Глеб Корин - Радуга
Мария Ивановна засмеялась совсем-по-девичьи и замахала руками:
- Да уж помню, помню! Так с этой шубой в роддом-то и приехал! Пятерых нас сразу выписывали, выходим мы – все папаши молодые родильниц своих с цветами в руках встречают, а мой - с шубой! Так мы в эту шубу Юру-то и завернули – и поехали…
Мария Ивановна затряслась уже в беззвучном смехе и стала вытирать глаза уголком платка.
Сергей медленно заговорил, продолжая обдумывать что-то:
- Смотрите, что получается… Война началось в 41 году, Юрий Гагарин полетел в космос в 61 году. Двадцать лет. За это время произошла страшная война – сколько людей погибло, сколько всего разрушено и уничтожено было. В этой войне то государство победило, восстановило разрушенное, построило космические корабли и послало человека в космос. Так?
Старички кивнули.
- Государству Украина те же двадцать лет от роду, и начиналось оно, как богатая страна с огромным потенциалом – мощная промышленность, лучшие земли, трудолюбивый народ. Никто на нас не нападал, никакой войны не было - откуда же взялась разруха, мертвые поля, ограбленные и обездоленные люди, молодые и здоровые мужики, бессильно рыдающие от того, что не в состоянии прокормить свои семьи? Что такое на нас на всех упало? Что с нами произошло?
Иван Лукич опустил длинные усы, а Мария Ивановна опять приложила уголок платка к глазам.
- Двадцать лет, - повторил Сергей, - те же двадцать лет…
Оля ласково прикоснулась к его руке.
- Не буду, Оля, больше не буду, честное слово. И вы простите, просто у меня не прошло еще … - Сергей сделал рукой неопределенный жест.
- Гхрмм! – произнес задумчиво Иван Лукич, - А воно й не пройде, Сергию. Бо то будет означаты, шо в тебе прошла боль за других и сострадание. Тут из сердца мало шо уходит. Тут новое приходит… Хотя, какое оно новое – оно всегда у сердцях та душах людських було, ага… Киш-киш! Ты он лучче до квиток леты, бач, яки квитки тут гарни, - последнее относилось к пчеле, которая делала заход на яблочный пирог.
Ольга машинально перевела глаза на цветник:
- Скажите, а кто тут жил до нас?
- Кононенки жили, Никифор Петрович, Елена Даниловна и детки их. Трое у них было: Николай, Ванечка и Маринка. Хорошая семья, песни очень любили, все, бывало, поют – и за работою, и вечерами, всем семейством соберутся и поют. И все ладно-то так, на разные голоса! Я тоже до песен большая охотница, хаживала к ним, столько песен переняла! Лукич-то мой петь не тароват – медведь на ухо наступил, больше усердием брал. На Озерки они перебрались, построились там. Дом большой, хороший, да еще с этой, как ее… массандрой…
- Мансардой?
- Во-во! Были мы с Лукичом у них на новоселье. А вы строиться собираетесь, или как?
- Да пока нам и здесь хорошо, да Сережа?
***
- Значит, «таможня дает добро»?
- Да. Также привлекаем людей из службы Саныча и «Ариадны». Доводишь задачу руководителям подразделений: своих людей они разбивают на двойки, каждая из которых работает по своему списочку потенциальных беглецов. Всю, абсолютно всю информацию по этому делу, даже побочную, только ко мне. Нам нужен непосредственный контакт с Объектом. Подчеркиваю: непосредственный контакт! В случае удачи, кроме обычной «раздачи слонов», Василий Васильевич лично пообещал дополнительные премиальные из своих фондов. Вопросов нет. Работай!
Спортивного вида парень в ветровке о чем-то оживленно беседовал со старушками, сидящими на лавочке возле подъезда облупленной четырехэтажки. Затем кивнул и бегом бросился в сторону серебристого «Джипа-Чероки», припаркованного неподалеку. Сидящий в нем человек вопросительно поднял голову.
- Минут двадцать назад отправились на автовокзал, Московская площадь. Едем, Михалыч?
- Опять пустышку тянем, Толя… Да едем, едем…
Серебристая машина резво выскочила на проспект и бесцеремонно заняла свое место в плотном потоке.
- Величко Петр был одет в джинсы и белый свитер, его жена тоже в джинсах, на ней бордовая кофточка с люрексом. С ними дед и бабка. Он – в светло-сером плаще, она – в зеленом пальто, на голове шляпка. Двое детей были одеты во что-то спортивное, бабки у подъезда не разглядели конкретно. Эх, жаль – фотографий нет!
- И не надо. Бабкам – благодарность в приказе. Лишь бы не опоздать.
- Междугородний автобус «Киев-Бершадь» подан для посадки на третью платформу! – насморочным голосом объявил громкоговоритель над головой. – Время отправления – 14.15!
Молодой мужчина в белом свитере помогал войти в желтый «Икарус» пожилой женщине в зеленом пальто.
- Третья платформа, садятся в автобус, - негромко сказал своему левому плечу парень в ветровке.
Михалыч вынырнул из-за киоска с шаурмой, прислонился к колонне навеса и лениво закурил. Дождавшись, когда старенький «Икарус» зарокотал и стал сдавать задом, он выстрелил окурком в сторону урны и направился к хаотичной группе припаркованных машин. Юноша в ветровке последовал за ним. Вскоре «Джип-Чероки» уже неспешно двигался по трассе. Сидящие в нем о чем-то переговаривались, не обращая никакого внимания на нервные сигналы сзади и невнятные крики из окон машин, идущих на обгон.
4
- Сергей, вы не хотите съездить с инспекцией на Спящие Села?
- Спящие села? Что это?
Ганецкий достал со стеллажа рулон, отделил от него верхний лист и развернул на столе. Это была выполненная от руки топографическая карта в мастабе 1:200000.
- Вот наши Нагоряны. Это – Озерки, Вишневое, Радонеж… Вот эти голубые зоны – здесь, здесь, здесь и так далее – это и есть Спящие Села. Видите, как их много? Это обычные села, которые как будто впали в летаргический сон. Подождите, сейчас расскажу! – он поднял руку, предупреждая очередной вопрос. – Время там словно остановилось – дома и вещи не ветшают, с деревьев не опадает цвет и яблоки не гниют. Села эти «просыпаются», то одно, то другое по мере того, как сюда прибывают люди. Ракитное «проснулось» три года назад, потом Калачковцы. В прошлом году – Подлипки… Названия, кстати, им дают сами жители, как заселятся и обживутся. А до этого – видите? – они у нас идут просто под номерами.
Он поднял глаза на Сергея:
- Вы у нас архитектор или где? На вас теперь и генплан новостроек, и благоустройство, и развитие…
- Да, конечно. Просто это новое.
- Ну да, ну да! Занесете в каталог «проснувшиеся», какие обнаружите – должны же мы знать изменения в жилом фонде в зоне нашей ответственности. Да и вам просто интересно будет посмотреть все самому. Завтра подходите к десяти, Коля с машиной – в вашем подчинении.
- Семен Ефремович, ну какой же руководитель из новичка?
Ганецкий подмигнул:
- Вдумчивый!
Село лежало в голубом мареве. Сергей попросил остановить машину и вышел наружу. С холма открывался вид на заросшее камышом озеро. Полудугою оно охватывало цветущие сады, в которых по черепичные и соломенные крыши тонули хаты. Сверху хорошо были видны ивы и камыш на озере, колеблемые ветром, однако деревья в садах были неподвижны.
- А в само село мы можем заехать или зайти?
Николай кивнул:
- Если хотите, пойду с вами – вам по первому разу непривычно будет. Тут дел-то всего – галочку поставить и двигать дальше, в сторону Борового. Это во-он туда! Идемте?
Голубоватая дымка начиналась на границе заборов, садов и ухоженных огородиков.
- Ныряем, Сергей Сергеевич!
Сергей сделал пару шагов и глубоко вдохнул. Дышалось немного по-другому, как будто накануне грозы или в барокамере.
- Чувствуете, ага? – спросил Николай. – Это безвредно и неопасно, только идти лучше не спеша.
Цветущие и тяжелые от плодов ветви деревьев свешивались на узкие улочки, где мощеные камнем, а где полузаросшие травой. Кусты сирени за низкими заборами открывали маленькие ухоженные дворики с мальвами и георгинами под окнами, хозяйственными постройками в глубине и забытыми в густой тени детскими стульчиками.
Сергей открыл ближайшую калитку и вошел во двор. Ветка цветущего абрикоса скользнула по его лицу, и он вдруг понял, что цветы не пахнут. Никак. Он подошел к двери, взялся за ручку и почувствовал, что ему расхотелось входить. Сквозь чистенькое окошко был виден кувшин на подоконнике и краешек стола под скатертью в полоску. Дом спал и ждал своих хозяев. Сергею почему-то стало стыдно.
- Возвращаемся, Коля.
- Да, Сергей Сергеевич. До Борового к вечеру доберемся, там заночуем. По дороге успеем еще пару-тройку номеров проверить.
Боровое было большим селом, скорее, даже поселком. Местный голова радушно просил остановиться именно у него:
- Бобылем живу, один в трех комнатах, так что не стесните никак. Мы с женой покойной всегда гостей любили, изволите видеть. Если угодно освежиться с дороги, душ налево по коридору. А я тем временем с ужином разберусь.
