Александр Житинский - Лестница
Она говорила так, словно знала наперед, что случится, и уже разработала некий план; впрочем, в голосе ее тоже чудилась доброжелательность, и Пирошникову на миг показалось, что он ее где-то видел, что, возможно, это и есть вчерашняя незнакомка. Поэтому он, решив окончательно отдаться случаю, снял свое пальто и повесил его у двери на гвоздь.
— Под шкафом тапки, — сказала женщина, внося последние штрихи в прическу.
Пирошников послушно развязал шнурки и надел эти самые тапки, которые в самом деле находились под шкафом и были ему по ноге, правда, разношенные.
Наконец женщина повернула голову к Пирошникову, и он разглядел ее лицо — несколько скуластое, с маленьким носом и неулыбчивыми серыми глазами. Чувствовалось, что в ней есть, как говорят, характер и самостоятельность, что такая не будет говорить зря и что ее трудно, должно быть, заставить плакать. Она смотрела на Пирошникова несколько секунд, но без особого любопытства, а с какой-то усталостью, что ли, с каким-то таким выражением: ну вот ты и пришел, что же будем делать?
— Давай познакомимся хоть, — сказала она и протянула руку. — Надя… хотя, — тут она усмехнулась почему-то невесело, — меня все называют Наденька, и ты тоже будешь так звать.
— Владимир, — сказал Пирошников, подойдя к ней и взяв ее руку в свою. Рука была маленькая, но сильная, и пальцы без острых ноготков, по чему Пирошников определил, что новая его знакомая, во всяком случае, не та, с которой он беседовал накануне.
— Ну вот и прекрасно, Владимир, — улыбнувшись в первый раз и довольно хитро, ответствовала Наденька.
Она освободила руку, встала и, не говоря больше ничего, убрала постель в шкаф, после чего удалилась, предоставив Пирошникову некоторое время для знакомства с комнатой.
Первым делом наш герой, что совершенно естественно, подошел к окну и, посмотрев в него, убедился, хотя было еще темно, что комната расположена примерно на четвертом или пятом этаже над какой-то улицей, вроде бы и знакомой, но не совсем. Отвернувшись от окна, он принялся разглядывать стену над диваном, где висели в беспорядке фотографии незнакомых лиц, большей частью детских, а сбоку находилось несколько книжных секций с поставленными вперемежку книгами по медицине, стихами, собранием сочинений Достоевского в старом издании и наборами художественных открыток. Из этого осмотра Пирошников заключил, что Наденька, должно быть, медик, но этим его открытия и закончились.
Тут как раз вернулась Наденька с чайником и принялась накрывать на стол, доставая из ящиков бюро ложки, чашки, сахарницу, сыр в бумажной обертке и хлеб.
— Послушайте, — сказал Пирошников, садясь за столом чуть развязнее, чем требовалось обстоятельствами. — Мне кажется, будто мы с вами виделись…
Наденька посмотрела на него внимательно и усмехнулась.
— А мне здесь, пожалуй, нравится. Я правильно сделал, что пришел, — продолжал Владимир.
— А куда бы ты делся? Тебе же деться больше некуда, — опять-таки очень спокойно заявила Наденька (при этом она изготовляла бутерброд).
— Вот как? — начал Пирошников ломать комедию. — В таком случае я остаюсь здесь. Я устраиваю в этом доме резиденцию на неопределенный срок… («Шути, шути», — пробормотала Наденька.) Новая веха в жизни Владимира Пирошникова, экс-интеллигента, экс-осветителя, а ныне работающего на дому…
Пирошникова несло явно не в ту сторону. Он и сам понимал, что принятый им тон совсем не тот, то есть и близко не стоит к нужному тону, но после всех приключений на лестнице найти нужных слов попросту не мог, а молчать не догадывался. Поэтому, внутренне стыдясь, он плел эту ахинею и надеялся лишь на то, что все вдруг кончится и развеется как дым.
— В результате кошмарной истории с чертовщиной и кошками… — продолжал он.
— Кошку зовут Маугли, — сказала Наденька. — Это моя кошка. Мужу она не понравилась, и он ее выгнал на лестницу.
— Мужу? — Пирошников присвистнул.
— Да, мужу. Что ты на меня смотришь? Есть такое слово «муж».
И в точности на слове «муж» раздался где-то за дверями звонок, потом другой, и Пирошникову стало несколько не по себе — настолько, что и передать нельзя.
Да, влип он в историю, сам виноват! Переждал бы, перетерпел явление в лестницей — глядишь, все бы кончилось хорошо. А теперь объясняйся, кто такой и откуда, а главное, зачем он здесь в восемь часов утра пьет чай.
Наденька между тем, не показав никакого смущения или раздумья, снова удалилась и вернулась через минуту, слава Богу, без никакого мужа, а с телеграммой в руках.
— Собирается веселенькая компания, — сказала она себе под нос, кладя телеграмму на бюро.
После этого она продолжала пить чай, а Пирошников как воды в рот набрал, мечтая поскорее улизнуть. Наденьку молчание Пирошникова никак не задевало. Она явно готовилась уйти из дома, для чего, отойдя к шкафу и спрятавшись за распахнутой дверкой, Наденька скинула халатик, надела вынутое из шкафа синее простенькое платье, поверх него докторский белый халат, сунула в сумочку белую же шапочку и принялась натягивать пальто, обращая на Пирошникова внимания не больше, чем на обои.
Застегнув последнюю пуговицу, Наденька сказала:
— Если будут звонить два раза, открывай, это к нам. Я к обеду приду.
— Ну, извините! — Пирошников сорвался с места. — Как-нибудь в другой раз, если вы позволите, мы встретимся и побеседуем. А сейчас, извините, я тоже пойду… Черт побери! — вдруг в тоске вскричал он. — Да кончится эта ерунда или нет?
Наденька с сожалением посмотрела на него.
— Ты отдохни. Сегодня тебе отсюда не выбраться. Я-то уж знаю, — многозначительно проговорила она. — Будем стараться что-то сделать.
Она подхватила сумочку и вышла из комнаты, а Пирошников, сорвав пальто с гвоздя, как был в тапках, бросился за нею. Но напрасно! Наденьки и след простыл, в коридоре ее не было, не было и на лестнице, куда Владимир выскочил, и, повертевшись на лестничной площадке, такой знакомой уже и навевающей неприятные воспоминания, он вернулся в комнату, сел на диван, обхватил голову руками и задумался.
Незаметно для самого себя Пирошников сначала расположился на диване поудобнее, потом поджал ноги, тапки слетели на пол, голова склонилась на мягкий плюшевый и достаточно потертый валик, пахнущий почему-то карамелью или вареньем; Пирошников глубоко вздохнул, спрятал руки в рукава пиджака да так и заснул на диване младенческим дивным сном.
Мы не будем ему мешать, а лучше последуем за Наденькой, ибо для дальнейшего понимания событий нам требуется в настоящий момент услышать два телефонных разговора.
Оба они состоялись сразу после того, как Наденька вышла на улицу из подъезда, порылась в сумочке и забежала в ближайший телефон-автомат. В первом разговоре ею было сказано довольно кратко и сухо, чтобы некто пришел как можно скорее и сделал то, что обещал сделать. Именно так она и сказала, и, если разговор кажется не слишком вразумительным, оставим его на ее совести.
Второй разговор был более понятен. Удалось установить, что Наденька звонила брату и просила его встретить на вокзале дядю, который приезжает в десять утра. Наденька просила также доставить этого дядю к ней домой.
После этого Наденька покинула телефонную будку и затерялась в толпе. Наблюдать за нею не было никакой возможности, потому что толком еще и не рассвело.
Глава 3
Сон Пирошникова
Пока Наденька, положив в сумку белую шапочку, путешествует из квартиры в квартиру, совершая утренний обход больных детей; пока летит в курьерском поезде вышеназванный дядя, давший утреннюю телеграмму; пока, наконец, происходят все другие события жизни, имеющие и не имеющие отношения к нашему герою, мы осторожно возвратимся в комнату Наденьки, чтобы застать его по-прежнему безмятежно спящим.
За время нашего отсутствия поза Пирошникова на диване несколько переменилась. Он перевернулся на спину, одну руку положил на грудь, другая свесилась с дивана, причем ее кисть легко плавала в воздухе, будто только что взяла тихий фортепьянный аккорд. Судя по всему, Пирошникову снился приятный сон…
Ах, какая это прелесть — утренний сон! Какая нега охватывает тело, когда после умывания и легкого завтрака вдруг появится возможность прилечь на диван и впасть в забытье удивительно тонкого и нежного сна, который незаметно граничит с явью, так что слышишь все звуки и голоса вокруг.
И главное еще не это! Утренний сон очищает от дурных мыслей, он дает надежду; кажется, сейчас проснешься другим, неизмеримо лучше и чище того, чем был; кажется, станет возможным начать все сначала, полюбить со всей страстью, да еще Бог знает что пригрезится! И все это дает легкий сон, часто кратковременный, не более получаса между девятью и десятью часами утра.
Именно таким сном забылся наш герой, оставив нам возможность поразмыслить над случившимся с ним несчастьем. Впрочем, как знать, очень может быть, что слово «несчастье» тут не совсем уместно, — ведь утверждают: «все, что ни делается, — все к лучшему»; однако следует признать, что положение, в которое попал молодой человек, выглядит тревожным.
