Айра Левин - Этот идеальный день
– Скотина, – сказала она.
– Ну, давай, – сказал он. – Уж не начинай этого опять. Он развернул бинт и услышал, что она поднимается с земли, услышал, как зашуршал ее комбинезон, когда она снимала его.
Голая, она подошла, взяла фонарик и пошла к своему вещмешку, вынула мыло, полотенце, комбинезон и пошла вглубь расщелины, где за несколько дней, до этого она сделала ступеньки из камней, чтобы выходить с той стороны к ручью.
Он в темноте наложил повязку, потом нашел на земле, около ее велосипеда, ее же фонарик. Он поставил велосипед рядом со своим, собрал одеяла и устроил два спальных места, как обычно; потом положил свой мешок рядом с ее мешком, поднял пистолет и обрывки ее комбинезона. Пистолет он положил себе в мешок.
Из-за темного каменного утеса, сквозь черные неподвижные листья, выглянула луна.
Она не возвращалась, и он начал бояться, что она ушла пешком.
Наконец она вернулась. Положила мыло и полотенце в свой мешок, выключила фонарик и забралась между одеял.
– Я возбудился, когда ты оказалась подо мной, – сказал он. – Я всегда желал тебя, а эти последние недели были просто непереносимыми. Ты знаешь, что я тебя люблю, знаешь?
– Я пойду одна, – сказала она.
– Когда мы доберемся до Маджорки, – сказал он, – если мы туда доберемся, ты можешь делать все, что хочешь, но пока мы туда не добрались, мы будем держаться вместе. Да, Лайлак?
Она не ответила.
Он проснулся от странных звуков, взвизгиваний и болезненного хныканья. Сел и посветил на нее фонариком, она закрыла руками рот, и по ее лицу бежали из закрытых глаз слезы.
Он подбежал к ней, склонился, потрогал ее лоб.
– Лайлак, не надо, – сказал он. – Не плачь, Лайлак, пожалуйста, не надо, – она плачет, подумал он, потому что он сделал ей больно, может быть, изнутри.
Она продолжала плакать.
– Лайлак, извини меня! – сказал он. – Извини меня, любимая! О, Христос и Веи, уж лучше бы пистолет сработал.
Она покачала головой, не отнимая рук ото рта.
– Ты поэтому плачешь? – сказал он. – Потому, что я сделал тебе больно? Тогда почему? Если ты не хочешь идти со мной, то и не надо, не ходи.
Она снова покачала головой, продолжая плакать. Он не знал, что делать. Он сидел рядом с ней, гладя ее по голове, и спрашивал почему она плачет, и говорил ей, чтобы она не плакала, а потом он взял свои одеяла, расстелил их рядом с ней, лег, повернул ее к себе и обнял. Она продолжала плакать, он проснулся, она глядела на него, лежа на боку, подперев голову ладонью.
– Нам нет смысла идти по отдельности, – сказала она, – так что пойдем вместе.
Он попытался вспомнить, что они говорили перед тем, как заснуть. Насколько он мог вспомнить, ничего; она плакала.
– Хорошо, – сказал он, не понимая ее.
– Мне очень стыдно за пистолет, – сказала она. Как я могла это сделать? Я была уверена, что ты солгал Кингу.
– Мне очень стыдно за то, что я сделал, – сказал он.
– Не надо, – сказала она. – Я тебя не виню. Все было абсолютно естественно. Как твоя рука?
Он вытащил руку из-под одеяла и согнул ее, рука больно заныла.
– Ничего, – сказал он.
Она взяла его руку в свою и посмотрела на повязку.
– Ты распылил лекарство?
– Да, – сказал он.
Она смотрела на него, по-прежнему держа его руку в своей.
Глаза ее были большие, карие и по-утреннему ясные.
– Ты правда отправился на остров и вернулся? – спросила она. Он кивнул.
Она улыбнулась и снова посмотрела на его руку, поднесла ее к губам и стала целовать пальцы, один за другим.
Глава 4
Они выехали только поздним утром и долго ехали быстро, чтобы компенсировать свою утреннюю расслабленность. Стоял странный день, с дымкой в воздухе, тяжело дышалось, небо было серо-зеленое, а солнце казалось белым диском, на который можно смотреть широко открытыми глазами. Это был сбой в контроле за погодой, Лайлак вспомнила похожий день в Кит, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. («Ты там родилась?» – «Нет, я родилась в Мек»
– «Правда? Я тоже!») Теней не было, и велосипеды, попадавшиеся им навстречу, казалось, висели над землей, как автомобили. Члены понимающе смотрели на небо и, подъехав ближе, кивали без улыбки.
Когда они сидели на траве, деля на двоих контейнер с пирогом, Чип сказал:
– Теперь лучше ехать медленно. На велодорожке могут быть сканеры, нужно выбирать подходящий момент, чтобы их благополучно миновать.
– Сканеры из-за нас? – спросила Лайлак.
– Не обязательно, – ответил он. – Просто потому, что это ближайший город к одному из островов. Разве ты не приняла бы дополнительных предосторожностей, если бы была Уни?
Он боялся не столько сканеров, сколько того, что впереди их может ждать медицинская команда.
– А что, если члены нас там поджидают? – спросила она. – Советчики и врачи, с нашими фотографиями?
– Это не очень вероятно, много времени прошло, – сказал Чип. – Надо попытать счастья. У меня есть пистолет и нож, – он потрогал карман.
Через секунду она спросила:
– Ты ими воспользуешься?
– Да, – сказал он. – Думаю, да.
– Надеюсь, что не придется, – сказала она.
– Я тоже.
– Лучше тебе надеть темные очки, – сказала Лайлак.
– Сегодня? – он посмотрел на небо.
– Из-за твоего глаза.
– Ах, – сказал он, – конечно. – Он вынул очки от солнца и надел их, посмотрел на нее и улыбнулся. – А ты вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Разве что, выдохнуть и задержать дыхание.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, покраснела и добавила:
– Их не видно, когда я одета.
– Это первое, что я заметил, когда взглянул на тебя, – сказал Чип, – их.
– Я тебе не верю, – сказала она. – Ты врешь. Врешь.
Правда?.
Он рассмеялся и дернул ее за подбородок.
Они ехали медленно. На велодорожке сканеров не оказалось.
Никакая медицинская команда не остановила их.
Все велосипеды в этих местах были нового типа, но никто ничего не сказал насчет их старых велосипедов.
К вечеру они были в 12082. Проехали в западную часть города, вдыхая запах моря, внимательно смотря на дорожку впереди себя.
Они оставили велосипеды в парковой зоне и пешком вернулись к столовой, где ступеньки спускались к пляжу. Море было далеко под ними, оно мягко раскинулось, синее море – далеко-далеко, до туманного зеленоватого горизонта.
– Эти члены не дотронулись, – произнес детский голос. Рука Лайлак сжала руку Чипа. «Идем дальше», – сказал он. Они пошли вниз по бетонным ступеням, спускавшимся с крутого утеса.
– Эй, вы, там! – воскликнул член, мужчина. – Вы, два члена! Чип выдернул свою руку из руки Лайлак, и оба они обернулись. Член стоял за сканером на верхней ступеньке, держа за руку голую девочку пяти-шести лет. Она терла голову и смотрела вниз на них.
– Вы сейчас дотронулись? – спросил член. Они переглянулись и посмотрели на члена.
– Конечно, – сказал Чип.
– Да, конечно, – сказала Лайлак.
– Он не сказал «да», – сказала девочка.
– Сказал, сестра, – строго произнес Чип. – Если бы он не сказал, мы бы не прошли, правда? – он посмотрел на члена и позволил себе улыбнуться. Член наклонился и что-то сказал девочке.
– Нет, он не сказал, – произнесла та.
– Пойдем, – сказал Чип Лайлак. Они повернулись и пошли вниз.
– Маленькая ненавистница, – сказала Лайлак, а Чип ответил:
– Просто пойдем дальше…
Они спустились до самого низа и остановились снять сандалии. Чип, стоящий сзади, обернулся и посмотрел вверх: члена с девочкой не было, по лестнице спускались другие члены.
Пляж был полупустой, под странным туманным небом в дымке.
Члены сидели и лежали на одеялах, многие – в комбинезонах.
Все были молчаливы и разговаривали тихо, и музыка из громкоговорителей – «Воскресенье, День Веселья» – звучала громко и неестественно. Группа детей прыгала через веревочку у края воды: «Спасибо, Маркс, Христос, Вуд, Веи, – за этот идеальный день. Веи, Вуд, Христос и Маркс…»
Они пошли по берегу на запад, держась за руки и неся свои сандалии в другой руке. Узкий пляж стал еще уже, народу становилось все меньше. Впереди стоял сканер, прямо на границе утесов и моря.
Чип сказал:
– Я никогда раньше не видел сканера на пляже. Я тоже, – сказала Лайлак.
Они переглянулись.
– Вот туда мы и пойдем, – сказал он, – попозже. Она кивнула, и они ближе подошли к сканеру.
– У меня дурацкое желание дотронуться до него, – сказал Чип. – Пошел в драку, Уни, вот я где!
– Не смей, – сказала она.
– Не волнуйся, – казал он, – я не буду.
Они пошли назад, к центру пляжа. Сняли комбинезоны, вошли в воду и заплыли далеко. Повернувшись спиной к морю, они внимательно рассматривали берег за сканером, серые утесы, постепенно таявшие в серо-зеленой дымке. С утесов взлетела птица, покружила и полетела обратно. Она исчезла, скрылась в щели, казавшейся полоской, толщиной в волос.
– Там, возможно, есть пещера, где мы сможем устроиться, – сказал Чип.
Спасатель свистнул и помахал им. Они поплыли обратно к берегу.
