Игорь Мист - Новый Вавилон
– Нам может помочь кроме оружия, чудо и слово Божие! В войсках повсеместно всходят ростки язычества. – Патриарх заговорил, прервав затянувшееся молчание, и перекрестился. – А о том, на что вы наши мысли направляете, генерал, о ваших бомбах – даже думать не смейте! Вам мало прошлого? До сих пор все отравлено. Сколько угодий и душ погублено – искалечено!
– Вы правы, ваше святейшество. Сначала, думаю, необходимо отправить на переговоры в Белый Валаам решительного человека, – президент почтительно наклонил голову в сторону Патриарха, желательно, связанного с Церковью и способного остановить бунт.
– Наставить взбунтовавшийся народ на путь истинный? – Патриарх погладил свою длинную бороду. – Я, слишком стар для крестового похода – нести слово Божие в толпы взбунтовавшихся язычников! Думаю, лучше известного вам отца Аввакума, сейчас никто не совладает с безумной толпой. Если вы, господин президент, соблаговолите обратиться к этому христолюбцу, мы примем его у себя в резиденции сегодня же и благословим на подвиг во имя отечества!
Президент удовлетворенно кивнул и обратился к генералу:
– Уважаемый Назарий Вениаминович, вы тоже вызовите срочно Аввакума, предоставьте полномочия и организуйте с нашей поддержкой его миссию в Белый Валаам. Если же она окончится неудачно, тогда…, придется применять… – Он не хотел произносить то страшное, что и так понимали собеседники.
Филарет видел нерешительность плешивого хитрого «Головы». Обладая всей властью и деньгами, позволить вирусу язычества так глубоко проникнуть в страну! Он не был способен решительно действовать, и чем раньше убрать бессильного политика, тем лучше будет для всех. Сейчас прекрасная возможность воспользоваться его слабостью.
– … Вы слышите меня, Назарий Вениаминович? Что там, с вашим агентом? Он, кажется, уже в Африке?
34. Афри. Кадингир. Милость Мира
В семь часов вечера Алексий оказался у Людвига, который встретил его громкими приветствиями и распростертыми объятиями – он был пьян или, по крайней мере, сильно выпил. Волосы он аккуратно зачесал назад. На круглом столе, покрытом дорогой белой скатертью, лежали в вазах конфеты и экзотические фрукты. На другом краю расположились самые разнообразные закуски – колбасы, вяленое мясо, икра – в окружении строя цветных бутылок – прозрачных, синих, зеленых, оранжевых. Дронова удивили столь тщательные приготовления к вечерней встрече – было видно, что его здесь с нетерпением ждали.
За столом сидела женщина с необычайно пышной, по последней африканской моде, прической – жена Людвига. Она была в простом свитере. Встречая Дронова, она с некоторой торжественностью и гордостью вышла к нему.
– Эльза. – Неподдельное радушие светилось на ее немолодом, но свежем лице.
– Алексий, – Дронов был так поражен, что остановился на пороге и вопросительно переводил взгляд с Людвига на Эльзу. – Что значат, эти торжественные приготовления?
– Только то, что три года не видели родного лица. – Людвиг уже разливал по рюмкам коньяк. – Все нормально прошло? – заговорщически спросил он, намекая на Веду. – Не торопитесь, Алексий, дайте порадоваться встрече с человеком, приплывшим с родины. – И он, выпил свою порцию.
Дронов заметил, что Эльза незаметно выскользнула из комнаты.
– Спасибо, девушка в городе, но в честь кого прием? Уверен – у вас есть и сюрприз.
Людвиг, хитро улыбаясь, налил себе еще.
– В Москву собираюсь вернуться!
– Поэтому закатили банкет?! Подкупить хотите?! – Дронову стало смешно.
– Не подкупить, а усладить! Вы можете принять решение о нашей замене, полномочий у вас хватает, как у меня – лимитов. – Дронов понял намек Людвига на помощь с документами Веде.
– В чем причина?
– Не поверите, надоело – домой хотим! Там, смысл какой-то. Здесь прекрасно, сытно, весело, но… осточертело… Мы в Кадингире несколько лет. Задачи, которые ставились перед нами…уже, почти выполнены…
– Хотите, чтобы я поверил?! Жаждете, вернуться домой, зная, что там происходит?! Когда готовилось Разделение, все надеялись на чудо: – «белым» не будут мешать «черные», «полосатым» – «узкоглазые», войны прекратятся, все заживут счастливо… но, не получилось. Все начинают думать, что виной этому последний остров инакомыслия – Новый Вавилон – и его порождение – Кадингир.
– Вы правы! Здесь происходит что-то тревожное. Это началось во время наступления беснующейся толпы с той стороны. Мы следили за событиями по корпускулам и видели, как люди приближаются к границам города из саванны – несколько тысяч, возбужденных и вооруженных. Внезапно, картинка исчезла, а когда появилась снова – саванна была пуста. Все исчезли, точно, – испарились. Потом события обсуждали, ходили слухи, что вмешались вавилонцы. Я могу предсказать, что если это началось – само не остановится и закончится большой кровью. Думаю, другие страны хотят уничтожить Кадингир, а за ним и Вавилон. Поэтому прошу: помогите мне уехать, пока не поздно.
– Вместо вас должен кто-то остаться.
– Знаю, я подготовил надежного человека на время, пока не придет замена из Москвы.
– Человек – сюрприз?
– Уверен, он вам понравится! Подождите минутку, я сейчас.
Людвиг вышел, а вскоре вместо него в комнату медленно вошла темнокожая девушка с длинными, до пояса, распущенными черными волосами. За ней показался и довольный сюрпризом, сияющий Людвиг.
– Познакомься, – Афри, это – Алекс. Она – тот проводник, о котором вы просили, и который пойдет с вами, не смотрите так. Я вправе выбирать и готовить сотрудников по своему усмотрению.
При виде африканской девушки, Дронов вдруг вспомнил свои давние мечты: как подойдет к нему случайно – Она… Ему захотелось взять Афри за руку и уйти, а лучше улететь подальше – от хитроумного агента к небоскребам Кадингира, на самую высокую башню, и смотреть на звезды, обнимая девушку за осиную талию.
Вернул Дронова на землю Людвиг, наслаждавшийся произведенным эффектом.
– За такое чудо, Алексий, думаю, не трудно будет выполнить мою скромную просьбу?
Весь вечер Дронов не мог отвести глаз от девушки. Он вернулся окрыленный и взбудораженный, вызвав насмешки Веды и доктора, традиционно пыхающего парами джина.
Утром Алексий подумал, что уже целая ночь прошла без нее. Верил ли он в любовь с первого взгляда? Чем сумела поразить его в первую же встречу чернокожая красавица? Алексий не мог ответить.
В тот день, будучи у Людвига, Алексий искренне любовался девушкой. Ее внешность не отвечала его представлениям о женской красоте, и Дронов не хотел признаваться себе, что его воспоминания об Афри чувственны и одновременно грубы.
Он был полон предрассудков и условностей страны, в которой вырос, – они, глубоко владели сознанием. Дронов пытался справиться с собой и безрезультатно твердил про себя, что это невозможно – влюбиться в совершенно чуждое ему существо, похожее на статуэтку из эбенового дерева, но страсть все больше овладевала им. Годы его тревожной жизни прошли в борьбе с иноверцами и представителями других рас и национальностей, конечной целью же было создание мононационального общества. И теперь, словно издеваясь, судьба свела его с чернокожей Афри.
«Я же говорил, у меня был лучший кандидат, нежели ставленник бунтаря Вольного, насмешливо воскликнет господин Данилин, – так подумал Алексий. – Интересно, а что сам Вольный? Что сказал бы еще один ревнитель национальных устоев, если бы увидел Алексия, обнимающим чернокожую? Пожалуй, на родине, за такие чувства его ждет презрение друзей, арест и предсказуемый приговор. Вряд ли меня вышлют из страны или позволят уехать – слишком много знаю… вероятнее всего, – уничтожат».
Однако, о плохом, думать не хотелось, поэтому он решил довериться судьбе в очередной раз.
Утром Алексий оставил доктора и Веду, сказав им, что едет в город. Сегодня его ждала первая встреча с Афри – один на один.
35. Алексий. Океан. Ныне Отпущаюши
Алексий понимал, что отчаянно и окончательно влюбился. После двух дней свиданий с Афри, которая ответила страстной взаимностью, он не выдержал очередной разлуки и пригласил ее в уединенный коттедж в пригороде Кадингира.
Они примчались туда утром и наслаждались любовью большую часть дня. Дронов с нежностью любовался дикой пантерой. В перерывах влюбленные рассказывали о себе то, что считали важным, и снова принимались наслаждаться друг другом.
Близился вечер, когда они все-таки вышли погулять к океану. Небольшая дверь в сетчатом заборе вела прямо на дикий пляж. Поднялся шторм. Мощные волны с ревом накатывали, разбиваясь о берег, и в воздух взметались брызги, а песок усеивали всевозможные ракообразные и моллюски, выброшенные из воды. По широкому пустынному пляжу под порывами ветра бродило несколько одиноких фигур местных жителей; то тут, то там торчали таблички, запрещающие купание.
Дронов снял туфли и босыми ногами встал на мокрый холодный песок. Он вдруг ощутил мощь нетронутой природы. В таких местах пристало или слагать поэмы, или подниматься на скалы и бросаться вниз головой в бурлящую воду. Афри была словно частью морского пейзажа и саванны – гибкая и стройная, как молодая львица, она напоминала дикий пляж, грохот волн и соленые брызги на одежде.
