Вероника Рот - Мятежная
Мне и идти-то не надо, но я все еще собираюсь.
– Трис?
Кто-то стучит в дверь. Я встаю, развожу руки. Дверь немного приоткрывается. Там Тобиас.
– Зик и Юрайя сказали, вы идете подслушивать переговоры Джека.
– Угу.
– И ты?
– Почему я должна говорить тебе? Ты же не говоришь мне о твоих планах.
Он хмурится.
– О чем ты?
– Я говорю о том, как ты измордовал Маркуса на глазах всех лихачей, без очевидной причины, – заявляю я, делая шаг к нему. – Но ведь причина есть, так ведь? Непохоже, что ты потерял контроль над собой. И совсем непохоже, что он тебя спровоцировал. Значит, причина есть!
– Я должен был доказать лихачам, что я не трус, – отвечает он. – Вот и все. Ничего больше.
– Так зачем тебе надо… – начинаю я.
Зачем Тобиасу нужно доказывать что-то лихачам? Только для того, чтобы они уважали его. Если он хочет стать их лидером. Я вспоминаю голос Эвелин, в полутемном пристанище бесфракционников. «Я подразумеваю, что ты стал важным человеком среди них».
Он хочет, чтобы лихачи объединились с бесфракционниками, и знает только единственный способ сделать это – возглавить их.
Другая загадка – почему у него нет потребности поделиться со мной. Я не успеваю закончить вопрос.
– Так ты идешь или нет? – спрашивает он.
– А какая разница?
– Ты снова рвешься навстречу опасности без причины, – говорит он. – Как тогда, когда ты бросилась в драку против эрудитов с… карманным ножом.
– Причина существует, и достаточная. Мы не поймем, в чем дело, если не подслушаем переговоры. А нам надо знать, что происходит.
Он скрещивает руки на груди. Он не качок, какими часто бывают парни-лихачи, некоторые девушки обратили бы внимание и на торчащие уши или на слегка крючковатый на конце нос, но для меня…
Я отбрасываю эту мысль. Он пришел, чтобы накричать на меня. Он скрывает от меня свои планы. Как бы то ни было, сейчас я не должна думать о том, насколько он мне нравится. Это лишь осложнит все, в том числе – возможность решать насущные задачи. А сейчас самое главное – услышать, что Джек Кан скажет эрудитам.
– Ты больше не стрижешься, как в Альтруизме, – спокойно спрашиваю я. – Хочешь походить на лихача?
– Не уходи от вопроса. Четыре человека уже готовы. Тебе незачем присоединяться.
– Что это ты так настаиваешь, чтобы я никуда не ходила? – почти кричу. – Я не тот человек, который будет сидеть на месте, когда другие рискуют!
– Пока что ты человек, который, похоже, не ценит собственную жизнь… который даже не может взять в руки пистолет и выстрелить…
Он наклоняется ко мне.
– Тебе правда надо посидеть на месте, пусть другие подвергают себя опасности.
Его тихий голос бьется во мне, как второй пульс. Снова и снова я слышу его слова, «похоже, не ценит собственную жизнь».
– И что ты сделаешь? – интересуюсь я – Запрешь меня в туалете? Это единственный способ не дать мне пойти.
Он закрывает лицо рукой и проводит ладонью вниз. Я еще никогда не видела, чтобы он был таким.
– Я не хочу останавливать тебя. Я хочу, чтобы ты сама подумала. Но если ты собираешься вести себя безрассудно, то не можешь помешать мне сопровождать тебя.
Еще темно, но уже начинает светать. Мы подходим к мосту. Он двухъярусный, с каменными столбами по углам. Мы спускаемся по лестнице, идущей вдоль одного из столбов, и тихо движемся вдоль реки. Когда светит солнце, здесь блестят большие лужи стоячей воды. Скоро восход. Нам пора занять позицию.
Юрайя и Зик сидят в засаде по обе стороны моста, чтобы иметь хороший обзор и возможность прикрыть нас оттуда. Они стреляют лучше, чем Линн и Шона. Шона тоже с нами, поскольку Линн ее попросила, несмотря на скандал в Месте Собраний.
Линн идет первой, прижимаясь спиной к камню, вдоль края опоры моста. Следом – я, потом – Шона и Тобиас. Мост опирается на четыре металлические конструкции, закрепленные в каменной стене, а также на кучу маленьких ферм и балок, образующих настоящий лабиринт. Линн подлезает под одну из них и начинает быстро подниматься вверх по тонким опорам, к середине моста.
Я пропускаю Шону вперед, поскольку не могу лезть так быстро. Когда я удерживаю равновесие, то дрожу от напряжения. Я чувствую, как холодная рука Тобиаса поддерживает меня под талию.
Приседаю на корточки, чтобы пролезть между дном моста и опорами. Пробираюсь не слишком далеко, и приходится остановиться, оставив одну ногу на балке и держась левой рукой за другую. Здесь мне придется долго стоять.
Тобиас проскальзывает следом и подставляет одну ногу под меня. Проползает подо мной на соседнюю балку. Я выдыхаю и улыбаюсь ему в знак благодарности. Мы в первый раз посмотрели друг на друга с того момента, как ушли из «Супермаркета Безжалостности».
Он тоже улыбается, но мрачно.
Мы коротаем время молча. Я дышу ртом и стараюсь успокоить дрожь в ногах и руках. Шона и Линн, похоже, как-то общаются без слов. Строят рожи друг другу. Я не понимаю смысла того, какие сообщения они передают. Поняв смысл, кивают и улыбаются. Я никогда не задумывалась, что это такое – иметь родную сестру. Был бы Калеб настолько же близок и понятен мне, будь он девочкой?
В утреннем городе царит такая тишина, что звук шагов людей, приближающихся к мосту, отдается эхом. Звук идет сзади, значит, идет Джек и его эскорт из лихачей, а не эрудиты, которых пока нет. Лихачи знают, где мы, а Джек Кан – нет. Если он посмотрит вниз и приглядится, то, возможно и обнаружит нас через переплетения металла. Я стараюсь дышать как можно тише.
Тобиас смотрит на часы и выставляет пальцы в мою сторону. Семь часов ровно.
Мой взгляд продирается вверх, сквозь паутину стали. Над головой звучат шаги. А потом – голоса.
– Привет, Джек, – говорит кто-то незнакомый.
Это, должно быть, Макс, тот самый, который назначил Эрика лидером Лихачества и по приказу Джанин сделал процедуру инициации в Лихачестве более грубой и жестокой. Я никогда с ним не общалась, но от одного его голоса вздрагиваю.
– Макс, – произносит Джек. – А где Джанин? Я думал, она придет, по крайней мере из вежливости.
– Мы с Джанин делим обязанности согласно наши способностям, – отвечает тот. – Это означает, что решения в военной сфере принимаю я. Думаю, то, что мы делаем сегодня, входит в их число.
Я вздрагиваю. Я не слишком-то много слышала, как Макс разговаривает, но в его ритме речи и подборе слов нечто… чужое.
– Отлично, – соглашается Джек. – Я пришел, чтобы…
– Должен известить тебя, никаких переговоров не будет, – перебивает Макс. – Чтобы вести переговоры, надо быть на равных, а ты с нами не на равных, Джек.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что ваша фракция – единственная совершенно бесполезная. Правдолюбы не обеспечивают нас защитой, пропитанием или технологиями. Значит, для нас вы никчемны. И вы не слишком много сделали, чтобы обрести уважение у находящихся у вас лихачей, – продолжает Макс. – Вы – совершенно беззащитны. Поэтому рекомендую в точности исполнить мои указания.
– Ты, кусок дерьма, – сквозь зубы цедит Джек. – Как ты смеешь…
– Давай не будем горячиться, – спокойно отвечает Макс.
Я прикусываю губу. Надо верить инстинктам, а они говорят, что здесь что-то не так. Ни один уважающий себя лихач не скажет «горячиться». И не станет так хладнокровно реагировать на оскорбление. Он ведет себя, как другой человек. Как Джанин.
У меня по затылку идут мурашки. Все абсолютно логично. Джанин никому не доверит говорить от своего имени, особенно – вспыльчивому лихачу. Лучший способ решить это – дать Максу радиогарнитуру. А сигнал от гарнитуры идет метров на четыреста, не больше.
Я ловлю взгляд Тобиаса и медленно подвожу руку к уху. Потом показываю вверх, туда, где, по моей прикидке, стоит Макс.
Тобиас на мгновение хмурится, а затем кивает, но я не уверена, понял ли он меня.
– У меня три требования, – говорит Макс. – Во-первых, вы возвращаете нам лидера Лихачества, которого вы пленили, безоружного. Во-вторых, позволяете нашим солдатам обыскать ваше здание, чтобы мы могли забрать дивергентов. В-третьих, сообщаете нам имена всех тех, кто не подвергся инъекции симуляционной сыворотки.
– Зачем? – с горечью спрашивает Джек. – Для чего вам их имена? Что вы намереваетесь с ними делать?
– Целью наших поисков, для начала, является обнаружение и изоляция дивергентов. А насчет имен, так это вас не касается.
– Что?!
Я слышу шаги и гляжу сквозь сетку. Джек схватил Макса за ворот.
– Отпусти меня, или я прикажу охранникам стрелять, – напоминает Макс.
Если Джанин говорит Максу по гарнитуре все, что он должен произнести, значит, она должна видеть, как его схватили. Я наклоняюсь вперед и рассматриваю дома по другую сторону моста. Слева от меня русло реки изгибается. У берега стоит невысокое здание из стекла и металла. Наверняка она там.
