Гоар Маркосян-Каспер - Земное счастье
Маран вышел из ванной почти в ту же минуту, когда в дверь постучали, и Дан вскочил с постели.
— Сегодня начну я, — сказал Маран, когда все расселись в креслах, — так как с королевой довелось беседовать мне, а она рассказала кое-что, на мой взгляд, существенное. Не знаю, правда, насколько достоверно то, что она мне поведала, но я склонен верить. Здесь, в Астине, считают, что эти горы — первое прибежище высадившихся на континенте людей. Причина их появления неизвестна, но по преданию континент был необитаем, пока сюда не приплыли на корабле некие пришельцы. Они построили этот замок и поселились здесь. Не весь замок, естественно, а стены и серое здание в середине.
— Где теперь и находится их пресловутое хранилище, — вставил Мит.
— Именно. Как вы понимаете, возникает множество вопросов, на которые королева или мадам, как ее окрестил Дан, ответить не в состоянии. Когда это произошло? Почему они не остались на берегу, что было бы естественно для колонистов, а забрались в горы?
— Ты ведь уже предположил на плато, что это было бегство, — напомнил Патрик.
— Да, такое предположение напрашивается. Беженцы, к тому же пребывавшие в постоянном страхе. Эти стены, башни, которые могут служить только для обзора, слишком они высоки и хрупки…
— В чем же дело? — спросил Дан. — Что тебя смущает?
— От чего они бежали?
— От войны, которая уничтожила два континента и большинство островов, — ответил Патрик, — от чего же еще?
— Это и странно. Дойдя до такого уровня техники, что можно превратить в гладкую, как космодром, пустыню два континента, они не удосужились освоить третий?
— Да, действительно странно, — согласился Патрик. — Может, изменился климат, а до войны здесь было слишком жарко или, наоборот, холодно? Или они проводили тут какие-то испытания и чем-то заразили, например, почву?
— В любом случае, ответ на этот вопрос мы найдем не скоро. Если найдем.
— Почему? — возразил Патрик. — Наверно, в этом хранилище удастся почерпнуть какую-то информацию.
— Да, — сказал Маран, — если нас туда пустят.
— Могут не пустить? Она что, отказала тебе?
— Прямо нет. Но когда я спросил, позволено ли будет нам посетить его, она закокетничала, пожалуйста, почему бы и нет, но куда торопиться, она предлагает нам немного погостить в замке, у них скучно, новые люди появляются редко, и столь приятные гости очень кстати…
— У них действительно не слишком весело, — сказал Дан, — я тут интересовался их времяпрепровождением…
— Ну и?
— Весьма размеренная и комфортная жизнь. Но скучища. — И Дан пересказал то, что слышал от своих соседок по столу.
— Понятно. Кто может что-либо добавить?
— Я, в основном, интересовался местными сплетнями, — начал Патрик. — Искал рычаги, так сказать. Мадам не замужем, но у нее есть официальный любовник. Атис. Она спит с ним открыто, но взять в мужья не спешит. Впрочем, это особенно ничего не изменит, во всяком случае, формально, поскольку править так и так будет она. А он может рассчитывать максимум на положение мужа.
— Принц-консорт? — спросил Маран.
— Если по-земному, то да. Конечно, он может подмять ее под себя и присвоить власть не юридически, но фактически. Но тоже вряд ли, как я понимаю, она его третирует и изменяет ему опять-таки вполне открыто. Он бьет соперникам морды, действительно мастер кулачного боя, Олинию это как будто забавляет, но и только. Больше власти у первого министра, у Олинии есть четыре или пять министров, которые, в сущности, и управляют страной. У нее хватает сообразительности им не мешать, однако назначает их она. Правда, первый министр ей достался в наследство от отца, а должности прочих распределяются согласно его рекомендациям. Кроме того, большое влияние при дворе имеют некоторые из ее дам. Синна, та, которая нас сюда привела, что-то вроде управляющей дворцом, Лелла… с ней я как раз говорил в гостиной… она у королевы доверенное лицо… Ну и еще кое-кто. Словом, можно действовать через министров, особенно, первого, этих дам, ну и, естественно, саму королеву.
— Понятно. Мит, у тебя есть еще что-нибудь?
— Примерно те же сведения. Но я могу добавить одно словечко, думаю, что оно пригодится. По-моему, здесь этим словом называют то, что в Стану именуют отклонением.
— И что это за слово? — спросил Маран живо.
— Возвращение.
— Реверсия, — сказал Артур. — Атавизм. Ты уверен, что оно относится к тому же феномену?
— Мне так показалось. Две дамы очень тихо, шепотом даже, обсуждали третью. Она, мол, очень подурнела и постарела, стала нервной, потеряв ребенка, потом одна спросила другую, в чем было дело, и та ответила: возвращение.
— Да, похоже на то, — сказал Патрик.
— Это нам что-то дает? — спросил Мит.
— Конечно, — заторопился Артур. — Выходит, что отклонение не мутация, не новый признак, а проявление какого-то прежнего, которого у большинства уже нет.
— Или же большинство уже приобрело новый признак, но иногда рождаются такие, у которых его нет, — сказал Маран. — Это ведь тоже возможно?
— Возможно.
— В любом случае, это дает направление для размышлений. Ну что, все? Нет добавлений? Тогда давайте спать.
— Куда едем? — спросил Дан, когда спуск кончился, и копыта сниттов зацокали по булыжной мостовой.
— Мит кое-что раскопал, — сказал Маран хмуро. — Но надо ему помочь, он не может торчать в трактире с утра до вечера, даже и перемигиваясь с хорошенькой служаночкой. Мы его подменим.
— А что он раскопал?
Маран вздохнул.
— Помнишь, что говорила карисса Асуа? Есть страны, где младенцев с отклонениями усыпляют.
— То есть убивают.
— Да. Кажется, именно об Астине и шла речь. Или, по крайней мере, об Астине в том числе.
— Вот как?
— У невестки трактирщика родился такой ребенок. Позавчера. Как я понял, это свойство может проявиться или не проявиться, черт его знает, в течении нескольких дней. Так что они выжидают. Ну и идут всякие разговоры. Посидим, послушаем, понаблюдаем…
— А если ребенка убьют у нас на глазах?
— На каких глазах? Не думаешь же ты, что они устраивают публичные казни.
— Я не это имею в виду. Вообще.
— Что вообще?
— Неужели мы позволим убивать детей?
— Великий Создатель! Да ты революционер! Я уже путаюсь, кто участвовал в Переломе, я или ты.
— Маран! Что мы будем делать?
— Мы ничего не будем делать, Дан, — отчеканил тот. — По крайней мере, сейчас. Не зная, с чем имеем дело. Ты понял? Если нет, поворачивай снитта и отправляйся обратно во дворец. Так понял или нет?
— Понял, — буркнул Дан.
Маран посмотрел на него и смягчился.
— Мы ведь даже толком не знаем, действительно ли дело обстоит таким образом. Надеюсь, ты не собираешься по подозрению бунтовать против тысячелетних порядков?
Дан промолчал. Он понимал, что Маран прав, но… Он снова вспомнил давным-давно пережитую под гипнопедом реконструкцию событий, некогда случившихся на Земле. Погромщики, ворвавшиеся в дом, жуткий крик женщины и оборвавшийся вопль младенца… Он невольно натянул поводья, и чувствительное животное сразу остановилось. Маран, видимо, поняв его состояние, сказал:
— Можешь ехать обратно, если хочешь. Я и один справлюсь.
— Не хочу, — проворчал Дан и, чтобы отвлечься, стал рассматривать город.
Астинар, в отличие от Осте, был возведен из камня. Черного, серого, белого, розового, оранжевого, бурого, темно-красного, даже голубоватого. Разноцветный городок, что делало его похожим на сердцевины старых земных городов, правда, там здания оштукатуривали, потом красили, но итог был схожим. И такое же сложное переплетение узких улочек, мощеных булыжником. Людей здесь было больше, чем в тихом Осте, во всяком случае на улицах, часть верхом, но немало и пешеходов. Они шли по тротуарам, входили в дома, в симпатичные маленькие лавочки и трактиры, хорошо одетые, довольные жизнью люди, спокойно гуляющие по аккуратному городу из сплошь крепких, добротных, двух-трехэтажных домов, приветствующие друг друга, останавливающиеся, раскланивающиеся. Ни страха, ни тревоги, ни волнения.
— Трудно поверить, что такие люди способны убивать детей, — сказал Дан.
— Трудно, — согласился Маран. — Но люди ко всему привыкают. Каждый в отдельности и все вместе.
— Ну наверно, все-таки не ко всему.
— Боюсь, что ко всему. Возьми меня. Когда я открыл для себя архивы Высшего Суда… Не могу описать, что со мной было!
— Да я помню.
— Нет. Ты видел меня через два или три дня, когда я уже взял себя в руки. Но в первые часы… Я был на волосок от того, чтобы… поступить, как Мастер.
— Застрелиться, что ли? — спросил Дан ошеломленно. — Ты серьезно?
— Абсолютно. Меня удержало только одно: я подумал, что не имею права ублажать свою совесть прежде, чем хотя бы посажу на свое место приличного человека. Потом прилетели вы, и все как-то пошло дальше вплоть до Большого собрания, потом ты увез меня с Торены, время на месте не стояло и… И я привык. Привык к своему прошлому, стал забывать, с кем я был, к чему, вольно или невольно, оказался причастен, привык к тому, что вместо меня погибла женщина, позволил себе любить и даже позволил любить себя… Вот и они привыкли. Бог знает, сколько веков или тысячелетий это практикуется. И потом все зависит от установок. Ведь и на Земле жили страшные палачи и убийцы, не хуже нашего Изия, не так ли?
