Яков Окунев - Грядущий мир. Катастрофа
Его высочество глядит стеклянными глазами на Ундерлипа. Он ничего не понимает.
— Кокаин! У вас есть кокаин?
— Да, да, будет кокаин. Наденьте это платье.
Его высочество впал в полный идиотизм и покорно подставляет ноги и руки спешно одевающему его лорду Рою.
Военное судно — в нескольких десятках шагов от яхты. Капитан Баррас вбегает в каюту его высочества и грохочет ругательства.
— Черт и его бабушка! Разве этот маскарад поможет? У революционеров на плечах не капусты, а головы. Они спросят документы.
— Что же делать? — растерянно лепечет Ундерлип.
— Лезьте в цистерну из-под нефти, — советует капитан.
Ундерлип, король — в нефтяной бочке! Принц, наследник английской короны — в нефтяной бочке! И лорд Рой. И свита его высочества. Измазавшись с головы до ног в нефти, задыхаясь от нефтяной вони, они сидят, притаившись в цистерне, и со страхом прислушиваются к шагам на палубе.
Король хлеба! Нефть затекла за его воротник, пропитала его шелковое платье и ест его холеное, жирное тело. Долларами, настоящими долларами заплатил бы он за то, чтобы не сидеть в этой бочке. Половину состояния. Все состояние. Разве жизнь — это доллары?
Король хлеба плачет. Да. Да, настоящими слезами. Льются из его маленьких щелок-глаз, падают на измазанную нефтью грудь. Слезинки, не смешиваясь с жирной нефтью, застыли на его груди круглыми алмазными горошинками.
А там, наверху, офицер осматривает документы. Капитан Баррас ерошит свою золотую бороду.
— Отчего вы не остановились, когда вам сигнализировали? — допрашивает офицер капитана.
— Черт и его бабушка! — подбадривает себя капитан Баррас. — Я не заметил сигнала.
— Ваш рейс?
— В Мадеру.
— Откуда? Пропуск.
Капитан пускает в ход «штучку»:
— Яхта, изволите видеть, вышла из Нью-Йорка за два дня до этой каши.
— Сказки! Где вы мотались десять дней, капитан?
Да, загнул! Где они мотались десять дней? Нельзя же сказать этому красному, что они все время улепетывали от красных.
Капитан Баррас изворачивается:
— Была авария. Яхта ремонтировалась.
— Где?
Это не штука, что капитан знает океан, как свою каюту, и может назвать любой островок на нем. А вот штука назвать такое место, где за эти десять дней и не пахло революцией. Но… смелости, смелости больше. Капитан Баррас называет наудачу маленький островок на Атлантическом океане.
— Мы чинились там пять дней.
— Я полагаю, что вашу яхту надо арестовать, — раздумчиво произносит офицер.
— Зачем? Мы все равно далеко не уйдем, — опять пускается на «штучку» капитан Баррас. — У нас совсем нет нефти.
Сказал и прикусил язык. А вдруг офицер задумает проверить цистерны с нефтью. Ведь в пустой цистерне имеется знатный груз: принц крови и король хлеба. Хорошая добыча для красных.
Так оно и происходит. Офицер идет в трюм с электрическим фонариком в руке. Капитан Баррас исключительно словоохотлив. Он обращает внимание уважаемого офицера, что эта яхта отличается исключительной быстроходностью и сопротивляемостью переборок. Он высчитывает количество лошадиных сил машины и рассказывает об особой конструкции ее котлов. Он предлагает офицеру попробовать вот эти сигары, настоящую гавану.
— Какой аромат! Какая мягкость табака! И обратите внимание на плотность пепла.
Офицер ощущает аромат и мягкость гаваны и обращает внимание на плотность ее пепла, а капитан Баррас юрко снует между цистернами. Щелкает по цистерне, в которой сидят его пассажиры. Она издает глухой звук.
— Пустая, — говорит он и рискованно предлагает: — Может быть, вам угодно заглянуть внутрь?
— Не стоит. По звуку слышно, — отвечает офицер.
У-ф-ф! Отлегло! Словесный поток капитана Барраса сразу иссякает. Офицер, осмотрев трюм, прощается с капитаном.
— Причальте к Мадере и дальше не пускайтесь без пропуска в путь. Вот вам удостоверение, что ваше судно осмотрено. Оно действительно до первой стоянки.
Офицер козыряет. Капитан тоже козыряет. Военное судно снимает трап и уходит. Из трюма, измазанные нефтью, выползают пассажиры капитана Барраса.
Король — снова король. Разве он плакал? Ничего подобного. Он выпрямляет спину и громко, по-королевски приказывает:
— Дик. Долой с меня эту дрянь! Ванну!
Приняв ванну и переменив платье, он надевает не кепку, а цилиндр. Он, король, окончательно уверовал в свою звезду.
Машина молчит. Винты замерли. Топлива больше нет.
Ни литра нефти. Яхту несет течением. Куда? Зачем? Может быть, ее прибьет к берегу? Но может быть, ее отнесет в открытый океан. Может быть.
Начинается шторм. Море бугрится и вздымает зеленые бугры. Яхта всползает на водяные горы и скользит с их гребней вниз между двумя водяными стенами. Может быть, ее разобьет штормом, как яичную скорлупу? Может быть…
Его высочество лежит на качающейся койке в каюте. На желтом лице застыла бессмысленная улыбка. Засохшие, потрескавшиеся синие губы шепчут:
— Кокаин… Я умираю… Дайте мне кокаин…
Капитан Баррас бегает по палубе. Зачем он взялся за эту историю. Ведь он не король, не принц, не лорд, а просто капитан. Всего-навсего. Чеки? Хе-хе! Чего они стоят? Пустая бумажка! Химера!
Ундерлип сидит на ванте, на веревках. Он беднее последнего нищего. Он больше не король. У него нет ничего. Ни-че-го! Даже нет слез.
— Берег! — доносится с рубки.
Яхту несет к берегу. Суровые скалы, белое кружево пены у их ног. Волны ударяются о каменную грудь, разбиваются в седую пыль. Они взлетают вверх серебряным облаком.
Если яхта ударится о берег, ее разнесет в щепки. Но машина умерла, винты молчат… Яхта разобьется о скалы.
Король хлеба, миллиардер Ундерлип, безучастен.
Пусть! Все пыль. Все сон — миллиарды, сила, власть и даже сама жизнь.
Яхта взлетает на гребень волны. Волна относит яхту от берега, точно делает разбег. И с размаху швыряет ее на острые зубы скал. И все… Мачта плывет и скачет на волнах. Что-то черное подпрыгивает у мачты. Цилиндр мистера Ундерлипа, короля хлеба. Цилиндр пережил короля.
Михаил Фоменко
Двести лет спустя: Утопия Я. Окунева
Современники отзывались о Якове Марковиче Окуневе не иначе как уничижительно. «Незадачливый… Маленький, щуплый, без зубов… всегда в поисках денег, всегда кем-то обиженный… Партиец, лишенный какой-либо твердости… Он устраивал у себя литературные вечеринки, затеял издание альманаха "Новые берега"» — пишет Ю. Слезкин. «Кроткий, щуплый человечек, панически трусивший даже своей энергичной супруги» — подхватывает Н. Карпов.
Наиболее полно биографию Окунева проследил литературовед и библиограф И. Халымбаджа. Из его заметок2 и других источников мы узнаем, что Окунев (его настоящая фамилия — Окунь) родился 6 (18) февраля 1882 г. в бессарабском городе Бендеры, в еврейской семье; отец — мелкий торговец. Окунев учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университета в Одессе и с 1903 г. начал публиковать в периодике стихи и рассказы. Тем же годом датируется начало его участия в революционной деятельности, которое привело к исключению из университета, неоднократным арестам и высылке.
В «годы реакции» Окунев отходит от революционной борьбы и посвящает себя литературе. В 1914 г. в петербургском издательстве «Прометей» выходит его первая книга — сборник рассказов «Каменное иго». Книга, по мнению Л. Бать, автора неприязненной заметки об Окуневе в «Литературной энциклопедии» (1929–1939), «пестра стилистически и тематически. Неоформленные революционные настроения перемежаются декадентскими мотивами и безыдейным бытовизмом».
С началом Первой мировой войны… Что же произошло с началом войны? Как пишет в скандально-«разоблачительных» мемуарах «В литературном болоте» (ок. 1939) Н. Карпов — вошедший, кстати, в историю советской фантастики благодаря непритязательному роману «Лучи смерти» (1925) — «мой приятель, писатель Яков Окунев, попал в военный госпиталь на испытание на предмет годности к военной службе, побеседовал там с первыми ранеными, благополучно вышел из госпиталя с белым билетом, освобождавшим от военной службы и, набравшись впечатлений, начал "шпарить" в газете "Биржевые ведомости" очерки с подзаголовком "Из впечатлений участника". Если бы читатели вздумали по этим очеркам представить себе личность самого очеркиста, в их воображении встал бы свирепый, широкоплечий великан, нанизывавший на штык сразу по паре немцев».
Биографы указывают, напротив, что Окунев был призван в армию, участвовал в Галицийском походе 1914 г. и был награжден Георгиевским крестом. В 1915 г. в Петрограде вышли книги военных очерков «На передовых позициях: боевые впечатления» и «Воинская страда» («реалистический показ ужасов войны сдобрен слащавым восхвалением героического патриотизма русской армии», комментирует Л. Бать).
