Юрий Самсонов - Стеклянный корабль
Постовой чуть не рухнул. Дамло, пропустив оскорбление мимо ушей, уронил трубку.
– Что?! – сказал он. – Вы хотите сказать: вы тот самый.., гм.
– Я тот самый, гм, – отвечал собеседник, и тут Дамло увидел, что вроде бы так оно и есть, хотя очки и шляпенка здорово изменили внешность. Но нет, подобного не бывает, нигде не указано, следует прекратить!
– Документы! – потребовал он.
Ему ответили недоуменным взглядом.
Строго засопев, Дамло отворил дверцу сейфа – убедиться, что хотя бы изъятое находится на месте. Книга была там. Предъявить для опознания? Он протянул было руку, но тут же отдернул ее. "Свихнулся я, что ли? – подумал он, и эта мысль даже его успокоила. – Если свихнулся, то мне все равно, не понесу ответственности… А не свихнулся, так выкручусь, соображу…" Он вытащил из сейфа книжку.
Задержанный встрепенулся:
– Отдайте!
– Ваша?
– Моя!
"А что? – продолжал Дамло размышлять. – В Библии почище случаи запротоколированы, хоть и не по форме, однако слово божие… Теперь взять этого субчика. Если он вправду помер, что официально удостоверено, имеется документ, то он лежит сейчас в морге с целью быть похороненным по христианскому обряду. Так какого лешего он тогда тут вертится? А если их все-таки двое: один тут, другой там? Сходство ничего не значит. С Эстеффаном состояли в предварительном сговоре… Зачем? Как говорится в газете, "г-ну Дамло предстоит раскусить очень крепкий орешек". Ничего, следствие установит!" – Одна шайка, – вслух сказал он. – Пошли! Задержанный в недоумении повиновался. Перед камерой Дамло чуть помешкал, выбирая ключ из связки, отпер дверь.
– Прошу!
– Зачем?
– Вы арестованы!
– Груб и глуп, – сказал задержанный. – Его я уважал, слушался, – он указал на постового, – вас не буду. Так-перетак, отдайте книгу, я уйду!
– Веди! – приказал Дамло постовому. Запер дверь. Прислушался, не начнет ли арестованный буянить, чтобы сразу пресечь. Но в коридорчике было тихо. Лишь за дверью камеры г-на Эстеффана слышалось кроткое бормотание. "Птички в клетке!" – умиленно подумал Дамло. Звеня ключами, вернулся вместе с постовым в свой кабинет.
– Как ты там? – сочувственно спросил он постового. – Газетчиков пруд пруди понаехало? Не загрызли тебя?
– Никак нет! – бодро доложил постовой. – Газетчиков пет и не будет! Не пропускают к нам никого!
– По чьему указанию?
– Чрезвычайное положение, господин Дамло! Разве не знаете? Было же сообщение!
Дамло выгреб из корзины газету, расправил.
– Где? Покажи! – По радио передавали…
– Ничего себе! – сказал Дамло. – Марш на пост! С минуту он просидел молча. Потом, с отвращением покосившись на пиво, налил теплой воды из графина, жадно выпил. Подошел к оконной решетке, толкнул раму, выдохнул казенный воздух, глотнул свежего, уличного. Короткий ливень кончился, опять подступала жара.
– Жабры бы, – с тоской сказал Дамло. – Жабры бы – и в воду!
Вернулся к столу, вырезал из газеты статью о происшествии в гостинице и отдельно напечатанную заметку про загадочный гипнотический сеанс в аптеке г-на Эстеффана.
Этого он не понял, буркнул только:
– Опять Эстеффан! Допрыгается!.. О дальнейших приключениях репортера – на пятом этаже – в газете ничего напечатано не было.
Дамло сложил вырезки в папку, швырнул ее на полку для пива, запер сейф, надвинул каску и направился в городской морг.
***
– Сограждане, друзья и пациенты, судный день приближается! Имеющий уши да слышит! – взывал из окошка г-н Эстеффан, звеня оковами. Голос его не годился для проповеди – неприятного тембра, что возмещалось пронзительностью, но слушатели прибывали. Приезд супруги г-на президента – событие, можно сказать, историческое – волновал теперь разве что одного мэра, которому это было положено по должности. До того ли, когда убитый в гостинице человек мало что воскрес, но еще и удрал, а по городу шмыгают таинственные личности, которые всех гипнотизируют, подслушивают мысли, и вообще черт знает что делается! В слухах рождались леденящие кровь подробности, но хватило бы и основы. Почва была взрыхлена, час сеятеля настал. Семена из окошка кутузки падали во взбаламученные души и расцветали в них диким цветом. Обращение г-на аптекаря пришлось весьма кстати, отсюда и явился чудовищный успех его проповеди, коему задним числом удивлялись.
– Всю жизнь, сограждане, я лишен был Веры, – продолжал г-н Эстеффан, – и молился одной Науке! Никто не мог снять бельма с этих слепых глаз, – тут он ткнулся очесами в наручники. – Только насильственная смерть Моего Высокочтимого Друга и воскресение его из мертвых…
Далее аптекарь живописал, как помянутые бельма – он сравнил их со бронею танковою – сваливались с его глаз.
– И я прозрел, и оглянулся вокруг, и черное стало светло, белое же темно… Задумайтесь: кто Тот, призвавший нас сюда, благодеяниями своими осыпавший, ничего взамен не требуя? Отчего скрывается Он, отчего не видим Лика Его, не слышим Гласа? Помыслите!
Следующие минуты были посвящены оригинальной концепции, посвященной так называемому Некто. Из милосердия не станем ее излагать. Народу все прибывало, но напрасно г-н Эстеффан рыскал огненным взором по лицам в поисках г-на булочника или хотя бы кого-нибудь из семейства.
Зато под окном, глядящим на другую улицу, не было никого, если не считать оборванца, трусцой поспешающего к "Золотому фазану"…
– Эй! Профессор Аусель! – вдруг раздалось из окна. Г-н Аусель остановился, попятился…
– Боже мой, – вымолвил он потрясенно. – Я слыхал, вы умерли!..
– Глупости, так-перетак, – прозвучал невозмутимый ответ из окна. – Я арестован. Я возьму сейчас мою книгу, и мы уйдем!
***
Секретарша г-на мэра сидела у окна ратуши, дивясь пустоте улиц и размышляя об отсутствующем шефе, который – да, тут аптекарь был в своих догадках прав! – действительно волновал ее, не то что этот рохля Эстеффан…
Внизу по мостовой загремели сапоги. Дамло остановился под окошком, завопил:
– Мамзель, газетчика не видели?
От него даже издали разило потом. Секретарша, будучи сама приезжей, почти что заграничной штучкой, вообще не терпела Дамло за бескультурье, но сейчас была готова со скуки даже и с ним побеседовать. Ведь в ратушу с самого утра не заглянула живая душа. Во всем городе одна секретарша не знала ошеломляющих новостей.
– Сегодня еще не видела, – с готовностью ответила она. – Наверное, он в гостинице. Господин мэр тоже там, – добавила она, не утерпев. – А скажите, Дамло…
Но Дамло опять показал свой предельно низкий культурный уровень, а заодно пропотевший на лопатках сюртук. Сапожищи загремели, унося его прочь, к семиэтажному зданию напротив.
Секретарша положила зеркальце в сумочку и с изяществом, по-кошачьи зевнула.
Дамло прыжками одолел крыльцо, ворвался в вестибюль, проскочил, не здороваясь, мимо г-на мэра, который, со шляпой на коленях, в благостной задумчивости чего-то здесь дожидался, не смея развалиться в креслах. Около лифта дежурил сыщик. Дамло ухнул в кабину, сыщик засуетился, заскулил и стремглав кинулся вверх по лестнице, вслед за лифтом.
***
Газетчики в своем номере спокойно пили кофе. Не чающий видеть начальство в живых, оператор в конце концов рискнул сюда вернуться и застал репортера сладко спящим после ночных приключений. Не удалось его поднять и ко второму завтраку. Лишенный указаний, оператор принялся за монтаж, и когда в номере прозвучал голос вчерашнего незнакомца: "Начинайте очухиваться, просыпайтесь, проснитесь", послышался роскошнейший зевок.
Начальник и товарищ сидел на постели, тараща круглые, святые спросонок глаза.
Что было с ним на пятом этаже, он не помнил, но тем больше заинтересовался.
– Давай пленку! – сказал репортер.
Его внимание сразу привлекло то, что осветились почти одновременно два соседних окна. Было о чем призадуматься!..
Но тут в номер ворвался Дамло.
***
– Так-так, работаем? – гаркнул Дамло.
– Вы слышите голос нашего славного блюстителя порядка, – невозмутимо отреагировал репортер, мгновенно переключаясь и подсовывая Дамло микрофон.
– Блюститель взволнован!.. Чем, хотелось бы знать?
– Уберите к чертям эту штуковину! – услыхали радиослушатели: репортер, по указанию свыше, прямиком гнал теперь передачи в эфир. Одна сенсация сменяла другую, было не до обработки!
В приемниках грохнуло: Дамло каблуком превратил микрофон в металлический блин. Репортер и глазом не моргнул: запасных микрофонов у него хватало. А Дамло обрушил свой зад на кровать, едва не проломив ее, скинул каску, рукавом отполировал докрасна лицо. Потный ежик седеющих волос распрямился.
