Анри Рюэллан - Полуночный трубадур
И я подумал о таинственных посланиях, о почти неслышных разговорах, о скрипучих голосах птиц с длинным клювом. О да! Я их убью… я их убью…
— Джон!
На пригорке я подбираю свое снаряжение. Улыбка Билла стирает из моего сознания все злодейские мысли. Как хорошо иметь товарища и особенно хорошо знать, что можешь рассчитывать на вечную дружбу.
Во время обратной дороги, на привале, я задаю ему вопрос, который вертелся у меня на языке:
— Ты ведь больше не уйдешь, да?
Билл пожал плечами:
— В нашем распоряжении вечность, чтобы все обдумать. Я смертельно устал.
Я показал ему на поляну, виднеющуюся за деревьями:
— Ну, еще одно усилие! Мы не так уж и далеко, черт возьми!
Завидев нашу хижину, мы прибавляем шаг и из последних сил боремся с усталостью и изнеможением. Только последние метры кажутся нам бесконечными. Опередив Билла, я толкаю дверь и первым врываюсь внутрь.
— Привет, Джон! Привет, Билл! Как вы долго, черт побери!
Ошеломленные и окаменевшие, мы не можем набраться смелости переступить порог и во все глаза разглядываем фигуру человека, стоящего перед нами на середине хижины и приветствующего нас слабой улыбкой. Он указывает нам на три наполненных стакана на деревянном столе:
— За здоровье Джонов Кларков!
6
Трое. Теперь нас трое. Три Джона Кларка, или, по крайней мере, два Джона Кларка и один супер-Джон Кларк. Один супер-Джон Кларк, который является суммой двух других и которому принадлежит право писать эти строчки.
Эта идея крепко сформировалась в моем мозгу, когда я покинул инкубатор и проник в пустую хижину, где собирался подождать двух моих “альтер эго”.
Конечно, Джон и Билл — это два отличных товарища и спутника, но нам предстояло обсудить еще один, довольно щекотливый вопрос.
Я ждал, пока они очнутся от оцепенения и обретут способность говорить.
— Здесь хватит места для троих, не правда ли?
— Эта дьявольская машина опять взялась за свое! — воскликнул Билл.
— Если так будет продолжаться, то потребуется отель, чтобы всех разместить, не так ли? — с гримасой добавил Джон.
Я теперь улыбнулся:
— Не торопитесь. Во всяком случае, если это и должно произойти, мы ничего не изменим. Но вполне возможно, что ошибка больше не повторится. Так или иначе, мы должны еще сегодня точно определить наши отношения.
Они читают мои мысли, это очевидно, но ни один из нас не осмеливается забежать вперед. Они смотрят на меня так, будто я чужак. Черт возьми! Я ведь тоже Джон Кларк, а?
— Слушайте. В сущности, у нас одни и те же воспоминания, это так. Так же, как и вы, я помню, что жил и — трудился на Рока с того дня, как ракета врезалась в землю; но разница в том, что я обладаю суммой ваших воспоминаний. Воспоминаниями Билла о шестнадцати днях странствий у подножия гор, и твоими тоже, Джон, я говорю о тех же шестнадцати днях, что ты провел в хижине, о днях, отмеченных ожиданием и нервозностью. Но с того момента, как вы разделились, я воспринимаю существование двух разных личностей. И не забывайте, что вы оба связаны с мнемопсихическими датчиками инкубатора. Именно в этом-то мы с вами и различаемся.
Они долго разглядывают меня, не произнося ни слова. Я поднимаю свой стакан, они повторяют мой жест. Мы медленно пьем, затем ставим стаканы на стол. Я подхожу к окну и в наступающих сумерках, разглядывая “маленькое семейное кладбище”, указываю на него:
— Они больше не в счет. Нас интересуют живые Джоны Кларки, а также те, кто скоро придет. Итак, я предлагаю основать эру Джонов Кларков, и генеалогия — отнюдь не своевольно выбранная — пойдет на пользу всем будущим поколениям.
Усмешка со стороны Джона:
— Ну, вот. Нам остается лишь выбрать имя. Как ты хочешь именоваться? Питер или Джим?
— Отныне и навсегда — не будет больше ни Питеров, ни Джинов, ни Джонов, ни Биллов. Никого, кроме пронумерованных Джонов Кларков.
— Пронумерованных, да?
— Да. Джон Кларк номер один. Джон Кларк номер два. Джон Кларк номер три.
— Супер-Джон Кларк.
Я оценил юмор Билла и считаю, что он типичен для Кларков.
— Да, супер-Джон Кларк. По меньшей мере, до появления и прибытия сюда четвертого. Успокойтесь, я буду подчиняться законам иерархии.
Джон Кларк номер один выпил еще один стакан и откинулся на спинку стула.
— Есть еще кое-что, что беспокоит меня, Джон Кларк номер три.
Я вернул ему иронию, ответив: “Я тебя слушаю, номер первый” сухим язвительным тоном. Он принял этот удар с нашим легендарным достоинством, унаследованным от предков.
— Это насчет инкубатора. Требуется два земных месяца для производства “взрослого” Джона Кларка, Однако прошло всего лишь девятнадцать рокаенских дней, что равно девяти с половиной дням на Земле, между прибытием Билла и твоим. Ты когда-нибудь задумывался над этим, номер третий?
— В самом деле, довольно любопытно.
— И если процесс ускорится, то, боюсь, твое правление окажется коротким, — добавил номер два.
— Почему ускорится?
— Спроси еще, почему эта машина производит так много Джонов Кларков.
Номер один уже поднялся со стула. Для него решение проблемы очевидно, но я уже предугадал его идею, состоящую в том, чтобы выкопать глубокую яму, поместить туда инкубатор, похоронив его под толстым слоем земли и цемента. Но в этот момент я встаю, весь красный от ярости:
— Нет! Я запрещаю вам это! Это — преступление! И потом, подумайте, это равносильно тому, что мы убьем самих себя. Мы не имеем права. И…
Я показал на поляну и дальше, на горизонт Рока:
— Этот мир принадлежит нам, мы покорили его. Он — для нас. Мы его населим, обустроим и организуем, обусловим и оформим. Мы построим города, проложим дороги, бросим в землю зерна и соберем урожай, наведем мосты, принесем культуру в этот мир и будем диктовать свои законы. Именно потом и кровью Джонов Кларков нальется соками будущее человечество.
Вчера, когда я делился с ними своими планами, номер один и номер два молча разглядывали меня с какой-то жалостью. Они не могли меня понять. Между нами уже возникла преграда.
Они мне подчиняются, это ясно, но отказываются думать моими словами и идеями. Я решил, что буду жить в отдельном жилище с наибольшим комфортом. Когда-нибудь будет существовать роскошный дворец для супер из супер-Джонов Кларков…
А пока я всего лишь бедный царек.
* * *Сегодня с утра начинается девятый день моего царствования. Один неприятный сюрприз ожидал моего пробуждения. На дверь моего бунгало номер один и номер два приклеили небольшой кусочек бумаги. Несколько торопливо нацарапанных строк дали мне понять, что два моих компаньона покинули хижину. Они ушли, убежали — как когда-то две птицы с длинными клювами — и покинули меня в моем печальном царстве одиночки. Они ушли бог знает куда… Возможно, что я их больше никогда не увижу…
Все-таки это меня удручает. Хватило всего лишь нас троих, чтобы возникли разногласия. Эти идиоты ничего не поняли. Ничего. Но что бы они ни сделали, они не смогут остановить событий, не так ли, Джон? Я улыбаюсь своему отражению в зеркале.
— Ах, если бы ты мог мне ответить! Мы бы договорились с тобой.
— Без сомнения, но не сердись на них, номер третий, они боятся того же, что и ты. Те же страхи, в которых ты боишься признаться даже себе.
— Объяснись.
— Как можешь ты, номер третий, предсказывать будущее твоей расы, а?
— А как ты, отражение этого проклятого зеркала, осмеливаешься так говорить?
— С тобой говорит не зеркало, номер третий. Обернись и посмотри на меня.
Я в ярости оборачиваюсь. В той фигуре, что появилась на свету, я не мог признать, номер первый ли это или второй, да и какая разница? Я вздыхаю, и мое лицо расцветает новой улыбкой. Я скотина! Как я мог допустить, что мои товарищи могут меня так вероломно покинуть? Как я мог рассердиться из-за этого?
— О, вы вернулись, наконец! Но кто ты? Номер один или номер два? Нет, подожди. Я сам догадаюсь. Какого черта сердиться, если… Подойди. Нет, правда, я сдаюсь. Отвечай, прошу, кто ты?
Он громко расхохотался и поднял вверх правую руку с согнутым большим пальцем.
Четыре пальца разбивают все мое царство. С самодовольным видом он обводит взглядом помещение, открывая для себя царское жилище и оценивая его комфорт.
— Довольно хорошо, — произносит он. — Вот здесь я и буду находиться.
Потом, даже не соизволив обернуться, он добавляет:
— Уходя, не забудь закрыть дверь.
* * * Выдержки из указов государства КларковЯ, Джон Кларк сто двадцать восьмой, приказываю и утверждаю следующее:
