Хольм ван Зайчик - Дело победившей обезьяны
Паша, однако же, среагировал: успел отбить ножку, сверкнуло узкое лезвие – и с ревом нанес Багу неподражаемый по силе прямой удар, каковой, случись на его пути стена, пронзил бы и стену, не то что вовсе недеревянного Бага.
В планы Бага быть проткнутым каким-то громилой из Малина-линь вовсе не входило: он легко отклонился, немного присел, пропустил разящую руку над плечом, ухватил за кисть, дернул, выпрямляясь, вливая свое усилие в движение огромной массы Пашенькиного тела, и громадный, неподъемный с виду человеконарушитель описал в воздухе плавную дугу, а затем со всего маху ахнулся об пол – только гул пошел, словно в большой колокол ударили на Часовой башне. Дернулся и – затих. Хорошо, что внизу нет соседей, а то люди обеспокоились бы понапрасну.
Баг подобрал оружие – от греха подальше, хотя за полчаса беспамятства Пашеньки смело мог ручаться, — и бегло оглядел поле боя: человеконарушители лежали недвижимы. О хацза, хацза, кто тебя усеял… На всякий случай Баг связал ворогов их же собственными кушаками, а потом отправился обследовать оставшиеся помещения: вдруг еще где притаился враг?
В одной комнатке – поменьше – обнаружилось что-то вроде примитивной кухни: газовая плита, неновый холодильник марки “Усатый Лу”, стол, заваленный распотрошенными свертками со съестным, а также несколько непочатых бутылок с самым дешевым эрготоу. Разбойников в комнатке не просматривалось.
В другой – той, чьи окна были занавешены, — обнаружились диваны у стен; видимо, эта комната выполняла роль спальни. Два дивана были пусты, а на третьем возлежал некий преждерожденный: связанный толстым шелковым шнуром и с платком на голове, так что и лица-то толком видно не было.
Преждерожденный в платке повернул голову на звук открывшейся двери и шагов и удивительно знакомым голосом произнес:
— Сказал же: не буду есть!
Баг замер: быть не может!..
Сорвать платок было делом мгновенным – на Бага, близоруко моргая, глядел бледный, с синяками под глазами… Богдан.
— Драг еч…
Богдан прищурился: в комнате было темно. Глубокое недоумение на его лице мгновенно сменилось радостью узнавания:
— Баг!
— Я, драг еч, я… А ты-то тут что делаешь? — Узлы были затянуты на совесть, не распутать. Баг принялся было пилить шнур оброненным Пашенькой клинком, но много ли напилишь шпагой?.. Огляделся: ничего подходящего. Только очки Богдана на табурете; Баг аккуратно насадил их другу на нос. Верный нож торчал в стене, пришпиливая, ровно булавка бабочку, незадачливого Евоху. Верный нож был при деле. Метательные ножи остались в Александрии, да и ими особенно не порежешь. Выбора не оставалось. “Пилите, драг еч, пилите!” — сказал себе Баг и продолжил лихорадочно пилить. — Ты-то здесь откуда?!
— Да я… — Богдан шмыгнул носом. — Понимаешь… Я сам не знаю. Пошел в пирамиду, а там… стукнули по голове и – все: темно. Очнулся уже на этом диване…
Баг удвоил усилия: веревка разлохматилась, начали лопаться отдельные нити.
— А Крюк где? — глупо спросил он.
— Крюк?.. Отчего – Крюк? — Богдан растерянно смотрел на него. — Почему – Крюк?
— Он сюда еще вчера зашел, — пояснил Баг и отбросил шпагу: веревка наконец поддалась, лопнула, и теперь ее можно было просто размотать.
— А… — на лице Богдана появилось понимание, — так есаул в Мосыкэ. Вот что!.. Знаешь, еч, я тут слышал, как эти, — минфа скривился, — говорили про какой-то ход в подвале… В Мосыкэ полно ходов под городом, так ведь? — Баг машинально кивнул, усадил Богдана и разматывая веревку.
“Значит, Крюк ушел подземным ходом… Интересно куда?” — Сколько Баг знал, земля под Мосыкэ была буквально изрыта древними подземными ходами, благо возвышенная сухопочвенная местность это позволяла; не то что в Александрии, где даже линии подземных куайчэ приходилось прокладывать на значительной глубине, дабы минуть пласты насыщенного влагой грунта низин. “Что там храм на песках, — вдруг подумалось Багу, — тут вон целый город княжий на песках…”
— А ты здесь откуда, еч? — спросил наконец Богдан. — Я так понимаю, что-то связанное с есаулом Крюком, да?
— Да тут, драг еч Богдан, такая штука вышла… — начал было Баг, но в соседней комнате раздался звон бьющегося стекла, грохот и тут же – звон стали о сталь. — Погоди-ка. — И Баг, оставив полуразвязанного минфа, подхватил Пашин клинок и бросился к двери.
Выбитое вместе с рамой окно – то самое, через которое еще недавно они с Цао Чунь-лянь подглядывали за томящимися в карауле хутунянами, — впускало в комнату привольный зимний воздух, а в ее середине сошлись… сама ханеянка и есаул Максим Крюк.
Баг замер в удивлении.
Цао Чунь-лянь орудовала своим небольшим клинком с завидной сноровкой, уж это-то Баг умел отличать с единого взгляда; меч в ее ручке порхал светлой полоской, шутя встречал размашистые удары шашки есаула, отводил их и контратаковал; ошеломленному Багу даже показалось, что Чунь-лянь… как бы это сказать, жалеет, что ли, бравого козака; по крайней мере три раза она уже имела возможность отрубить ему что-нибудь существенное, но в последний момент удерживала меч – как на тренировке, зафиксировав результативный удар, но не нанеся его; наконец ханеянка взвилась в воздух, взмахнула ногой – и Крюк отлетел, впечатался спиной в стену, а на смену ему уже несся другой силуэт с мечом, да еще один поднимался из противуположного угла, как раз из-под Евохи, куда, надо думать, был отправлен несколькими мгновениями ранее.
“Амитофо!.. — пронеслось в голове Бага, — целых трое! Откуда взялись? И где Казаринский с Хамидуллиным?! Неужели они их… А у меня… — он с сомнением глянул на оружие Пашеньки, — у меня эта вот железяка… и в придачу женщина, почти девочка, которая и знать не знает, что тут на самом деле происходит, а считает, будто мы тренируемся… удары отводит…”
Настоящий бой крут и скоротечен, в нем места размышлениям – рубить или не рубить, бить или подождать немного. Не бывает в бою так, как в синематографических лентах, где противники полчаса лупят друг друга почем зря, а потом, после сокрушительного удара коленом в ухо, поднимаются на ноги и как ни в чем не бывало прыгают, будто новенькие. Еще Иона Федорович Ли говорил Багу: собрался бить – так бей! — нечего разговаривать или раздумывать.
Баг в очередной раз очистил сознание, покрепче сжал малополезную железку с ненадежной деревянной рукоятью и кинулся вперед. Вовремя: на Чунь-лянь бросились сразу с трех сторон, и хотя опытный боец извлек бы из такой расстановки сил массу преимуществ, ибо нападать с трех сторон одновременно просто глупо, ханеянка очевидно растерялась – поняла, поняла, что тут не шутки шутят, отбила один меч, парировала шашку Крюка, и… наверняка пропустила бы коварный удар третьего, если бы внезапно появившийся рядом, за ее спиной Баг не подставил под меч Пашенькин жалкий клинок, который, отразив нападение, жалобно хрюкнул и сломался в середине.
Баг пнул в живот нападавшего, швырнул бесполезной рукояткой в другого, задвинул ханеянку за спину и, невероятно изогнувшись, перехватил руку Крюка. Дальше все пошло по накатанной многолетним опытом схеме: Максим Крюк, нелепо засеменив, полетел в одну сторону, а его шашка – в другую, впилась в стену и принялась вызывающе дрожать.
Легче от этого не стало: поверженные сокрушительными, казалось бы, ударами противники вставали снова и устремлялись в бой. Баг крутился и бил, иногда в дело вступала Цао Чунь-лянь – меч в ее руке выписывал достойные уважения кривые, выбивая оружие из рук нападавших, но они, подхватив с пола клинки, бросались вновь и вновь…
Баг уже сообразил, что в этой компании опиявлен не только Крюк, но и два других бойца: даже надежные удары по нервным центрам не давали привычного результата, вызывая лишь сухое кряканье да, быть может, мимолетное изумление, под воздействием коего тот или иной нападающий на миг-другой выбывал из строя, но тут же возвращался; общего положения это не меняло – смертельная круговерть продолжалась, а в голове у Бага от боевого транса было настолько пусто, что памятные по читаному-перечитаному предписанию слова приказа на подчинение, как назло, не складывались в полную фразу – вылетало то одно, то другое… что-то там про прозреца… что-то про Игоревичей… а опиявленные, больше похожие на бездушных роботов, казалось, могли продолжать вечно.
“Да что же это! — пробилась к сознанию отчаянная мысль, — не убивать же их, в самом-то деле!..”
За спиной, хрипло дыша, ворочала явственно потяжелевшим мечом умаявшаяся девушка. Хорошая техника, но мало тренировки.
Надо было срочно что-то делать, что-то немедленно предпринимать.
Но что?!
Вот в очередной раз лишенный шашки есаул Крюк – волосы разметались, усы топорщатся, а глаза пустые-пустые – без видимой натуги оторвал от пола тушу все еще пребывающего в бессознательном состоянии великана Пашеньки, намереваясь метнуть ее в Бага, вот вскрикнула ханеянка – меч другого нападающего скользнул по ее руке, разрезая рукав халата, вот…
