Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса
Поэту не удалось догнать уплывшую вперед шляпу. И он, давно махнув на нее рукой, первым вбежал теперь вместе с каскадом воды по ступенькам отцовского подъезда и стал подниматься на второй этаж по залитой лишь снизу лестнице. Его спутники шли за ним.
Не осталось на них сухой нитки еще из–за хлынувшего в последнюю минуту дождя. В открытую входную дверь сверкнула молния, и сразу, словно сорвавшись с неба, каменной лавиной рухнул гром.
На площадке второго этажа было сухо. Поэт стал отчаянно звонить в квартиру своего отца.
Открыл дверь сам адмирал и раскатистым басом встретил пришедших:
— Что ж ты, сынок! Все извелись. Наводнение штормовое началось, а тебя все нет! И мы все деда вспоминаем!
— Его не только здесь помянем. Сама Природа вспомнила о нем и затопила город. А я с собой гостей привел. Уважают они деда, и профессор, и генерал.
Сердце екнуло у Муромцева. Уважает ли он обвиняемого, которому по указанию генерал–директории обязан вынести смертный приговор. Для того и назначен был солдат к юристам в трибунал. Если бы проснуться!..
— Гостям я рад и сожалею, что попали вы в шторм с наводнением, какого не было столетие. Я отдал приказ по радиоканалу всем кораблям спустить плавсредства, катера и шлюпки, идти на помощь людям в затопленном Кронштадте и в Питере на залитых островах.
— Надеюсь, папа, очередь дойдет и до нас, и катер приплывет на Литейный — новый проток Невы? — спросил поэт.
— Да. Через двое суток. Мы продержимся на втором этаже, как на палубе корабля в кают–компании. А стол накрыт. Я сам крутился по хозяйству вместо больной жены. Гости наши промокли. Им стоило б согреться чем–нибудь покрепче. Помянем того, кто об этом всем предостерегал.
Всегда готов! — прорезался голос у Муромцева.
Озноб, как в кошмаре, бил его.
— Из тех краев я, где не пьют, — виновато признался старец.
— Мы уважаем традиции любой страны. Но как к вам обращаться, гости дорогие?
— Я, скажем просто, Наза Вец. А Муромцев — он генерал. Платон Никандрович? Не так ли?
Генерал кивнул. Как во сне, у него вдруг стал не открываться рот.
— Пойди, Владь, переоденься. И захвати гостям халаты. Плащи их надо просушить.
— Двое суток! — покачал головой поэт. — С кем вместе, как робинзоны, будем дожидаться судна?
— Робинзоны все свои: мама, сын твой Федя с милой подружкой. Двое моих морячков. Дядя Митя приехать не смог. Профессор, кафедра, проект волновой электростанции, как память о твоем деде. С нами и Весна Закатова, наставница твоя, поэзии звезда. Вода схлынет раньше, чем опустеет стол.
— Как знать, — покачал головой поэт. — Надо видеть взбесившуюся Неву, как ринулась она на берег.
— Значит, будем доедать у соседей или хоть на чердаке. Пока же мы идем вроде как на «пир во время чумы»! — бодро пригласил адмирал. — Заслуга Владя Иля лишь умножается от подтверждения.
— В том безусловно вы правы! — согласился Наза Вец, а генерал насторожился.
Вошли в столовую, где все их ждали. Пришельцы сняли свои «мантии». Тоненькая девушка с васильковыми глазами аккуратно развесила «плащи» на стульях.
— Какой сказочный материал! Его б певице для эстрады! — восхищалась она серебристой тканью.
— Что ж, — обратился адмирал, — хоть и беда за окном, помянем того, кто хотел людей предостеречь и от нее навсегда избавить, за безвременно погибшего за свою идею Владя Иля, Героя Земли и славного трижды президента нашей Родины!
Все выпили, кроме Наза Веца.
Он подошел вместе с когда–то красивой, сохранившей былое обаяние женщиной к окну.
— Несчастие такое лишь Пушкин мог бы описать, — сказана поэтесса.
— Мы строки слышали его, когда Нева все повторила, — отозвался Наза Вец.
— Как нынче не было б страшнее, — заключила Весна Закатова.
Дни были не летние, когда «заря с зарею сходится, дав ночи полчаса», а хмурые, осенние, сумеречные. Из окна виднелась залитая водой улица. По ней вброд тянулась вереница отчаявшихся людей. Казалось, что они осмысленно идут куда–то, но растерянные беглецы просто спасались от потопа…
Вошел переодевшийся Владь Сергеевич. Его спадающие на плечи волосы, которыми гордился поэт и восхищалась его будущая невестка, еще не просохли. Он принес два халата для гостей, и те надели их.
Поэт подсел к своей наставнице, вернувшейся от окна Весне Закатовой. Огромные глаза были задумчивы и печальны. Высокая прическа подчеркивала пленительную строгость черт ее лица.
— Владенька, — сказала она ему, — какой ужас творится кругом! Неужели ничего нельзя сделать?
— Отец распорядился использовать все плавсредства. А делать надо было полвека назад, когда о том говорил мой дед Владь Иль.
— Вечереет, а фонарей не зажигают. Как бы там не залило чего–нибудь… Мне страшно, — сказала его будущая невестка Надя, сидевшая напротив. — У меня завтра в консерватории урок пения. Как же я домой попаду?
— Приютим, приютим тебя, пока вода схлынет, — утешал ее адмирал. — А рыцарь твой, Федя — спортсмен. Он тебя утром через все оставшиеся лужи на руках перенесет.
— Итак, — провозгласил адмирал Сергей Александрович. — Поднимем чарки, вспоминая замыслы незабвенного Владя Николаевича Иля. Не дали ему дожить до предсказанного им повторения питерских наводнений.
Весна Закатова встала и прочла свой экспромт:
— «Пусть не выглядит наше застолье
Горьким пиром во время чумы.
Владю минуло б нынче все сто лет,
Разделяем идеи чьи мы!»
Мигнуло электричество. Наружная дверь в квартиру осталась открытой, и в столовую вбежала обезумевшая женщина в совершенно мокром, облегающем ее тело платье.
— Как вы можете! Как вы можете! — истерически выкрикнула она.
— Что случилось, Софья Владимировна? — обернулся к ней адмирал.
— В квартире моей… под вами, — голос ее прервался.
— Что? Что там?
— Трое моих малышей… за запертой ключом дверью… Они… утонули, — выкрикнула она и выскочила через стеклянную дверь на балкон, когда–то свисавший над подъездом, а теперь залитый водой, сразу хлынувшей в столовую.
Увидев, что люди бредут по поднятой мостовой по грудь в воде, она произнесла сама себе:
— Нет, здесь слишком мелко! — и, пробежав через столовую, вырвалась на лестничную клетку.
Лестницы в старинных петербургских домах делались с проемами между пролетами, куда в более высоких домах помещали лифты. В трехэтажном доме лифта так и не поставили.
Вода подступила здесь к лестничной площадке второго этажа и уходила вглубь к площадке первого и даже ниже к подвалу.
В этот наполненный водой колодец, перемахнув через ограждающие его перила, и бросилась она с воплем:
— К детям! К детям!
Выбежавшие следом за ней два моряка скинули куртки, и первым в воду нырнул младший из них, капитан–лейтенант Юра. В лестничном проеме было слишком тесно, и старший моряк Николай не стал мешать.
Через минуту появилась голова Юрия. Отплевываясь, он крикнул:
— Ее затянуло в подвал. Нужен акваланг.
— Эх, ты! — с упреком произнес Николай. — Тебе бы еще кессон подать.
Обескураженные, вернулись они в столовую.
— Вода прибывает, — сказал адмирал, — чтобы не разделить участь несчастных малышей, нам надо уходить на третий этаж. Там переждем у соседей. Федя, бери бабушку Машу на руки из ее инвалидного кресла, и всем наверх! — уже командным тоном закончил он.
— Какой ужас! Бедные дети! Несчастная мать! — сказала Весна Закатова. — Нет горя большего, чем материнское! — и приложила платок к глазам.
— Что делать, милая! Забирайте, прошу вас, закуски со стола. Нельзя же сесть соседям на шею, пока вода спадет, — беспокоилась хозяйка дома, прикованная к креслу на колесах после перенесенного недавно инсульта.
Атлетически сложенный белокурый внук взял ее на руки. Свет совсем погас.
— Свечи, свечи, — распоряжалась бабушка. — Надя, Владенька, найдите их на кухне в шкафу. Подсвечники у адмирала в кабинете возьмите.
Моряки понесли зажженные свечи и осветили всем путь, выходя из квартиры.
— Босиком, в холодной воде? Я непременно простужусь. А мне петь!
— До завтра еще много воды притечет, — заметил Николай.
Вскоре все столпились у дверей квартиры третьего этажа.
На ступенях пройденной лестницы остались мокрые следы.
Сначала позвонили, но вспомнили, что электричества нет, стали стучать.
Долго никто не отзывался. Потом послышался старушечий голос:
— Кто там ломится? Я в милицию позвоню!
— Откройте, это я, Иль Сергей Александрович, ваш нижний сосед. Вода до нас добралась. Нам бы переждать.
— Хозяева спать легли. Открывать не приказано, — ответила старушка.
— Вот это да! — пробасил адмирал. — Людская взаимопомощь! Попробуем квартиру напротив. С ними я меньше знаком, ну да свет не без добрых людей.
Но вторая дверь не отзывалась ни на стук, ни на призывные крики.
