Дэвид Митчелл - Голодный дом
Старый маразматик явно надеется, что я по достоинству оценю всю важность его бредовых исторических изысканий.
– Что ж, звучит впечатляюще.
– Понимаете, вот с виду все легко и просто, но на самом деле это непростое искусство, а Грэйеры – его гениальные создатели и творцы.
Не знаю, как Грэйеры, но Фред Пинк точно псих. На часах 8:56.
– А при чем тут моя сестра?
– Так ведь она была Одаренной, мисс Тиммс, потому Грэйеры ее и убили. Ради ее психовольтажа.
Ох, мне будто под дых саданули. Очень хочется пристукнуть Фреда Пинка за то, что еще и Салли в своих дурацких россказнях упомянул.
– Ну, я точно знал, что Алан – не Одаренный, а когда с родственниками остальных четверых встретился, ни в ком искры не заметил. А вот у вас искра есть, поэтому я теперь совершенно уверен, что Грэйеры на Салли позарились.
Я впадаю в совершеннейшее смятенье, в голове, как в блендере «Мулинекс», кружат обрывки мыслей и чувств.
– Мистер Пинк, вы же Салли в жизни не видели!
– Верно, зато я ее дело досконально изучил. Когда я прочел записи ее сингапурского психотерапевта, то сразу понял, что она обладала паранормальным…
– Погодите-ка. Что вы прочли?
– Она же в Сингапуре психотерапевта посещала. Да вы знаете, наверное…
– Конечно знаю. А вы-то тут при чем? Вы ознакомились с конфиденциальными записями лечащего врача Салли?
– Да, – удивленно говорит Фред, будто не понимает, чем я так возмущена. – А как же иначе?
– А кто вам дал на это право? И вообще, как вы раздобыли эту информацию?
Покосившись на вход, он шепчет:
– С большим трудом. Но с чистой совестью. Ведь это же для общего блага. Поверьте, мисс Тиммс, если бы Грэйеров остановили девятью годами раньше, то мой племянник и ваша сестра остались бы живы. Только остановить их никто не мог, ведь все, что я вам рассказал, никому не известно. Один я об этом знаю. Один я пытаюсь их остановить. Это война, мисс Тиммс, а на войне цель оправдывает средства. Война – это цель, оправдывающая любые средства. Так что хотите – верьте, хотите – нет, но я – тайный боец невидимого фронта. Да! – восклицает он, брызжа слюной. – И мне ничуточки не стыдно за то, что я без спросу ознакомился с записями сингапурского и малвернского психотерапевтов. Потому что они помогли мне сложить воедино…
Так, минуточку!
– В Малверне Салли не обращалась к психотерапевту. Ей там очень нравилось.
Старик глядит на меня с неподдельной жалостью:
– Мисс Тиммс, в Малверне Салли было очень плохо. Над ней постоянно измывались, насмешками изводили. Она едва руки на себя не наложила.
– Не может быть, – говорю я. – Вот этого не может быть. Она бы мне сказала. Мы же сестры, мы были очень близки.
– Всякое бывает, – хмыкает Фред Пинк, почесывая ляжку. – Родные и близкие часто последними узнают об истинном положении дел, не правда ли?
Он что, намекает на мою сексуальную ориентацию? Вообще-то, он не дурак, хотя временами его, конечно, заносит. Глотаю тоник, смотрю на пустой стакан. Время 8:57. Пора идти. Давно пора.
– А вы ведь тоже Одаренная, – заявляет Фред Пинк, разглядывая мой лоб. – Вот называйте это как хотите – аурой, там, или шестым чувством. Вас психовольтаж переполняет, гудит, как провода под напряжением. Поэтому мы с вами и встретились здесь, в пабе, а не в проулке Слейд. Там, в проулке, расположена апертура… ну, вход в оризон Грэйеров. Они бы вас сразу учуяли.
У людей, страдающих бредовыми расстройствами психики, всегда готов ответ на любой вопрос – поэтому они и страдают бредовым расстройством психики. И все же я не могу удержаться:
– Хорошо, допустим, что эти энергетические вампиры охотились за душой Салли. Но зачем им понадобились остальные пятеро студентов? И где теперь Алан и его приятели?
– Грэйерам лишние свидетели ни к чему. Так что от Алана и его товарищей просто… – Фред Пинк морщится, как от боли. – От них просто избавились. Скинули тела в щель между оризоном и реальностью, как мешки мусора в мусоропровод. Одно хорошо – их души вознеслись, а вот душу Салли… ну, трансформировали, что ли. Грубо выражаясь, ее съели.
Я отчаянно надеюсь с помощью логики развеять заблуждения Фреда Пинка; вдобавок меня распирает от нездорового любопытства – надо же, какой замысловатый психоз!
– А почему полиция Слейд-хаус не обыскала? Он ведь совсем рядом с тем местом, где исчезли Салли и Алан!
– Слейд-хаус полностью разрушен в сороковом году, прямым попаданием немецкой бомбы. После войны развалины расчистили, а по территории поместья проложили улицы Крэнбери-авеню и Вествуд-роуд.
На часах 8:59.
– И как же Салли в девяносто седьмом году туда заманили?
– Ее заманили в оризон Слейд-хауса. В копию. В театр теней. Для подготовки к хирургической операции, так сказать.
– А разве бомба не уничтожила тела Грэйеров в лакуне на чердаке?
– Понимаете, в лакуне всегда чуть позже одиннадцати вечера в субботу, двадцать седьмого октября тысяча девятьсот тридцать четвертого года. Тот самый миг, когда лакуна заработала. Стороннему наблюдателю показалось бы, что Грэйеры просто исчезли – вжжжухх! – как увиденное за окном поезда, несущегося со скоростью времени. Внутри лакуны время застыло навечно. Она гораздо надежнее самого глубокого ядерного бункера в Скалистых горах.
Старая карга Мэггс права – я действительно потакаю бредовым фантазиям несчастного старика. Мой мобильник снова вибрирует. Стрелка часов сдвигается к девяти. Мэггс внизу заходится резким смехом – звук напоминает пронзительные скрипичные запилы в сцене убийства в дýше из хичкоковского «Психоза»{43}.
– Должна признать, мистер Пинк, что ваша версия очень тщательно и подробно разработана, однако же…
– Чепуха все это, да?
Фред Пинк щелкает по пустому бокалу. Стекло звенит.
Я выключаю диктофон.
– Мистер Пинк, я в колдовство не верю.
Старик выдыхает – длинно, с тонким дребезжащим присвистом, будто выдавливает из легких весь воздух.
– Эх, жаль! Вы ведь журналистка… Я так надеялся, что вы в «Подзорной трубе» большую статью опубликуете, вроде как обличительную. Чтобы власти внимание обратили, глядишь, и зашевелились бы. – Он глядит в темное окно. – А какие доказательства вас убедят?
– Реальные доказательства, а не ваши личные убеждения под маской доказательств. Я на веру принять их не могу.
– А, вот как.
Он рассеянно разглядывает пожелтевшие от табака ногти в пятнах чернил. Хорошо, что он спокойно воспринял отказ.
– Доказательства. Вера. Такие вот слова, да?
– Простите, мистер Пинк, но я вам не верю. И поверить не могу, как бы мне ни хотелось. А сейчас мне пора. Меня дома ждут.
Он кивает:
– Ну, раз я вам обещал вызвать такси, значит вызову. Может, я и псих ненормальный, но слово держать умею. – Он встает. – Не волнуйтесь, я быстро. Вы пока проверьте, вам там сообщения прислали. Наверное, волнуются.
Все кончено. Внутри меня пустота. Эврил прислала шесть эсэмэсок.
Ты когда закончишь? Я тыквенный суп сварила
Суп перед сном – самое то. Читаю следующее.
Последний поезд в Лондон в 12:12. Ты на нем?
Эврил, как всегда, позаботилась узнать расписание электричек, но сообщение странное – ведь сейчас всего девять вечера. Наверное, она спрашивает, поеду ли я на нем, если задержусь.
Читаю третью эсэмэску.
Волнуюсь, звонки не проходят. Ты где?
В гостинице заночуешь? ПОЗВОНИ хЭ
В гостинице? Эврил волнуется редко. Зачем мне гостиница? И почему звонки не проходят, а эсэмэски я получаю? Может, что-то с сетью?
Следующая эсэмэска:
3 часа ночи. Эй бесстрашный репортер ты там как? ПОЗВОНИ. Я не сплю. Напоминаю у Лотты завтра свадьба
Три часа ночи? О чем она? Время на моем мобильнике 21:02, то же, что и на стенных часах. Эврил никогда не упивается вдрабадан и травку не курит. Перезваниваю ей, но на мобильнике высвечивается «СЕТЬ НЕДОСТУПНА». Отлично. Сообщения от Эврил я получила, а потом «Водафон» решил проапгрейдить сеть. Читаю пятую эсэмэску.
Фрея ты обиделась? Прости пжлст. Ничего не понимаю волнуюсь не сплю. Свадьба Лотты в полдень не знаю идти или в полицию звонить. Где ты? Даже если ты с кем-то СРОЧНО ПЕРЕЗВОНИ
Обычно Эврил розыгрышей не устраивает. Но если это не розыгрыш, то с ней что-то не так. Нервный срыв? «Даже если ты с кем-то…» Как это понимать? Мы – пара, друг другу не изменяем. И никогда не изменяли, с самого первого дня. Эврил это прекрасно знает. Во всяком случае, должна знать. Набираю номер Тома, нашего соседа. На мобильнике опять высвечивается «СЕТЬ НЕДОСТУПНА». А, на первом этаже должен быть телефон-автомат – в пабе «Лиса и гончие» интерьер с 1980-х годов не меняли. В крайнем случае обращусь к Мэггс, может, старая карга милостиво разрешит мне воспользоваться ее телефоном. За плату, разумеется.
