Стеллa Странник - Живые тени ваянг
— Сухарто, а где мы сейчас? Не у тебя дома?
— Вообще-то, остров, да — мой родной Бали, но до дома еще далеко, я живу на юге. А мы с тобой сейчас в деревне, у коренных жителей бали-ага[172]. Не удивляйся их поведению, они создали вокруг себя замкнутый мир и с опаской пускают в него других людей.
— У них такая религия? — спросила Катарина, подумав о том, что старуха со своей открытой грудью сильно отличается от мусульманских женщин, которых видела она на Яве.
— Здесь, на Бали, живут в основном индусы, — заметил Сухарто. — Когда на Яве свергли династию Мадшапахита, местным жителям не оставалось выбора, как только принять другую веру — ислам. Ну, а истинные индусы бежали сюда, на Бали.
— А бали-ага?
— Они и этой веры не приняли, у них свои духи[173]…
В комнату заглянула старуха и что-то сказала Сухарто.
— Пойдем, Катарина, — прервал он свой рассказ, — нас приглашают на завтрак.
Во дворе, под навесом, горел очаг, отдаленно напоминающий печку. Старуха сняла с огня казанчик с кипящей похлебкой и разлила ее в небольшие глиняные чашки. Бульон испускал тот самый аромат специй, что был и в комнате. На столе уже лежали на пальмовых листьях, служивших тарелками, брикетики теплого риса и соевого фермента, горки тушеных овощей, посыпанных жареным арахисом и тертым имбирем. Из другой пристройки к дому вышли две совсем юных девушки, одетые только в саронги, с открытой грудью. Они сложили руки лодочкой для приветствия и поставили на стол плоды кокоса, похожие на темно-желтые глиняные горшки, с уже отсеченными верхушками.
Завтрак ей понравился, еда была свежей и совершенно не жирной. «Может, такая древняя бабуля потому и полна энергии, что не ест мяса?» — подумала Катарина.
Девушки отошли от стола и уселись на бамбуковых ковриках на веранде, где стояли корзины с фруктами. Одна из них взяла нож и начала чистить крупный плод манго.
— Как она странно держит нож! — заметила Катарина.
— Да, балийские женщины чистят овощи и фрукты совсем не так, как вы, — заметил Сухарто. — Европейки делают движения к себе, а наши — от себя.
— Да так же совсем неудобно!
— Кто как привык… Видимо, у наших женщин не принято лезвие ножа направлять на себя… Это же опасно.
— Сухарто, а кто тебе эти люди? Родственники?
— Нет, это бабушка моего друга, он живет недалеко от меня, в Бадунге… Кстати, Катарина, а не хочешь узнать о своем будущем у духов бали-ага? Бабушка Нирмала[174] с ними общается!
— Правда? Конечно, хочу!
Сухарто что-то сказал старухе, и та кивнула в знак согласия.
— Если хочешь, мы можем сейчас же пойти с ней, это здесь недалеко.
Завтрак подходил к концу. Силы, наконец-то, стали восстанавливаться, и Катарина почувствовала себя уже гораздо лучше.
Это дерево с толстенным стволом, а точнее, с несколькими стволами, она увидела еще издалека. Дерево сильно отличалось от других не только по размеру. Была в нем какая-то пугающая сила: казалось, что это вовсе не дерево, а монстр в его облике вылез из-под земли и стоит, поджидает одиноких путников, чтобы обхватить их крепкими ветвями и задушить. Пока стоял этот монстр на одном месте, позеленели и обросли листьями его руки, вырос на спине и тоже покрылся зеленью горб, и колышется он сейчас под ветром, словно широкая крона дерева. А там, под монстром, лежит что-то. Наверное, это тела заблудившихся путников — ну не из сухих же листьев такая высокая гора?
Чем ближе они подходили к дереву, тем сильнее ощущала она чувство тревоги. А когда уже можно было уже разглядеть и «пирамиду», Катарина от неожиданности остановилась:
— Нет, я не пойду, это чудище и нас съест…
Сухарто и бабушка Нирмала переглянулись.
— Катарина, ты уж извини… И почему я не предупредил тебя? Не бойся, это обычное дерево, вернее, не совсем обычное, а священное. А под ним — останки умерших людей. Никто их не убивал, понимаешь? Они ушли из жизни своей смертью… Их так похоронили.
— Хоронят не так. Или в землю закапывают, или — сжигают на огне…
— Ты знаешь об этих способах захоронения. А есть еще и такой. Тела оставляют под священным деревом, и они лежат там целую вечность, а души гуляют там, где хотят. Вот такая у этих людей традиция.
— А запах? Это же какое зловоние будет, если складывать трупы, как поленья?
— Подойдем поближе и убедишься, что никакого запаха здесь нет. Странно это, конечно… Но так ведь оно и есть. Это магические силы дерева…
Когда они подошли совсем близко, Катарина смогла уже разглядеть оголенные, высохшие и чуть позеленевшие от времени, а еще больше — от тропических дождей, черепа и кости людей. Картина была не самой радостной, впрочем, и на обычном кладбище нет причин для веселья.
Они стояли под кроной векового дерева и слушали, как зеленые сочные листья что-то нашептывают на ветру. Бабушка Нирмала присела на толстый корень, он выглядывал из-под земли и походил на два человеческих тела, перекрученных узлом, закрыла глаза и протянула руки к дереву. Что-то блеснуло в ее правой руке, видимо, это был магический предмет, с помощью которого она могла разговаривать с духами.
Ветер подул сильнее. Он был со стороны гор, будто именно там и находился город мертвых. Несколько листочков с дерева взлетели вверх и закружились в воздухе, а один из них упал к ногам Катарины. Она подняла его и держала в руке, не зная, что делать дальше: выбросить или же сохранить на память.
Бабушка начала говорить напряженным голосом, с нотками волнения, и даже — тревоги.
— Сухарто, что она сказала?
— Духи говорят, что недолго нам быть вместе, — произнес он тоже тревожно, и — вполголоса, видимо, для него эти слова были неожиданностью, — и что нас разлучит смерть… Но если попросим своих богов, то через триста лет сможем снова встретиться…
«Что сочиняет старая? — начала нервничать Катарина, не высказывая пока свои мысли вслух. — Как это „недолго быть вместе“? Мы разве „вместе“? Видимо, совсем потеряла рассудок от общения с духами, если говорит о таком промежутке времени — триста лет… Это кто ж живет столько?»
— Нужно обязательно попросить богов, — продолжал переводить «прорицательницу» Сухарто. — Потому что на наших потомков ляжет проклятие, которое снимется только через три столетия… А пока есть время, мы можем любить друг друга и быть счастливыми.
Бабушка Нирмала открыла глаза и произнесла уже ровным, спокойным тоном:
— Пойдемте домой. Я проведала всех, кого могла…
У Катарины на душе было неспокойно. Странное чувство неудовлетворенности. Будто попросила она сладкого, а дали — кислый лимон. Нет, совсем не это хотела услышать. А что? Что тогда? Не ответив на этот вопрос, она поняла, что сама не знает, чего же хочет…
Сухарто немного погрустнел. Он задумчиво посмотрел на свою спутницу и с удивлением заметил в ней нечто новое, какие-то очень важные, но почти незаметные на первый взгляд детали. Без них бы и не было единого образа такой решительной и в то время очень боязливой, такой твердой и в то же время легко ранимой девушки из далекой, почти легендарной страны. Из страны-завоевателя.
Их взгляды встретились, и ее обожгло странным огнем. Совсем не горячим, а мягким и трепетным. Она смутилась и отвела глаза.
Оба они молчали, думая каждый о своем, а уже в доме Сухарто первым начал разговор:
— Катарина, ты думала о своем будущем? Что ты хочешь? О чем мечтаешь?
— Я хотела бы поехать домой.
— Допустим, мы дождемся корабль, а он может быть и через год… И чем ты будешь заниматься в Амстердаме? Жить в родительском доме? А как твоя мама отнесется к известию о том, что ты сбежала от мужа? Она ведь считает его порядочным человеком, если дала согласие на брак и отпустила тебя на край света… Поверит ли она тебе?
Катарина потупила взгляд. Действительно, сложно представить дальнейшую жизнь в Голландии. Кто она? И не девушка, и не вдова. Мужняя жена — без мужа?
— Я вот подумал над словами бабушки Нирмалы… Может быть, тебе лучше остаться на Бали?
— В каком качестве?
— В качестве моей жены.
Она скептически усмехнулась:
— И долго ты думал над этим предложением?
— Я вообще не думал, это мне сейчас пришла в голову такая мысль…
— А я раньше считала, что для брака нужна любовь. Об этом все знают, даже дети.
— Я тоже раньше так считал. А сейчас — по-другому. Вот… доберемся до моего дома. Что скажем маме? Это — Катарина, она просто сопровождает меня… Нет, я ее сопровождаю… И куда? В Амстердам! А мама нам поверит…
— Сухарто, ты очень неплохой парень, но я ведь тебя не люблю…
Он замолчал, и она не стала продолжать разговор. Оба думали. Если бы мысли были цветными, и если бы их было видно, наверное, вся комната была бы разрисована кудрявыми разноцветными облаками или волнами-колечками. Мыслей было так много, и они прыгали туда-сюда, кружились на месте, потом стремительно разбегались и вновь встречались, загибаясь в новые и новые кудряшки.
