Людмила Бояджиева - Возвращение Мастера и Маргариты
…. – Какие будут мнения? – Белла завершила рассказ про кандидатов, подчеркивая преимущества Альберта и не скрывая связанных с ним опасений.
– Надо смотреть. Ну хоть разок в глаза глянуть.
– Устрою, – Белла достала бутылку ликера "Болдс". – Расслабимся. А то сплошные магнитные бури и социальные катаклизмы. – Она налила в рюмки густой шоколадный напиток. – Уж лучше бы твои предки в Латвии осели. Все же поближе к Европе. Мне, например, Швейцария нравится. Провинция, захолустье, но какой блеск! Всю мировую элиту туда как магнитом тянет. Горы, говорят, озера. Ха! К денежкам поближе! Греют… Ладно, еще не вечер. За нас!
Они выпили, но не повеселели. После третьей Беллу охватила жажда деятельности. Подсев к телефону, она приняла грациозную позу. Нога на ногу в распахе тяжелого атласного халата. На кончике пальцев покачивался тапочек, больше похожий на золотой бальный башмачок. Белла не сомневалась, что поза влияет на состояние внутренней энергетики. Ссутулился, спрятал глаза – и всякий тебе в лицо плюнет. А расположился по–королевски и взглянул с достоинством – на коленях приползут.
Споласкивая в мойке посуду, Мара не вникала в суть ее телефонной беседы. Но тон уловила отлично – властный был тон и снисходительный. В заключение прозвучало:
– До встречи, дорогой. – Она брякнула трубку и объявила. – Порядок! В субботу приглашены на банкет к господину Пальцеву. Умолял оказать честь своим присутствием. У него юбилей – сорок пять стукнуло. Взглянешь на него, а заодно и на других посмотришь. Может, там твой принц бродит?
– Господи, я ж просила… – Мара села на диван и умоляюще взглянула на подругу. – Не дави ты на меня, Белка… Я Аньку запустила, дом. Тетка совсем сбрендила, пузырьки от глазных капель собирает, говорит, на случай гражданской войны. Вокруг – коты и котята. А запах… Со мной на тахте трое спят – на ногах, в основном устраиваются.
– Пусть бы хоть деньги в семью приносила Леокадия твоя, а то ведь из тебя сосет. И прячет.
– На черный день… Слушай, думаешь, будет еще чернее?
– Ой, не занудствуй, милая, – Белла встала, удалилась в спальню и вынесла оттуда на вешалке нечто длинное, тонкое, как змеиная кожа, и сверкающее, как алмазный фонд. – Мне узко в бедрах. Рассчитывала похудеть. К субботе явно не успею.
Белла положила платье на колени Маре:
– На лейбл взгляни и прикинь, сколько эта тряпочка стоит. Эксклюзивная коллекция Армани. У Мишель Пфайфер, можно сказать, из под носа увела. Точно твой размер.
Мара рассмеялась:
– Вот тетка обрадуется! Как раз вся ее заначка.
– Ну нет. Я не продаю. В аренду, на вечер и по бо–о–о-льшому блату
Глава 17
Поведя роскошными плечами, Белла сбросила гардеробщику в мундире с галунами нежнейшую шубу из розовой норки и показала глазами Маре на стремящегося к ним господина: "он".
– Рад, очень рад, – широко улыбался плотный статный шатен с несколько смешным чубчиком и в очках "сенатор". Про таких раньше говорили "сытый", "гладкий". И остерегались называть товарищем.
– Извини, опоздали, – Белла улыбнулась с полным сознанием собственной неотразимости и первостатейной ценности в нынешнем празднестве. – А это моя самая задушевная, самая любимая подруга. Рвалась с тобой познакомиться. Белла представила Мару, скрывавшуюся за колоссальным букетом в зеркальном целлофане.
– Порадовали меня, красавицы, – объявил театрально картавя юбиляр после церемонии рукоцелования. – Извините, глазу отдохнуть не на ком. Супруга лечится, а посему и остальные предпочли явиться без дам. – Он оглянулся на группу ожидавших приглашения в зал мужчин. – Похоже на клуб геев… Но вот я сейчас вас представлю, Марочка, надежнейшему мужичку, как за себя ручаюсь. – Альберт Владленович сделал знак, и тут же возле Мары вырос брызжущий энергией брюнет с цыганскими кудрями до плеч, южным загаром, в кожаных брюках, мешковатом пиджаке и черной тенниске под ним. Брюнет припал к руке Мары, дохнув запахом спиртного, скорее всего коньяка, чем, очевидно, и объяснялась его веселость.
– Прошу прощения прекрасной дамы… Только что прилетел из Норвегии. С корабля – на бал. Небрит, голоден, вооружен и очень опасен. Пиджачок, в качестве обязательной в этом заведении формы, выдали из прокатной коллекции, а пятьдесят грамм коньяка успел перехватить в Пестром. Отчитался по всем статьям?
Мара отрицательно покачала головой. Она хотела заметить, что руку целуют лишь замужним дамам и то, если она подана соответствующим образом. Но брюнет, по всей видимости был далек от церемоний и понял ее замешательство по–своему.
– Как? Вы не слышали о Пестром зале? О, мне дьявольски повезло! – он подхватил даму под локоток и повел по лестнице на второй этаж.
Двойная дверь в большой, обшитый дубом зал была распахнута, представляя взору изящно и щедро накрытый банкетный стол. Официанты в черных смокингах и белых перчатках расставляли в вазы принесенные гостями цветы. Люстры, лепнина, дубовые панели выглядели солидно и празднично. Вокруг стола рассаживались приглашенные.
– Мы явились последними, – мужчина в прокатном пиджаке предложил Маре место рядом с собой и, окинув быстрым взглядом двадцать персон, не тесно расположившихся по периметру, шепнул: – Предстоит унылая обжорка. Приглашены официальные лица, неформальное торжество планируется в загородной вилле юбиляра.
Мара не стала говорить, что в любом случае для нее этот вечер не более чем дружеское обязательство и к веселью она отнюдь не стремится. Встретившись с ней взглядом, Белла едва заметно подмигнула бровью.
Она сидела рядом с Альбертом Владленовичем, возглавляя пиршество. По другую сторону от юбиляра вертелся и что–то громко вещал забавный персонаж, привлекающий общее внимание. Прежде всего, пиджаком из какой–то театральной парчи и забавнейшей внешностью, смахивавший то ли на актера Гарина в роли короля из "Золушки", то ли на "всероссийского старосту" Калинина. Явно кого–то напоминала бородка клинышком, острый хрящеватый нос, оседланный поблескивающим пенсне, мелко вьющиеся темные, похоже, крашенные волосы, стоящие над узким черепом жесткой копной. Недюжинная эксцентричность бородача заявляла о себе в размашистых жестах, норовящих совершить неловкость – задеть локтем юбиляра, смести со стола серебряный прибор, смахнуть соусник с тележки официанта, проявлялась в смехе, слишком громком и неуместном, в беспардонной яркости пышного шейного платка и ниспадающего углом из нагрудного кармана серебристого пиджака платке. Комедийный персонаж из оперетты или водевиля.
– Понравился? – перехватил взгляд Мары брюнет.
– Забавный. Лицо, приближенное к юбиляру?
– Ко всем нам, очаровательнейшая. Впрочем, его окучивает Альберт Владленович. А статисты должны изображать довольство. Это вовсе не трудно, девочка. Внимательно взглянем на стол.
– Красиво.
– Изысканно! Обратите внимание на это огромное блюдо. Клумба, букет, натюрморт! Потрясающая колористическая гамма. Коричнево–бежевые треугольнички изваяны из утиной печени, темные плитки – из копченой утиной грудки, звездочки желе из портвейна. А румяные бриоши среди овощной бахромы манят взор, словно белый гриб в нежной траве. – Он со знанием дела смачно цыкнул. – Здешний шеф рисует эскизы, прежде чем составлять блюда. Виртуоз композиции. Какой изыск форм!
– Чувствую себя как на экскурсии в Третьяковке, – Мара улыбнулась соседу. – Простите, я не расслышала, как вас зовут.
– Везун. Это фамилия. Откликаюсь на имя Гарик.
– Мара.
– Звучит вполне аппетитно. С привкусом лаванды, лимонной или перечной мяты. Прохлада и горечь.
Загрузив тарелку, Гарик энергично ел.
– Ничего, если я буду жевать в процесс беседы? В самолете проспал обед, полутруп от усталости, но обаятелен и весел. Что требуется для ощущения полного счастья? Красивая женщина, манящий стол, удачно завершившееся дело. У меня все есть.
– Тсс! Старикан в пенсне будет говорить речь, – остановила соседа Мара.
Взгляды застывших с набитым ртом гостей устремились в сторону поднявшегося джентльмена. Он оказался высок ростом, но, как–то нервно передергивал плечами и, вроде, кособочился. В руке тостующий держал бокал, с явным намерением использовать его как микрофон.
– Я буду краток, друзья мои. Мы присутствует при величайшем эпохальном событии. В муках родился гений. Наполеон современности. Которого еще ждет… Которого ждет… – Он дунул в бокал, прислушался к звучанию последнего слова, чему–то очень огорчился. Лицо болезненно сморщилось, из–под пенсне явилась, блеснув хрусталем, слеза. Содрогаясь от нахлынувших чувств, гость махнул рукой и сел. Аплодисменты завершили его впечатляющую речь.
– Цирк, – шепнула Мара. – Это родственник юбиляра?
– Окститесь, полу литовка. Шарль де Боннар – потомок русских эмигрантов–аристократов. Изъясняется он, как слышали, на чистейшем великом и могучем. Махинатор общемировой вездесущности. Где ни появишься – Европа ли, Америка, или вовсе – Занзибар, – затеваются какие–то акции, фонды, возникают сказочные пожертвования, инвестиции. В деловых кругах Боннара знают все, его имя произносят с придыханием и загадочно поднимают брови, словно знают про него нечто жутко значительное, не подлежащее разглашению. Новый, супер–деятельный Хаммер. И, как мне кажется… – Гарик повел крупным носом. – Пахнет серой!
