что действует по факту, не принимает во внимание смягчающие обстоятельства. Постарайтесь не нарушать. Для вашего же спокойствия.
— Понятно, — сказал Зимин. — Я бы хотел получить некоторую личную информацию. Без вашей помощи мне явно не обойтись. Но сейчас, наверное, не время. Хорошо, спрошу при следующей встрече.
— Мы с вами больше не увидимся, — твердо сказал Небов. — В этом нет необходимости.
— Жаль. Я рассчитывал…
— Ваши расчеты не осуществятся.
— Тогда разрешите, я задам свой вопрос сейчас. Дело в том, что я хотел бы стать писателем. Умения и таланта у меня хватает, уж поверьте. К кому мне обратиться? Хочу передать рукописи для прочтения настоящему писателю.
— Мой совет: выбросите эту дурацкую идею из головы. И никому больше не говорите о своей странной мечте. Иначе вам не поздоровится.
— Но что же мне делать?
— Не знаю. Придерживайтесь действующего договора и сохраните жизнь. Старайтесь ограничивать желания.
— Зачем вы мне это говорите?
— Это моя работа — лишать вашего брата иллюзий, — Небов рассмеялся.
Зимин с горечью отметил, что его мечта исполнилась пока только наполовину.
2. Потребность в бриллианте
Зимин с трудом открыл глаза. Солнечные лучи самым невыносимым образом пронизывали комнату, укрыться можно было только, набросив на голову плед. Вторник, чего еще можно ожидать по вторникам? Совет Усадьбы постановил, что два-три раза в неделю утро обязательно должно быть омерзительно солнечным. Эксперт Комитета жизни, кстати, хороший знакомый мэра, посчитал, что солнце полезно для нервной системы людей. Решение было подтверждено референдумом. Зимин правом голоса не обладал, поэтому ответственности за это решение нести не собирался.
Он был не один в кровати, иначе обязательно громко и с чувством спел бы старинную песенку Виктора Цоя:
За окнами солнце, за окнами свет — это день.
Ну, а я всегда любил ночь.
И это мое дело — любить ночь,
И это мое право — уйти в тень.
Можно было задернуть гардины, но Зимин не стал. Его подруга Марго любила прислушиваться к рекомендациям Комитета жизни, и потому трепетно исполняла любые, даже самые нелепые постановления Совета.
Переубеждать ее было скучно — толку добиться все равно не удалось бы, разве что, нарвался бы на очередной скандал. Что-то много их стало в последнее время. Зимин рассчитывал, что однажды выяснится, что Марго киборг. И у нее ошибка в управляющей программе. Это было бы спасением, потому что ошибку можно обнаружить и исправить. С Марго эти штучки не проходили. Она была живая. Логика Зимина на нее не действовала.
Следовало признать, что утро не задалось, на душе было скверно.
