Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Жертвоприношения
— Но я же не Вилентьев.
— Я просто подумал, — уже оправдываясь, сказал Артем, — что если сейчас дело Парашистая у вас, то вам будет интересно. Труп, конечно, поврежден, но вполне возможно, что это сделал Парашистай.
— Вот когда твердо будешь знать, тогда и зови меня, — недовольно буркнул капитан и повернулся, чтобы уйти.
— У него тут сумка, — сказал следователь.
Невольно задержавшись, Ильюшенков увидел, как Артем аккуратно извлек из-под тела сумку, в которой лежал нож. Осмотрев лезвие, эксперт уверенно сказал:
— Это кровь.
— Ладно. Когда будут более веские причины связать этот труп с Парашистаем, звони.
Капитан Ильюшенков вышел из подвала и полной грудью вдохнул вечерний воздух. Пусть и отравленный выхлопами от автомобилей, он показался ему чистым и вкусным. Посмотрев на белые облака на небе, он, как обычно, вспомнил свой самый первый выезд в качестве следователя. Сколько времени прошло, а будто вчера случилось.
…Припарковавшись в квартале от полуразрушенного дома, лейтенант Ильюшенков неторопливо дошел до него. Раздвинув скопление зевак, он нырнул под ленту ограждения и показал удостоверение милиционеру. И только затем внимательно посмотрел на здание.
Типичный девятиэтажный жилой дом, построенный в конце прошлого века. Серая панель. Правая часть дома лежит в руинах. Бульдозер стоит в стороне, а экскаватор в этот момент поднимал тяжелую плиту.
Ильюшенков подошел к группе специалистов, которые явно что-то с нетерпением ждали. Поздоровавшись со знакомым экспертом, он тихо спросил:
— Что-то нашли?
— Похоже, что да. Там под плитой смятая лифтовая кабина, и собака показала, что там кто-то есть.
— Живой?
— Не знаю.
Владимир Владимирович заинтересованно смотрел, как работают люди в спецодежде МЧС. Быстро, сноровисто и бережно. Вскрыв лифтовую кабину, трое спасателей осторожно отогнули покрытие.
И застыли на месте.
— Ну, что там? Есть кто живой? — нетерпеливо крикнул мужчина, на погонах которого было три больших звездочки.
Один из спасателей как-то неловко перекрестился. И сразу отошел от этого места.
— Да что там такое? — снова крикнул полковник.
— Пойдемте сами посмотрим, — предложил Ильюшенков, и первый двинулся к месту трагедии. Приблизившись, он заметил бледность на лицах спасателей, которые отходили от этого места, и интуитивно почувствовал, что ничего хорошего не увидит.
Так оно и оказалось.
Внизу, в тесном пространстве искореженной кабины лифта находилось два тела. Темная свернувшаяся кровь находилась практически везде. Мужчина со спущенными штанами лежал на спине, и сразу же становилось понятно, откуда столько крови. Рваная рана между ног. На лице мертвого человека застыла гримаса боли и ужаса.
Рядом с ним на боку лежала девушка. Окровавленное лицо, темно— красные волосы и странная улыбка, подчеркнутая измазанными кровью губами.
Владимир Владимирович попытался сглотнуть слюну, но ничего не получилось. Сухость во рту и странное головокружение. Он вдохнул воздух, и неожиданно запах крови вызвал у него рвотный позыв. Он подавил его усилием воли и только потом понял, что увидели его глаза.
Правая рука девушки шевелилась. Еле заметно, но без всяких сомнений.
— Она жива, — пробормотал он.
И отвернувшись от кабины лифта, он крикнул:
— Девушка, кажется, жива!
Дальнейшие события постепенно стерлись из памяти, но главное — кровь и странная кровавая улыбка девушки — навсегда отпечатались в памяти капитана.
18За окном раннее утро. В открытое окно задувает легкий ветерок, несущий запахи лета и звуки просыпающегося многоквартирного дома. Я смотрю на спящую рядом со мной женщину. Румянец на щеке. Взлохмаченные волосы. Вдох практически не заметен, а при выдохе еле заметно дрожат крылья носа. Также видно, что дрожат веки, а значит, сон у Марии поверхностный.
Она скоро проснется.
Я улыбаюсь. Приятным мгновениям ушедших минут. Странно, что это произошло. Необычно, что я сам сделал первый шаг. Удивительно, что она сразу же ответила правильно.
Наверное, не хорошо с моей стороны, что я воспользовался ею. Я просто пришел узнать, а она искреннее и безоглядно приняла меня.
Наивно полагая, что это любовь.
Я знаю, что все эти годы она ждала меня. Проклинала своё чувство, изо всех сил старалась не думать обо мне, работала, пытаясь забыть о моем существовании, но — каждый день вспоминала и еще сильнее погружалась в бездну своего сознания.
Она любила, полностью открывшись. Как цветок, который застыл в замороженном состоянии, и с приходом весны, расцвел. Она отдавала всю себя, словно думала, что дальше ничего не будет и её ожившая мечта неожиданно умрет. Она пела песню без слов, мелодия которой вечна.
Просто женщина, суть которой любовь.
Как книгу, я читал, узнавая много тех подробностей из прошлого, о которых знал. И много нюансов, о которых даже не догадывался. Перелистывал страницы прошлого, и находил на них следы слез. Скользил взглядом по строчкам, и погружался в пропасть, возврата из которой нет.
Её разум кричал, — что ты делаешь, это же убийца.
А сознание отвечало, — нет, он просто больной человек, ему нужна помощь.
Я увидел, что в её жизни будет в ближайшие дни. И я узнал часть своего будущего. Тот кусочек вечности, который связан с Марией.
Время, застывшее вокруг нас, это и есть любовь.
И третий здесь — лишний. Богиня появилась на мгновение, но так быстро исчезла, что мне даже показалось, что это ревность. Во всяком случае, на призрачном лице улыбку сменило безразличие. Жаль, если это так. Но иногда я делаю то, что необходимо, а не то, что хочется.
Мария, вздрогнув, проснулась. Её рука, лежащая на моем животе, напряглась. Открытые глаза смотрят на моё лицо. Она убедилась, что я — не сновидение. Не игры её разума. И не кошмар в летнюю ночь.
Она вернулась в мыслях к тем вопросам, которые уже давно хочет задать. И вместо утренних слов приветствия, она спрашивает:
— Ты по-прежнему считаешь себя Богом?
Вопрос, который я ожидаю. Он её мучает все время, что она меня знает.
— Нет, я не Бог, но бытие моё — не от мира сего.
Она думает над моим ответом, и я понимаю, что просто женщина ушла, оставив вместе со мной доктора-психотерапевта.
Хочу ли я проанализировать себя и свою жизнь?
Нужно ли мне поговорить с кем-то о том, чем я живу и что думаю?
Должен ли я открыть дверь склепа и впустить туда другую женщину?
— Нет.
Это Богиня. Она сидит за столом, на котором стоит бутылка коньяка и один бокал.
— Нет, тебе это не надо. Ты — самодостаточен. И ты — другой.
Я улыбаюсь. Все-таки она ревнует. И я могу её понять.
В любви всегда ярко проявляется чувство собственника. Она держит меня мертвой хваткой — в прямом и переносном смысле. Я — её мужчина, и по-другому быть не может. Но всё течет и всё меняется.
— О чем ты сейчас думаешь?
Это Мария. Приподнявшись на локте, она пристально смотрит на меня, словно пытается заглянуть в моё сознание. И она продолжает говорить:
— Я же вижу, что ты сейчас не здесь? У тебя такой взгляд, словно ты находишься далеко отсюда.
Она права.
Я уже давно иду на свет далеких фонарей, не замечая ничего вокруг.
19Мария Давидовна смотрела на Ахтина. Все еще не веря тому, что видят её глаза. Он появился так внезапно, и сразу же разрушил все её оборонительные сооружения, заставив забыть о том, что она знает. И что она должна сделать, как законопослушная гражданка своей страны.
Его глаза созерцают пустоту. Она знает, когда это случается. Человек задумался и погружен в свои мысли, или в сознании нет ни одной мысли и человек уже перешел границу безумия.
Его ответ о Боге ей знаком. Что-то подобное она уже слышала. Или читала об этом. И это плохо. Если Ахтин отвечает на вопрос чужими словами, то он создал в своем сознании чужой мир.
Мария Давидовна задала следующий вопрос и в ожидании ответа (или появления разума в глазах) замерла. Ей так не хотелось узнать, что человек, которого она любит, безумен. Хотя, что уж обманывать себя, маньяк-убийца не может быть психически здоров.
— Ты права, — ответил он через минуту, — иногда я здесь, а иногда — нет.
— И что происходит, когда ты не здесь.
— Ничего.
Он уходит от ответа. Она видит это.
Мария Давидовна перемещает тело в кровати, сев удобнее. Она закрывается простыней, словно пытается спрятать обнаженное тело. И она неожиданно меняет тему разговора.
— Я долго думала над твоими пророчествами, которые ты отправил мне письмом. Ты уверен в них, или это просто рифмованные строчки?
Он кивнул. И ничего не сказал.
Мария Давидовна, понимая, что не получила ответ на свой альтернативный вопрос, нахмурилась.
