Александра Давид-Неэль - Посвящения и посвященные в Тибете
– В таком случае, лама не ошибся в том, что увидел в Лхасе, – сказал слуга.
По моей просьбе он рассказал историю своего прежнего хозяина.
Это случилось в его доме в Лхасе. Однажды, прогуливаясь на террасе крыши74 своего дома, он заметил молодую женщину на террасе соседнего дома. Лама, тридцатилетний мужчина в расцвете сил, не имеющий никаких дел в святом городе, вероятно, переживал один из тех моментов томительного одиночества, когда он не мог подавить в себе мечты о прекрасной незнакомке. И на следующий день он видел ее все на том же месте. Без лишней церемонии он направил своего доверенного к ее родителям, чтобы просить ее руки.
Он обосновал свою просьбу, пояснив, что посредством присущего ему ясновидения обнаружил знаки, свидетельствующие о ее волшебном воплощении. Вдобавок, в глубокой медитации он постиг, что должен на ней жениться, дабы избежать нирваны и тем осчастливить всю округу.
Такие заявления великого ламы, к тому же подкрепленные существенными дарами, не могли не убедить смиренных родителей, чья дочь оказалась в этом мире "дакини". Они не замедлили согласиться.
Таким образом, мои слова оказались ценным подтверждением заявления ламы. Я обнаружила на лице его жены те знаменитые "признаки", которые прежде, вероятно, замечал только он один. Я не могла отказаться от своих слов… Женщина была богиней в изгнании.
Высказанное мною мнение быстро достигло ее ушей и наконец стало известно самому ламе, который, как я могла судить по ценности подарка, присланного мне в обмен на несколько подаренных его жене безделушек, был в восторге.
Два года спустя я гостила у него в степях Северного Тибета, где на склонах, окаймляющих пустынную долину, стоял его монастырь, в котором хранились накопленные веками произведения религиозного искусства.
Рядом, в окруженном садами летнем домике, жила героиня этого рассказа. Была она дакини или нет, но монастырский устав запрещал ей находиться на территории монастыря. Она показала мне свои драгоценности, одежды с дорогой вышивкой, платье из золотой парчи… богатство, которому в любой момент может прийти конец: либо в случае смерти ее супруга, либо по прошествии его экстравагантной к ней симпатии.
Совершения греха, который лишил великого ламу нирваны, уже было достаточно для его последующего воплощения на благо верных последователей. Но продление этого греха было излишним, и сообщница ламы в его благодетельном поступке становилась бесполезной. Монахи, не осмеливающиеся противиться воле своего владыки-настоятеля, с удовлетворением приветствовали бы его развод с юной супругой, чье присутствие в непосредственной близости от монастыря нарушало устав этой школы.
Величественная громада большого монастыря с его храмами, его почитаемыми дворцами – все это полностью заслоняло маленький домик, терявшийся в его тени. Бедная маленькая дакини!… Она умерла спустя несколько лет после моего посещения.
Хотя тибетцы осторожно и высмеивают лам, использующих женитьбу как средство избежать нирваны, тем не менее они весьма снисходительны в оценке их поведения. Эта снисходительность отчасти обусловлена тем, что мораль тибетцев не драматизирует любовь. Может быть, они, пусть и бессознательно, находятся под влиянием религиозного учения, которое ставит разум на порядок выше всего прочего, и считают проявления чувственной любви тривиальными, не представляющими особого интереса.
Помимо того, снисходительность, проявляемая к ла-мам-тулку, которые тем или иным образом нарушают монастырские правила, отчасти основана на смутном страхе, всегда присущем даже наименее суеверным из тибетцев. Полагается, что ламы обладают сверхъестественными способностями, позволяющими узнать то, что о них говорят, и, в соответствии с этим, отомстить. Кроме того, считается, что человек, критикующий ламу – своего покровителя, разрывает связывающие их психические узы и таким образом автоматически лишается его защиты.
Кроме того, следует добавить, что масса верующих вообще не считает, что великий лама должен быть святым и вести аскетически строгий образ жизни. Это необходимо лишь для немногих анахоретов. Особый статус лам-тулку, как я уже отмечала, основан на убеждении, что они обладают способностью эффективно защищать своих последователей, а в случае далай-ламы, таши-ламы и некоторых других высокопоставленных личностей – защищать весь Тибет, людей, животных и вообще всё. И единственное, что от них требуется, – это выполнять роль защитников в полную меру имеющихся у них сил и возможностей, а средства и методы предоставляются всецело на их усмотрение, ибо масса населения считает себя неспособной постичь всю глубину их мысли.
ГЛАВА XIII
ИСТИННОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ
На основании сказанного выше относительно ламаистских "посвящений" и связанных с ними упражнений может сложиться впечатление, что слово "посвященный" в том значении, в каком оно употребляется в других странах и западными авторами, не может быть применимо к тибетцам, которые получили тот или иной из разнообразных ритуальных ангкуров, возможных в стране.
Я хотела бы еще раз отметить и подчеркнуть, что сам по себе ангкур имеет цель не сообщить знание, а скорее передать энергию, необходимую для выполнения того или иного физического или ментального действия75. Эту транслируемую в мистических ангкурах энергию можно представить и как энергию, осознанно воплощаемую в практике упражнений, необходимых для развития способностей, обусловливающих достижение духовного просветления. Просветление – это результат не обряда, а мистического опыта, который невозможно передать.
В биографии Миларепы есть подтверждение тому, что ламы придерживались именно такого понимания на протяжении веков. Я упоминаю эту работу, предпочитая ее многим другим, подтверждающим то же положение, так как она была переведена на многие европейские языки, и мои читатели могут обратиться к ней. Лама Марпа, приверженец тантрической обрядности и гуру Миларепы, не пренебрегал ни ангкурами, ни эзотерическими наставлениями. Тем не менее по окончании он обязательно отсылал своих учеников обратно в их пещеру или хижину, дабы там, в уединении, они могли обдумать "полученное".
Затем, призвав их к себе вновь, он на основании одних лишь расспросов и анализа результатов медитации учеников стремился выявить, насколько они преуспели в "познавании", насколько они "посвятили сами себя".
Сколь ни "еретичны" были бы ламаисты в других отношениях, они неизменно твердо придерживаются некоторых основных принципов буддизма, особенно того, который мы находим в словах Будды: "Будь сам себе наставником, будь сам себе светильником на Пути", – положение, точный отзвук которого мы встречаем и в Тибете: "Люди ищут наставников и защитников вне себя, и тем обрекают себя на горе и страдание" (из литургического текста обряда "пресечения").
Среди аскетов-созерцателей Тибета эти принципы, по-видимому, имеют даже большее влияние, чем среди их единоверцев в южных странах. Например, в то время как последние утверждают, что сейчас, когда на земле отсутствует живой Будда, никто не способен достичь состояния архата (то есть существа, достигшего Просветления и живым вступающего в нирвану), ламаисты-мистики убеждены, что объективное присутствие проповедующего Будды ни в коей мере не является обязательным для обретения Знания.
Говоря коротко, здесь речь идет об истинном "посвящении", как его понимают наставники мистицизма в Тибете. Как бы к этому ни относиться, но свое мнение по данному вопросу они неизменно оставляют при себе. Подобная концепция посвящения составляет одну из сокровеннейших тайн их эзотерических учений.
И все же, как шутя сказал мне один лама: "Эзотеризм появляется лишь тогда, когда исчезает понимание; это еще одно обличье неведения. Проницательный и исследующий разум способен вскрыть все явления".
Даже не обладая исключительной прозорливостью, нетрудно понять уроки, преподносимые в многочисленных историях о самопосвящениях. Я приведу одну из многих, детали которой, – даже помимо конкретного знания, – не лишены интереса как представляющие картину тибетских обычаев.
Я сама не знакома с Таши Дадулом, но у меня есть все основания считать его историю совершенно достоверной по той причине, что она носит отпечаток тибетского образа мышления, и люди, рассказывавшие ее мне, заслуживают полного доверия. Даже если некоторые детали в ней и подверглись искажениям, все же она представляет определенную ценность, поскольку содержит информацию о том, как тибетцы рассматривают "посвящение".
Таши Дадул был гьяронгпа (то есть человек из тех тибетских племен, которые обосновались в пограничных с Китаем долинах, вблизи провинции Сычуань). Он принадлежал к тем средним классам тибетского общества, представители которых, за редким исключением, занимались торговлей. Молодой и красивый, женатый на очаровательной женщине из богатой семьи, отец трехлетнего мальчика и глава процветающего дела, Дадул, как говорится, родился в рубашке. И действительно, он был вполне счастлив, пока однажды не обнаружил на своем молодом и сильном теле первые признаки проказы.
