Марек Хуберат - Ты вейнулся Снеогг я знаала
Исследования, которые Тибснорг оплатил первыми сэкономленными деньгами, показали, что он способен к размножению, правда, только пассивно, за счет отбора семени. Вскоре он овладел навыками работы с компьютером и немного продвинулся по службе. Его новая деятельность заключалась в том, чтобы контролировать решения информационного центра касательно выбора из сохраняемых экземпляров соответствующего материала для трансплантатов. Решения центра были ясными, понятными, логичными и, как правило, не требовали поправок. За обнаружение ошибок была назначена дополнительная награда, и Тибснорг работал очень внимательно. Материалы подбирал как для госпиталей всеобщей медицинской службы, так и для лиц, которые за соответствующую плату желали уменьшить свои недостатки. Работы было много: каждый день — по нескольку десятков запросов и связанных с ними решений, которые нужно было изучить и обдумать. Вскоре Тибснорг приноровился к этой работе и стал выкраивать свободное время, которое использовал для диалогов с машиной и получения различной информации.
Он помнил слова Пекки, который говорил, что, поскольку информация является привилегией, ею необходимо по мере возможности пользоваться. Он узнал, что решение о признании какой-либо особи человеком основывается на сложной системе оценок, и здесь возможен очень большой разброс мнений, а значит, и ошибок. Он узнал также, что своей судьбой обязан лично Баблиояннису, который изменил решение центра, отдавшего предпочтение Пекки. В действительности количество баллов, которые Пекки получил за интеллектуальные способности, превышало сумму, набранную Сноргом за физическое развитие, правильность строения тела и интеллект. Когда он узнал, что Тиб получила за способности ровно ноль баллов, то сквозь зубы выругался. Его всегда интриговал свет, попадавший днем в Комнату, теперь же он узнал, что это была всего лишь лампа, светившая в видимом спектре и немного в ультрафиолете, которую периодически включали и выключали. Комната находилась глубоко под землей. На поверхности он лишь единожды увидел солнце: светло-серый диск, просвечивающий сквозь густую мглу. Раньше, когда землю покрывали снега, солнце вообще никогда не пробивалось сквозь тучи.
Тибснорг Пеккимоози все подробнее знакомился с системой учета биологических материалов. Тиб, Пекки и другие получили порядковые обозначения от АТ044567743 до АТ044567749 и уже лишились имен. Вскоре у номера 44567746, то есть у Моози, забрали глаз, нос и одну почку для пересадки. Тибснорг протестовал против использования номера АТ044567746 для этой операции, но его мнение проигнорировали, потому что другие эксперты голосовали иначе. Тибснорг болезненно пережил это, так как по-прежнему чувствовал связь с Моози и другими. Следующим был Дагс с номером 44567748. Операция была летальной: у Дагса забрали пищевод, желудок, печень, кишки, обе руки и внешние половые органы, без желез.
«Интересно, какой номер получил бы я, если бы не Баблиояннис? — размышлял он. — Может, по соседству с Тиб?»
В столовой он сидел уже не один. Установил контакт с водителем, который работал на перевозках железной руды. Его звали Абрахам Дрингенбум. Это был высокий грузный мужчина, очень гордившийся своим именем, выбранным из какой-то исторической книги. У Дрингенбума был низкий, зычный голос, и он очень громко говорил, что конфузило Тибснорга, потому что в столовой обычно было тихо. Ему казалось, что все смотрят на них, хотя на самом деле никто не проявлял к собеседникам интереса, тем более что у многих были дефекты слуха.
— Тибснорг Пеккимоози? — пробасил Дрингенбум. — Странное сочетание... Почему ты выбрал именно такие имена?
— Меня многое связывает с ними, — тихо сказал Снорг.
— Хмм... — громыхнул Дрингенбум. — Ты так думаешь? Нехорошо привязываться к жителям Комнаты. — Он вдруг сменил тему. — Ты знаешь, теперь средняя продолжительность жизни человека достигла уже двадцати четырех лет... Не могу поверить... это слишком хорошо... Думаю, они несколько сглаживают данные, чтобы не портить нам настроение...
— А как они это подсчитывают?.. — поинтересовался Тибснорг. — Учитывают всех, кто рождается, или только людей?
— Ты сдурел?.. Людей, конечно же, людей, ведь живым рождается разве что каждый десятый...
Тибснорг внимательно посмотрел на Дрингенбума. Водитель почти не имел изъянов. Правда, на нем были брюки и серая куртка, которые скрывали тело, но, кроме зашитой заячьей губы, которую прикрывали седеющие усы, ничто не указывало на отклонения от нормы.
Как бы угадав его мысли, Дрингенбум шевельнулся.
— Все тело у меня было покрыто бородавками на противных длинных ножках, но их мне уже удалили... Самое большое отклонение в подштанниках, — Дрингенбум скривился. — Но ничего, Тибснорг... Я куплю себе все, что надо... У меня уже отложены тысяча шестьсот двадцать монет, — добавил он, прочитав недоверие на лице Тибснорга.
1620 монет были невообразимо большой суммой: Тибснорг мог отложить 22, от силы 24 монеты из своего десятидневного заработка. Денег, накопленных Дрингенбумом, хватило бы, чтобы выкупить всю Тиб — конечно, как биологический материал. Все чаще перед глазами Тибснорга вставала ее стройная, изящная фигура с копной шелковистых волос. Сны неизменно возвращали Тибснорга в Комнату, где были его близкие. А Тиб присутствовала в снах всегда.
Тибснорг снял квартирку получше — с видом на поверхность. Такие квартиры были редкостью, и он удивлялся, что его новое помещение (правда, чуть поменьше предыдущего и с двумя, а не тремя визорами) стоило только на восемь монет дороже. Он понял причину этого, лишь когда выяснил, насколько выше здесь уровень излучения. Но все равно окно многое компенсировало. Тибснорг часами всматривался в непроницаемые оловянные тучи над серо-бурыми пустынными холмами. Край материкового ледника не просматривался из окна, его можно было разглядеть лишь с башни обозрения в очень ясные дни или в хороший бинокль. Этот пейзаж, столь резко отличавшийся от красот, синтезированных в визоре, тем не менее, тянул к себе с неодолимой силой. Наверное, именно поэтому Тибснорг решил устроиться на работу водителем внешних перевозок. Интересовали его и высокие заработки, позволявшие относительно быстро накопить большую сумму.
В транспортном бюро Тибснорга принял чиновник, сидевший в инвалидном кресле. Его почти не было видно за столом, но в глазах инвалида сквозило что-то такое, что заставляло быть настороже. Когда Тибснорг изложил свое предложение, чиновник изучающе посмотрел на него.
— Вы нейтральны?
— Да... — солгал Тибснорг, зная, что невозможность иметь детей — обязательное условие при приеме на эту работу. Чиновник любезно кивнул и непропорционально маленькой ручкой что-то набрал на клавиатуре. Затем посмотрел на экран, и лицо его посуровело. Прежде чем он открыл рот, стало ясно, что разговор окончен.
— Нельзя так бездумно распоряжаться своими возможностями... — Чиновник развернулся в кресле, тем самым закончив прием.
Дрингенбум чуть не ударил Тибснорга, когда узнал об этом. Он со злостью вытащил из кармана комбинезона свой индикатор — небольшую розовую пластинку.
— Смотри, идиот! — он ткнул в нее пальцем. Когда Дрингенбум нервничал, у него сильно тряслись руки. Сейчас его палец скакал во все стороны вокруг розового прямоугольника. — Как только он станет красным, мне конец... — Светлые глаза Дрингенбума блестели на загорелом лице, которое сейчас было совершенно красным.
— Куда ты лезешь? В пески?! Ну и дурень! Ты можешь иметь кучу баб... даже если у тебя нет ничего, кроме желез. Железы самое дорогое. Все остальное стоит не больше шестисот-восьмисот монет.
— Физически у меня все в порядке, — пробормотал Тибснорг, — только нарушения периферической нервной системы.
— Это еще дешевле. Не отобьешься от баб, разорвут тебя на кусочки! Жить — не умирать! Эх, парень...
Тибснорг подумал — может, рассказать ему о Тиб, но не решился, и на этом разговор закончился.
Аб Дрингенбум был единственным человеком, с которым Тибснорг поддерживал постоянный контакт, если не считать обмена банальными приветствиями со случайными знакомыми в столовой. Тибснорг искал контактов с другими людьми, жил воспоминаниями. Женщины, которых он встречал в столовой или коридорах, не могли равняться с Тиб: они были или некрасивы, или просто уродливы. И хотя Тибснорг стал, в соответствии с правилами, носить красную нашивку, которая означала, что он не нейтральный, это ни в малейшей степени не изменило его поведения. Разве что стал суше обращаться с женщинами, которые теперь чаще заговаривали с ним. Может быть, если бы он носил две нашивки, означающие полные возможности, и в самом деле происходило бы то, о чем говорил Дрингенбум, но так, по крайней мере, ему жилось спокойней.
Через несколько дней Аб принес мрачную весть.
