Антон Фарб - Бег крысы через лабиринт
Саму станцию метро взорвали во время подавления мятежа патаренов Ювентуса, а из прежней клиентуры Касиана в живых остались немногие: кто-то погиб в жестоких корпоративных конфликтах, кого-то доконали злые улицы, а кто-то распродал свое тело на запчасти другим, менее амбициозным хирургам. Те же, кто умудрился сохранить в относительной целостности свое тело и разум, отличались параноидальной осторожностью и на контакт шли с крайней опаской. Налаживать оборванные ниточки деловых связей с ними было все равно что ощупью, вслепую, оперировать пациента с неразорвавшейся зажигательной пулей в животе.
Сложности добавляло еще и то, что «Эшер-хаусом» владели несколько корпораций, для которых содержание недостроенного отеля было вопросом скорее престижа, чем прибыли. Базовый пакет акций принадлежал Хайятту, но системы жизнеобеспечения находились в ведении Дюпона, подряд на строительство северо-восточного бастиона был у Хилтона, а вертолетные площадки на крыше обслуживались Конкордом. В итоге, гарнизон «Эшер-хауса» был укомплектован не гезитами какой-либо одной корпорации, а наемными ландскнехтами. А с ними ссориться не желал никто.
Результатом интуитивно-беспорядочной деятельности Касиана стал телефонный звонок на одноразовый мобильный телефон, присланный Касиану по почте. Мы в курсе ваших проблем, сказал голос в трубке. Мы готовы взять на себя их решение. Если вам знакомо имя Нито но-Масамори, вы можете полностью нам доверять. По нашим данным, вы не располагаете достаточной суммой для оплаты наших услуг, однако, благодаря рекомендации Нито-сана, мы готовы снизить цену. Вы же, в свою очередь, должны будете предоставить нам объект для подмены…
От укола Инга вздрогнула и задышала мелко и часто. Ее длинные, пышные ресницы — предмет особой гордости Касиана — затрепетали, повторяя судорожные движения глаз. Касиан убрал шприц, закрыл аптечку и отстегнул ремень безопасности, удерживавший Ингу в кресле.
— Просыпайся, — сказал Касиан.
Инга открыла глаза. Тонкими изящными пальчиками она помассировала виски, потом огляделась по сторонам и нахмурилась.
— Ты… — с легкой хрипотцой сказала Инга, — зачем меня сюда привез? Да и куда, собственно, ты меня привез?
Касиан повернул зеркало заднего вида так, чтобы Инга смогла в него заглянуть.
— Видишь эту дверь? — спросил он.
— Ну, — осторожно ответила Инга.
— Через три минуты, — сказал Касиан, бросив взгляд на светящийся циферблат наручных часов, — оттуда выйдет человек. Ты пойдешь с ним и будешь делать все, о чем он тебя попросит.
Бровь Инги удивленно поползла вверх.
— А почему я… буду делать все, о чем он меня попросит?
— Потому что ты не можешь мне отказать, — сказал Касиан.
— Не могу? — хмыкнула Инга.
— После всего, что я из тебя сделал… Ты не можешь предать меня именно сейчас.
Инга дернулась, как от пощечины.
— Да, — сказала она, посмотрев на Касиана без тени обиды, но с каким-то тоскливым равнодушием. — Не могу.
Она отвернулась и добавила с горечью:
— Когда-то я считала тебя своим Пигмалионом. А ты оказался обычным пигмеем, мечтающим взобраться на плечи гигантов…
В боковое стекло «Хаммера» постучали. Не говоря ни слова, Инга распахнула дверцу и шагнула в промозглую сырость. В салон ворвался холод декабрьского вечера. Касиан перегнулся через сиденье, захлопнул дверцу, развернул зеркальце обратно и увидел, как Инга и размытый силуэт ее спутника сгинули в бездонной темноте дверного проема.
Он должен был сидеть в машине и ждать; так было оговорено. Синоби обещали привести Тави через пятнадцать минут после предоставления замены. Синоби всегда держали свое слово. За это их боялись даже больше, чем федайинов Халифата: за верность слову. Механическую, неумолимую, роковую исполняемость обещанного. Касиан должен был просто сидеть в машине и ждать…
Он не стал хлопать дверцей. Холодный воздух пощипывал кожу. К вечеру собирался дождь, пахло сыростью и гнилью, и все в дворике уже было влажным: под ногами чмокали наслоения грязи, лужи затянуло белесой мутью, а над канализационной решеткой вились столбики вонючего серого пара. Касиан передернул плечами, поеживаясь, и с хрустом размял шею, наклонив голову влево-вправо, а потом до предела закинув назад. Небо над двором-колодцем было рассечено клювом строительного крана; там, в вышине, задумчиво помигивали габаритные маяки кроншпицев, и выглядывала в прорехи облаков бледная, зеленоватая луна.
В дворике было очень тихо. Где-то вдалеке, едва слышно, лаяла, захлебываясь, собака. Над котлованом клубился туман, расползаясь по всей стройплощадке. С улицы доносились гул моторов и отрывистые гудки. На аукцион съезжались покупатели…
Касиан поднял воротник пальто, сунул руки в карманы и деловито огляделся. Дворик оставлял синоби всего три пути отхода. Пожарная лестница — зигзаг балконов и переходов, шаткое даже на вид сооружение, укрепленное на вбитых в стену костылях; самый нижний из балконов не доставал до земли пяти-шести метров. На балконе были пазы для выдвижной стремянки, но самой стремянки не было. Также синоби могли вывести Тави через потерны канализации — туда вела массивная решетка, вросшая в грязный асфальт. И еще была сизая дверь…
За спиной у Касиана что-то громыхнуло. Он резко обернулся и увидел, как толстый повар в замызганном фартуке колотит помойным ведром об край мусорного бака. Сизая дверь была распахнута настежь. Повар, утробно ворча и будто бы не замечая ни Касиана, ни «Хаммера», перегородившего весь двор, опорожнил ведро и побрел к двери. Касиан медленно выдохнул, открыл дверцу «Хаммера», залез внутрь и оцепенел.
В машине кто-то был. Какой-то странный куль на сиденье рядом с водительским. Касиан присмотрелся. Это был не куль; это была паранджа. Касиан приподнял ее и увидел Тави. Она тяжело и неровно дышала. Он пощупал ей пульс — глубокий обморок — опустил паранджу, включил зажигание и осторожно тронул «Хаммер» с места.
3
Караван-сарай располагался на самой окраине Касбаха, у Южных ворот, соединявших город с одной из его наиболее изолированных контрад. Когда-то здесь было арабское гетто, заселенное нелегальными эмигрантами из Марокко и Алжира. Во времена Последней Интифады в Касбах хлынул поток беженцев из ядерного пепелища Палестины. Население арабской контрады выросло впятеро, а количество гяуров сократилось до нуля. Потом начался Газават, принесший Касбаху короткий, но стремительный период процветания. Именно тогда над дешевыми клоповниками Касбаха вознеслись две стройные башни — минарет самой крупной мечети в Европе и алькасар местного наиба. После Реконкисты наиба повесили на балконе алькасара, мечеть разорили, и если бы не Великий Нефтяной Голод, от Касбаха не осталось бы и следа… В обмен на нефть арабской контраде позволили существовать и дальше, правда, на всякий случай обнесли трехметровым железобетонным дувалом с двойными спиралями колючей проволоки по верхнему краю.
Теперь Касбах был чем-то средним между концлагерем и самостоятельным государством. Тамошние альгвасилы не подчинялись местному бальяжу, но суд шариата был запрещен; мечеть восстановили и муэдзины снова оглашали окрестности призывами к молитве, но телеамвоны в Касбахе принимали только Шенгенские станции; инквизиция именовала Касбах не иначе как «обрубленным щупальцем Халифата», но при дворе терпели эмира Касбаха до тех пор, пока все цеховые муккадимы регулярно платили подать… Караваны грузовиков со всего Магриба прибывали и разгружались только в Касбахе, что превращало его в сухопутный порт, ведущий монопольную торговлю с Халифатом.
Как и в любом порту, здесь было множество контрабандистов, жуликов, бандитов, авантюристов, да и просто бродяг, что создавало неограниченные возможности для разведки Халифата. В Касбахе ударно-диверсионные группы федайинов Аль-Мансура получали подготовку, снаряжение, деньги и очередные задания. Второй по величине статьей дохода в Касбахе была торговля марокканским гашишем. Но инквизиция закрывала глаза даже на это, до тех пор, пока караваны грузовиков доставляли в Касбах дешевую арабскую нефть.
Большинство этих грузовиков, ведомых бедуинами-дальнобойщиками, пересекали Иберийский полуостров без остановок, чтобы снизить риск нападения со стороны варваров-басков, и добравшись, наконец, до Касбаха, устраивали долгий привал в караван-сарае, где всегда в изобилии водились шлюхи и наркотики, и куда боялись захаживать альгвасилы. Караван-сарай круглые сутки жил по своим законам, и был для Касбаха тем же самым, чем Касбах — для города: экстерриториальной зоной, контрадой в контраде, где можно было спрятаться от любого преследователя.
Касиан припарковал «Хаммер» недалеко от ворот, у самого дувала, спрятав приземистый броневик между двумя грузовиками, и заглушил мотор.
