Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)
Но его пальцы только больно ударились о стену, и ничего не последовало.
— Ты опять не понял, — всхлипнула то ли от смеха, то ли от отчаяния Инк. — Я сказала не суггестер. Высшая степень роскоши — это полное отсутствие суггестера при внешнем облике суггестера. Отсутствие суггестера — это когда из таких же стен извлекать ничего нельзя. Это высшее наслаждение! — На глаза женщины даже навернулись слезы. — Высшая степень роскоши!
— Да… уж! — протянул Филипп.
И он вдруг понял, только что вспыхнувшая в нем злость мгновенно растаяла. Он просто посмотрел на дочку покойного капитана, свою новую жену, и представил ее красивое лицо прикрытым плотной чадрой. Конечно, никакая красота никогда не сможет сравниться с плотной тканью, пропускающей только воздух.
— Ну ладно, ты еще дикий, — ощутив на себе взгляд мужа и непроизвольно поежившись, сказала Инк. — Тебе, наверное, нужен номер подешевле. Мои соплеменники переоценили тебя.
— Меня вполне устроит самый обыкновенный суггестер, — усмехнулся Филипп. — Я слишком устал, чтобы во всей полноте вкусить прелести подобной недопустимой роскоши! Иди! — Он повелительным жестом указал жене на дверь. — Иди попроси их, чтобы мне предоставили другой номер. Кстати, Ахан куда более совершенен в выборе удовольствий. Позже я посвящу тебя в суть подлинных наслаждений, правда, думаю, они тебе с непривычки покажутся странными.
* * *Серое небо немного угнетало Филиппа, но над Тирогом — столицей нового Марса никогда не было другого неба. Также раздражала и архитектурная эстетика Тассили. Дома в городе были округленными, алыми, с выпуклыми большими стеклами. Они действительно были похожи на перезрелые ягоды малины.
Голубые каналы — широкие щупальца скользящего спрута, подхватывая любые нечистоты и давая взамен кристально чистую воду, занимали практически всю площадь города. Исключения составляли только крыши и несколько круглых площадей перед самыми большими зданиями. А множество тонких энергетических линий, похожих на железные черные канаты, вдоль которых двигались легкие воздушные машины, неприятно звенели. Цветы, музыка, ароматы — все это только внутри помещений, снаружи сухое формальное общение, деловой тон и постоянное поглядывание на часы.
Конечно, просьба его была выполнена, и Филиппа перевели в другой номер. Здесь были такие же белые стены, но по первому же требованию из стены появился столик с горячим обедом, потом большой прозрачный умывальник, мыло, ароматные розовые полотенца, а за ними и мягкая большая постель-подушка.
После трапезы, как следует заперев дверь, Филипп постелил свой коврик и помолился. Он дал клятву Ахану, что не пройдет и года, как в этом городе будут построены артезианский храм и молельная башня. После этого он встал в углу и попросил у стены оружие и боеприпасы. Он уже понял, что стены-синтезаторы реагируют на устный приказ, произнесенный по-тассилийски.
Не сразу у него получилось сформулировать сущность армейского пистолета. С первой попытки Филипп Костелюк получил чугунный утюг с отчеканенным на левом боку семнадцатицветным национальным флагом Тассили, а со второй — красную бумажную хлопушку с секретом. Но он не остановился, и через час упорных попыток ему пришлось заняться серьезным уничтожением мусора, а еще через час после длительных словесных манипуляций он все-таки добился своего: обзавелся пистолетом и даже поясом с шикарной кожаной кобурой.
Нужно было выйти хотя бы в коридор, показать себя, нужно было хотя бы вызвать какую-нибудь из жен или администратора гостиницы по видеофону, но Филипп все же чувствовал себя пленником, он испытывал неловкость и опасался выходить из номера. В задумчивости он несколько раз прошелся из угла в угол, потом сделал небольшую мишень в форме головы полковника Дурасова и уже собирался опробовать оружие, когда одна из стен мелодично звякнула и на ней появилась проекция знакомого мужского лица.
— Добрый вечер, — сказал Куин. — Филипп Аристархович, я обещал быть вашим гидом, но я немного не успеваю. — Он демонстративно показал Филиппу свои большие ручные часы. — Как вы отнесетесь к тому, чтобы нам встретиться, скажем, через час в ресторане гостиницы. Там я введу вас в курс дела, а заодно и представлю нашему министру. Он приедет специально ради того, чтобы встретиться с вами! А что это у вас в руке? — Глаза тассилийца немного округлились. — Интересная какая штука!
Несмотря на вечернее время, встреча с министром Ки-Мором, третьим лицом в сложной иерархической пирамиде Тассили, состоявшаяся в ресторане отеля, носила чисто деловой характер. За столиком их было четверо: сам министр, его седьмой помощник Куин, Филипп Костелюк и его новая жена Инк, приглашенная в качестве консультанта на случай недоразумений.
Министр говорил по-русски. Одетый в строгий деловой костюм, этот человек производил хорошее, солидное впечатление. Волосы у министра в отличие от других тассилийцев были чуть красноватые, а ушные прорези, так раздражающие Филиппа, были прикрыты аккуратными круглыми наушниками.
— Простите нас, — сказал он, дружелюбно протягивая руку. — Я очень стеснен во времени и только сегодня познакомился с вашими обычаями. Поверьте, Филипп Аристархович, чем меньше внимания вам уделяют на Марсе, тем больше выказывают свое почтение. В этом мы в корне отличаемся от землян. Комфортом и бережным вниманием у тассилийцев последние полторы тысячи лет окружают только закоренелых преступников и душевнобольных. Но к делу! — Он посмотрел на часы. — Мы с вами должны обсудить несколько вполне конкретных вопросов.
Филипп Костелюк и слова вставить не мог, он только смотрел в рот министру. Сидел за столиком, в одной руке сжимая полный стакан с какой-то остро пахнущей жидкостью, а второй под прикрытием скатерти поглаживая мягкую кожу кобуры. Наличие заряженного оружия успокаивало его, позволяло избавиться от нервной дрожи, порожденной стеснением.
— Мы доверяем вам, — продолжал министр Ки-Мор. — Мы доверяем вам настолько, что даже не станем подвергать тестам. Для тестов нам вполне достаточно тех трупов, что вы доставили в морозильной камере «Малого бакена». Вы совершенно свободны, в пределах Марса разумеется. Правительство Тассили ставит лишь одно условие. Вы официально заключаете брак с присутствующей за нашим столиком женщиной по имени Инк.
— Значит, я свободен?. — почему-то удивился Филипп Костелюк, опять нюхая свой стакан.
— Вы не ограничены в своих действиях, желаниях и перемещениях, — подтвердил министр. — Полная свобода в пределах планеты. Поверьте, в пределах планеты — это много. Я сам не имею большей свободы. Свобода, выходящая за рамки повседневности, свобода, выходящая в космос, требует специальной научной подготовки и длительных тренировок. Но в пределах одиннадцати наших городов и сорока марсианских пустынь вы, естественно, абсолютно свободны. — Он назидательно поднял красноватый острый палец. — Но сначала свадьба.
— По вашим обрядам или по нашим? — спросил Филипп, покосившись на неподвижно сидящую Инк. Судя по ее застывшей улыбке, Инк была немного напугана.
— И так и так! — весело отозвался министр. — Поверьте, тассилийцы с большим уважением относятся к причудам других народов.
— В этом случае вам придется построить артезианский храм и молельную башню, — сказал Филипп Костелюк и залпом проглотил содержимое своего стакана.
— Храм понятно, а что это за молельная башня?
— Ну, как бы это попроще, — немного смутился Филипп, очень не просто было объяснить этому невеже простое понятие, ясное и для ребенка середины двадцать первого века. — Каменный столб, — сказал он. — Тонкий каменный столб. Наверху должна находиться небольшая площадка.
— Площадка? — искренне удивился его собеседник.
— Да, — кивнул Филипп, — призывая верующих к молитве и покаянию, на площадке в часы молитвы должен стоять жрец. Башня должна быть выше самого высокого здания в городе, хотя бы чуть-чуть. Она должна быть такой, чтобы жрец находился к небу и к Богу немного ближе остальных смертных. — Объяснение прозвучало довольно глупо, и, ощутив новый приступ неловкости, Филипп недобро посмотрел на своего собеседника. — Так вы построите храм?
— Согласен! — неожиданно легко согласился тот. — Вы говорите — чуть-чуть выше самого высокого из зданий, каменный столб с площадкой. Это не сложно.
Все горело в Филиппе, его тошнило, закружилась голова. В стакане, столь неосторожно выпитом им с маху и до дна, оказалось вино. Он осквернился в самый решающий миг, в тот миг, когда все уже было хорошо, когда он почти выполнил клятву.
Филипп зажмурился, ожидая мгновенной кары, но кары не последовало. Он открыл глаза. Над ним на высоте нескольких десятков метров переливался только потолок-люстра.
