Павел Корнев - Сиятельный
– Мясо без специй – как стейк без крови, – покачала головой Елизавета-Мария и, дабы не осталось недосказанности, сочла нужным пояснить свою мысль. – Просто несъедобно! – заявила она, поднялась из-за стола и ушла в гостиную.
Теодор собрал тарелки и спросил:
– Второе или десерт?
– Десерт, – решил я. – И сразу в спальню. А еще растопи котел, приму ванну.
– Как скажете, виконт.
Дворецкий понес грязную посуду на кухню, а я направился вслед за Елизаветой-Марией. Только шагнул в гостиную и замер как вкопанный – в лицо смотрело острие снятой со стены сабли.
– Защищайтесь! – произнесла девушка, но сразу отступила, развернулась и уверенным движением раскрутила клинок, да так, что загудел вспоротый полосой заточенной стали воздух.
– Убери, – попросил я.
Елизавета-Мария глянула на меня с нескрываемой усмешкой, но все же вернула саблю на ее место над камином.
– Не фехтуешь? – спросила она.
– Нет.
– И почему же?
– Если ты приблизился к противнику на расстояние удара клинком, то совершенно бездарно потратил последние мгновения своей жизни. Так обычно говорил отец.
– И ты с ним согласен?
Я кивнул:
– Целиком и полностью.
– Редкостное благоразумие.
– Это наследственное, – пожал я плечами, еще раз поблагодарил девушку за прекрасный ужин и поднялся в спальню, куда Теодор уже принес поднос с чайником и корзинкой бисквитного печенья.
Но спокойно попить чай не получилось: только избавился от шейного платка, в дверь проскользнула Елизавета-Мария.
– От тебя пахнет смертью, – произнесла она, задумчиво наматывая на палец рыжую прядь.
– Дымом, – поправил я девушку. – От меня пахнет дымом.
– Нет, – рассмеялась та, – смертью.
– Пожалуйста, оставь меня!
– Лео, – вздохнула Елизавета-Мария, усаживаясь на кровать, – я бы рада, но это ты держишь меня здесь, не наоборот.
– Вздор! – отмахнулся я. – Убирайся в ад хоть прямо сейчас!
– Твои слова – лишь пустое сотрясание воздуха. Важны истинные желания. Ты ведь неспроста ухватился за возможность обрести ручного суккуба! На самом деле ты не хочешь меня отпустить, ты жаждешь совсем другого. Так иди и пожни плоды своих трудов, – Елизавета-Мария провела рукой по бедру, – быть может, когда я тебе наскучу…
Желание накатило горячей волной, но я не сдвинулся с места. Даже мысли такой не возникло. Из-под созданного моим собственным воображением обличья прекрасной девушки явственно проступал демонический лик с горящими адским пламенем глазами и ртом, полным мелких острых зубов.
Прислушайся – и услышишь, как скребутся по шелковой ткани платья острые когти, принюхайся – запахнет серой.
– Ну же, Лео! Иди ко мне! – приняла девушка еще более соблазнительную позу и провела раздвоенным кончиком языка по верхней губе. – Ты ведь хочешь этого! Застенчивость помешала тебе признаться в любви, но меня тебе стесняться нет никакой причины. Ты мой господин и повелитель! Можешь делать со мной все, что пожелаешь! Ты ведь этого хотел?
– Нет, – спокойно ответил я, налил чаю и взял из корзинки бисквитное печенье. Откусил, помедлил немного, наслаждаясь вкусом, и запил горячим терпким напитком. – Я прекрасно осознаю, что большая часть тебя находится в моей голове. А оставшееся – это скользкая холодная тварь, с которой я не разделю постель даже под угрозой смерти.
Елизавета-Мария подперла голову рукой и посмотрела на меня с нескрываемым интересом. Алые тени в ее глазах понемногу начали рассеиваться.
– Разве тебе не льстит мое внимание? – спросила девушка.
Я указал на дверь.
Суккуб хрипловато рассмеялась и поднялась с кровати.
– Рано или поздно я заполучу твою душу, – сообщила она.
– Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?
– Боюсь, мальчик, это невозможно. – Елизавета-Мария сделал вид, будто собирается потрепать меня по щеке, но отступила, не закончив движения. – Мы связаны уговором, и твоя душа, будто утлый ялик: она качается на волнах и не дает мне уйти на глубину.
– Отличная метафора, – похвалил я образность мышления суккуба.
– Но знаешь, Лео, в твоей душе столько брешей, что скоро она пойдет ко дну и утащит меня за собой. На самое дно и даже дальше – прямиком в преисподнюю.
Девушка развернулась и прошествовала на выход столь стремительно, что я едва успел ее окликнуть:
– Почему это я непременно должен пойти ко дну?
– От тебя пахнет смертью, – просто ответила Елизавета-Мария и вышла за дверь.
Я взял еще одно печенье, с чашкой в руке отошел к окну и какое-то время бездумно смотрел на укутанный ночным мраком город. Ближе к центру темнота казалась не столь беспросветной, там растекались отблески уличного освещения, а на шпилях башен горели сигнальные огни. Да еще высоко-высоко, среди тусклых звезд мигала оранжевая точка, отмечавшая полет грузового дирижабля.
От меня пахнет смертью?
Вздор! Это всего лишь дым.
Дым, и не более того. Но вымыться в любом случае не помешает.
И я отправился в ванную комнату.
Первым делом запер за собой дверь, потом убрал на полку хронометр, бумажник и оба пистолета и подошел к огромной медной ванне, что стояла посреди комнаты на кованых звериных лапах.
Невесть с чего накатила усталость, я оперся о холодный металл и вдруг осознал, что весь горю огнем. Аггельская чума, не донимавшая меня целый день, вернулась, и возникло ощущение, будто я вновь бегу по охваченному пожаром коридору, только теперь нет смоченных водой штор, да и вообще – пламя внутри.
Бубоны налились алым свечением; я выкрутил вентиль с холодной водой и сунул руки под студеную струю, но особого облегчения это не принесло.
Сердце колотилось неровно-нервно, во рту стоял вкус крови.
Тогда улегся в пустую ванну, будто вампир в гроб, и холодная медь неожиданно быстро остудила бушевавший внутри пожар. Стало зябко; я поежился и открыл второй кран, труба от которого уходила к пузатому баку с трепетавшим внизу пламенем газовой горелки, отрегулировал напор обеих струй, заткнул деревянную пробку и расслабился, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Мне больше не было ни холодно, ни жарко, потихоньку начала накатывать спокойствием и отдохновением полудрема…
Очнуться заставило дуновение холодного воздуха.
– Я ведь запер дверь! – с укоризной произнес я, не поворачивая головы.
– Тебе никогда не говорили, как опасно засыпать в ванне? – с тихим смешком поинтересовалась Елизавета-Мария. – Ты можешь уснуть и больше не проснуться. Никогда.
– Все мы когда-нибудь уснем и не проснемся. Жизнь полна неожиданностей.
– …сказал Иуда Искариот, принимая тридцать серебреников, – дополнила суккуб мое высказывание и с усмешкой продолжила: – Но с весьма предсказуемым итогом, впрочем, – как добавил он, накидывая на шею петлю.
– В самом деле? – хмыкнул я.
– Так говорят, – беспечно отозвалась девушка, и тонкие пальчики легли мне на затылок и макушку, взъерошили волосы, надавили, массируя кожу. – Подумай, Лео, как легко мне было бы приложить малую толику усилий и продержать тебя под водой минуту или две…
– Брось!
– Ты ничуть этого не боишься?
– Риск утонуть в собственной ванне не входит в первую десятку моих страхов.
– О, поведай же мне их, – тихонько промурлыкала Елизавета-Мария на ухо. – Я так хочу узнать тебя получше…
– Сгинь, – потребовал я.
– Рано или поздно я выведаю все твои тайны.
– Только зря потратишь время.
– Тогда расскажи сам. – Девушка отодвинулась от ванны и встала напротив зеркала, любуясь отражением своего обнаженного тела. – Начни с того, как ты стал убийцей, Лео.
– Я не убийца.
Елизавета-Мария пропустила мой ответ мимо ушей.
– Сколько человек на твоей совести, а? – спросила она. – Сколько душ ты загубил, Лео?
– Если говорить о моей совести, то она чиста. Да, мне приходилось убивать, но я просто защищался, и только.
– В самом деле? – рассмеялась девушка, на этот раз совершенно искренне, от всего сердца. – Ты действительно в это веришь? Сегодня ты тоже убил, защищая собственную жизнь?
Я промолчал. Хотел ответить утвердительно, но вспомнил, как стрелял в спину, и промолчал. Грабитель с огнеметом уже уходил; он был повинен во множестве смертей, но конкретно в тот момент ничем мне не угрожал.
Я просто хотел отомстить за свои страх и боль. Желал убить его и убил. Взял на себя роль высшего судии.
Признаваться в этом не хотелось. Да я и не стал.
Но только закрыл глаза, как суккуб немедленно плеснула мне в лицо пригоршню воды.
– Если не собираешься разговаривать со мной, будь добр – исчезни, – потребовала она, – совместный прием ванны чреват для тебя потерей контроля, а ты такой нежный и ранимый. Или рискнешь?
