Вадим Еловенко - Пастухи на костылях
Кроме боли в ноге вдруг нахлынула и головная боль, напомнившая о давней контузии. Разозлившись сам на себя, Илья поднялся и, чертыхаясь, поковылял к дому. Проклиная все на свете и особенно полковника, обещавшего, что лифтом займутся непременно и сразу, Илья пешком поднялся к себе и открыл дверь. Как он в этом дурдоме ключ-то от квартиры не потерял?
Не медля не секунды, закрыв за собой дверь, Илья пробрался в комнату и повалился на кровать. Только он лег, как колено пронзила абсолютно нестерпимая боль. Он застонал сквозь сжатые зубы и, надеясь на старый прием, невероятно больно ущипнул себя за руку. Три секунды передышки пока нервная система, переориентированная на новый раздражитель, почти не давала сигналов боли из колена, Илья буквально глотал воздух. Боль вернется, понимал он. Непонятно как, но аванс, выданный Богом… Дьяволом или еще кем-то, закончился. Отбегав как молодой эту войнушку, теперь Илья глотал ту боль которую испытывал бы все это время. Он вдруг ясно осознал, что все правильно. Что так и должно было быть. Теперь просто настала его очередь терпеть…
3.Сергей укладывал бумаги, которые никто и не подумал вернуть в мэрию в багажник своего автомобиля. Интересно, дадут их ему вывести за еще не снятые с дорог блокпосты? — думал он. Рассуждая, а имеет ли смысл вообще рисковать, пытаясь вытащить доказательства махинаций с землей бывшего мэра, он вспоминал, что и тех бумаг, что увез к его друзьям курьер и так достаточно для многого. Зачем еще самому подставляться? Виктор, что сидел на крыльце школы и грел свои уродливые шрамы на солнышке, сказал громко:
— Не передумал?
Этот вопрос никак не относился к документам мэра. Просто накануне товарищ попросил совершить нечто очень важное для него и, выслушав, Сергей отказался.
— Я же тебе говорил, что прямиков в Питер рвану. — Напомнил Сергей ему. — Я просто не успею разобраться с твоими делами в Москве. А дел я так понимаю у тебя там вагон и маленькая тележка. И причем темные дела какие-то. — Закончил с усмешкой Сергей.
— Да не темные… — отмахнулся Виктор. — Я же тебе говорил.
— Ага. Когда мне говорят, что из-за бизнеса начинают головы простреливать, я понимаю что бизнес не очень честный и там есть, что делить. — Сказал деловито Сергей. — У меня батя тоже отличился в девяностые… так что я в курсе.
— Дурак ты. — Сказал с улыбкой напарник.
Не обидевшись, Сергей сказал, захлопывая багажник:
— Ну, я все. Пошли к Вовке. Он там уже все разлил. Если не выпили.
Поднимаясь со ступенек, помощник спросил:
— Ты его в Москву повезешь?
Сергей, двумя прыжками взлетев по лестнице, ответил:
— Вовку? Ага. А ты разве не с нами поедешь? Завтра как протрезвеем, сгоняем за твоей тачкой, где ты там ее бросил, и покатим все вместе.
— Ну, нет. Я что-то больше не хочу дырок в голове. — Заявил Виктор и добавил: — Буду ждать другого альтруиста, кто мне поможет. А пока попробую до Новосибирска хоть дозвониться. Как телефоны в городе починят. Или хотя бы сотрудникам.
— Мой зарядится, я тебе дам позвонить. — Пообещал Сергей, открывая перед изуродованным коммерсантом дверь.
Наверху, в учительской, пьянка шла полным ходом. Бывшие бойцы, а теперь приобретшие вообще неясный статус подследственных, но которым никак не ограничивают свободу передвижения, шумно заливались честно сворованной во время конфликта водкой.
— … ой, народ, чувствую больше мы не погуляем так, — сказал кто-то из «боевиков». — Не сегодня завтра придут за нами возьмут под белы рученьки и обвинят в расстреле мирных жителей…
Кто-то заорал ему в шутку, что бы не каркал, а все остальные зашумели, что валить надо и быстро, и в разные стороны, а лучше вообще за границу. Сергей подошел к столу и, взяв приготовленный ему стакан, сказал:
— Парни, а ведь Богус прав. — Он, как и прочие называл Илью по сокращенной фамилии. — Великое дело сделали. Да, крови пролили немало. Зато теперь любая тварь в больших кабинетах будет оглядываться по сторонам… не зарвался ли он.
— А мы хоть одну такую тварь на тот свет отправили? — Спросил язвительно Владимир, что вальяжно развалился на стуле во главе стола. Не дожидаясь ответа, он зло воскликнул: — Ну, а чего ты говоришь тогда?
Сергей покривился немного от такого «наезда», но продолжил:
— Мы не сдались. Мы сделали просто свою работу. — Его не смущал тот факт, что он почти не участвовал в боевых действиях. Он говорил «мы», подразумевая не только бойцов Ильи, но даже местных жителей, что не ушли, оставшись добровольным живым щитом, защищающим бойцов от минометов и возможно безумного штурма спецчастями. — Что бы там Вовка не вопил, мы поставили на место многих.
Вовка на «вопил» не обиделся. Он наоборот заулыбался и тоже поднялся. Сергей продолжал:
— Давайте за нас. Пусть с кровью на руках, пусть может быть неправы в чем-то… Я думаю, мы заслуживаем хотя бы минимума уважения к себе. Как любой человек в этой стране. И если эти уроды там наверху снова забудутся…
За него закончил Владимир:
— Если они снова будут на нас срать и врать нам в лицо мы уже знаем что делать.
Осознание, что вот они, нашли свой пусть давления на власть, что именно они заставили власть отступить, что они сделали невероятное — заставили чиновников жрать друг друга только чтобы спастись, переполняло их странной гордостью. И если позже эта развратная девка — История, осудила их путь решения «вопроса», то в тот вечер никто еще не мог судить их. Когда нет путей, идешь по бездорожью.
4.— Оленька, притормози, пожалуйста, мне звонят.
Ольга терпеливо скинула скорость, продолжая не понимать, как сто километров в час связаны со звонком на телефон пассажира. Но, привыкнув улыбаться и выполнять просьбы Анны Андреевны, Ольга в очередной раз скинула скорость до шестидесяти и перестроилась в правый ряд. Судя по разговору своей бывшей начальницы, звонил ее муж.
— Да, дорогой. Да, все нормально. Машина отлично себя ведет, не волнуйся. — Ольга чуть не прыснула смехом. Оставшийся в Питере Александр Павлович, который спасал свой бизнес, звонил жене отправившейся в абсолютно безумное путешествие, чтобы узнать, как ведет себя машина. Глупость ситуации поражала молодую девушку. Но она молчала и даже сурово сдерживала улыбку, не отвлекаясь взглядом от дороги. А Анна Андреевна, словно успокаивая мужа, говорила: — Не волнуйся дорогой. Мы уже Клин прошли. Свернули где надо, не потерялись. Передай спасибо Олегу. Ах, он у тебя сейчас? Дай ему трубку, пожалуйста. Здравствуй, Олег. Я уж думала ты никогда у нас не появишься. Да я все понимаю, времена такие. Мы Клин прошли. У нас больше сложностей не будет? Спасибо тебе, дорогой. Я так за Сереженьку волнуюсь. Да, я записала адрес твоего человека. Я обязательно заеду к нему. Я тебе до конца жизни благодарна буду. А если мое чудовище будет тебя душить на цены, я его сама ночью придушу…
Ольга уже улыбку не сдерживала. В мире должно было многое измениться, чтобы отъявленные конкуренты сидели в одной квартире и переживали за судьбу сына одного из них. Нужно было дать значительного пинка этой стране, чтобы понять, что женщины стали более надежными товарищами, чем алчные мужики. Сбежавший с наличностью фирмы Александр, так и не объявился до самого их отъезда. Признав того редким подонком, Анна Андреевна пообещала, что когда фирма заработает вновь, именно Ольга станет на место этот урода. Ольге было, откровенно говоря, приятно не смотря на то, что возвращаться она не очень хотела.
Анна Андреевна попрощавшись и с мужем и с любимым, уже без кавычек, конкурентом прервала звонок и сказала Ольге:
— Оленька, набирай скорость, как тебе нравится…
А Оленьке на семейном «инфинити» Анны Андреевны нравилась безупречная сотня. И хотя даже на сто сорок скорость в этой гигантской после «Жигулей» машине практически не чувствовалась Ольга не «хамила» и быстро скидывала скорость завидев впереди населенный пункт или соответствующие знаки.
Выехав в десять утра, они только к восьми вечера миновали Клин. Вот что значит хотя бы видимость соблюдения правил создавать. Неслись бы они как все прочие уже давно бы подъезжали к концу путешествия. А так им еще предстояло чухать и чухать. И хорошо если до полуночи доберутся они до места, рассуждала Ольга. Анна Андреевна даже поспать уже успела, а Ольга устав от длительной поездки думала, что уснет, если ничего не предпринять срочного. А что можно срочное сделать, если даже музыку расстроенная мать не хотела слушать. Она считала кощунством крутить попсу, когда ее сынок, может быть, там погибает. Тяжело вздыхая, Ольга начинала ненавидеть Сергея.
Чувствуя, что у нее банально слипаются глаза, девушка не выдержала и, «прижавшись к обочине», остановилась.
— Мне надо пройтись. — Сказала она Анне Андреевне и вышла из машины.
