Джеймс Дашнер (Дэшнер) - Бегущий в Лабиринте (Трилогия)
Разговоры про наказание бесили Томаса даже больше, чем невозможность сказать хоть слово в свою защиту. Впрочем, как это ни странно, после всего, что он совершил в Лабиринте, в глубине души юноша не мог не согласиться с кураторами – он действительно нарушил Главное Правило Глэйда.
Заседание продолжалось. Некоторые считали, что Томас достоин похвалы, другие настаивали на наказании. Или на том и другом одновременно. Теперь юноша почти не слушал их, ожидая лишь выступления последних двух кураторов – Галли и Минхо. Последний не произнес ни слова с того момента, как Томас вошел в комнату, и сидел, откинувшись на стуле с видом человека, не спавшего целую неделю.
Галли говорил первым.
– Думаю, я уже достаточно четко выразил свое мнение.
Великолепно, – подумал Томас. – Тогда сиди и помалкивай.
– Лады, – ответил Ньют и в который раз поморщился. – Минхо, твоя очередь.
– Нет! – заорал Галли так громко, что несколько кураторов подскочили на стульях. – Я еще хочу сказать кое-что!
– Тогда не тяни кота за хвост! – рявкнул Ньют.
Томас с облегчением отметил, что временно исполняющий обязанности председателя Совета относится к Галли с неменьшим презрением, чем он сам. И хотя Томас теперь не боялся Галли, он все равно его не переносил.
– Сами подумайте, – начал Галли. – Этот хмырь появляется из Ящика, весь такой смущенный и растерянный, а спустя уже несколько дней преспокойно мотается по Лабиринту с гриверами, будто он здесь хозяин…
Томас вжался в стул. Он надеялся, что остальные не разделяют мнения Галли.
– Уверен: он водит нас за нос, – продолжал Галли напыщенно. – Или вы правда думаете, что он мог сделать то, чего никому не удалось за два года? Ни за что не поверю.
– Как насчет сути, Галли? – спросил Ньют. – Может, объяснишь конкретно, к чему ты все это говоришь, черт возьми?
– Я думаю, он шпионит на тех, кто нас сюда поселил!
Комнату снова наполнил шум и гвалт. Томас лишь сокрушенно покачал головой, не понимая, как такое вообще могло взбрести Галли в голову. Наконец Ньюту удалось утихомирить кураторов, но Галли еще не закончил выступление.
– Мы не можем доверять шанку! – закричал он. – Смотрите: спустя всего день после его появления нам подкидывают какую-то психопатку с дурацкой запиской, которая мелет всякую чушь про то, что скоро все изменится. Затем мы находим мертвого гривера, а потом этот Томас удобненько устраивается на ночлег в Лабиринте, после чего пытается убедить нас в том, что он – герой. А ведь ни Минхо, ни кто-либо другой не видел, чтобы он хоть раз прикоснулся к плющу. Откуда мы знаем, что именно Шнурок привязал Алби на стене?
Галли замолчал. На какое-то время воцарилась тишина. Томас запаниковал – неужели они поверили этому гаду? Ему отчаянно захотелось выступить в свою защиту, и он едва не нарушил молчание, однако Галли продолжал:
– Слишком много странного приключилось, и все началось после появления этого стебанутого Шнурка. Почему именно он стал первым человеком, которому удалось пережить ночь в Лабиринте? Что-то тут не так, и пока мы не выясним – что именно, я официально рекомендую запереть его в Кутузке на месяц, а потом мы снова соберемся и все обсудим заново.
Кураторы принялись живо обсуждать услышанное, а Ньют тем временем записывал что-то в блокноте, почему-то покачивая при этом головой, отчего у Томаса зародилась надежда, что дела его не так плохи.
– Закончил, Капитан Галли? – съязвил Ньют.
– Не думай, что ты тут самый умный, Ньют, – прошипел Галли, побагровев. – Я чертовски серьезен. Как мы можем доверять шанку, если он и недели с нами не прожил? Ты даже на секунду не задумываешься, о чем я толкую, а тупо затыкаешь мне глотку!
Впервые Томас посочувствовал Галли – тот действительно имел основания быть недовольным грубым обращением Ньюта. В конце концов, он куратор.
Все равно я его терпеть не могу, – решил Томас.
– Хорошо, Галли, – сказал Ньют. – Прошу прощения. Мы выслушали твое мнение и примем к сведению рекомендацию. Ты закончил?
– Да, закончил. И я не ошибаюсь.
Не отвечая ему, Ньют указал на Минхо.
– Вперед, последний по счету, но не по важности.
Томас был несказанно рад, что наконец-то подошла очередь Минхо – тот наверняка станет на его защиту горой.
Неожиданно для всех Минхо резко выпрямился.
– Я был там и видел, что сделал это парень, – он проявил мужество тогда, когда я чуть в штаны не наложил. Я не буду впустую болтать языком, как Галли, а сразу выскажу рекомендацию, и покончим с этим.
Томас затаил дыхание и приготовился слушать.
– Лады, – ответил Ньют. – Говори.
Минхо посмотрел на Томаса.
– Предлагаю вместо меня назначить шанка на пост куратора бегунов.
Глава двадцать пятая
В комнате воцарилась гробовая тишина, будто всех внезапно сковало льдом. Члены Совета уставились на Минхо. Томас словно окаменел. Ну конечно, Минхо вот-вот признается, что просто решил пошутить.
Тишину нарушил Галли. Встав и повернувшись лицом к Ньюту, он указал через плечо на Минхо и выкрикнул:
– Это просто смешно! Да его надо выкинуть из Совета за подобные идиотские предложения!
Если в душе Томаса и была какая-то жалость по отношению к Галли, то выпад в адрес Минхо ее окончательно похоронил.
Как ни странно, некоторые кураторы поддержали рекомендацию Минхо – например, Фрайпан, который принялся заглушать Галли хлопками и потребовал провести голосование по внесенному Минхо предложению. Другие воспротивились. Уинстон энергично замотал головой и сказал что-то, чего Томас не смог расслышать. Кураторы принялись шумно обсуждать предложение, перебивая друг друга, а Томас, потрясенный и испуганный, молча сидел, обхватив голову руками, и ждал.
Почему Минхо вздумалось предложить такое? Не иначе – пошутил, – подумал юноша. Ньют говорил, что может пройти целая вечность, прежде чем глэйдер станет бегуном. Не говоря уже о получении должности куратора. Он снова посмотрел на спорящих членов Совета и пожалел, что не находится за тысячу миль отсюда.
Наконец Ньют бросил блокнот на пол и вышел из полукруга, призывая кураторов к тишине. Поначалу его, кажется, не только не слышали – даже не замечали; впрочем, постепенно порядок был восстановлен и все снова расселись по местам.
– Вот хрень, – сказал Ньют. – Никогда еще не видел сборище шанков, которые вели бы себя как младенцы. Может, вы забыли, но в здешних краях мы – самые старшие! Поэтому держитесь подобающе, а иначе распустим на хрен шарагу и изберем новых членов Совета! – Произнося это, он прошелся из конца в конец вдоль кураторов, заглянув в глаза каждому. – Вы меня поняли?
Совет ответил молчанием. Вопреки ожиданиям Томаса, вместо того чтобы поднять еще больший галдеж, кураторы лишь согласно закивали головами. В том числе и Галли.
– Лады. – Ньют снова уселся, возвращая блокнот себе на колени. Черкнув в нем пару строк, он обратился к Минхо: – Довольно серьезная заявка, братец. Ты уж извини, но тебе придется обосновать рекомендацию.
Томасу тоже не терпелось услышать объяснения.
Судя по изможденному виду Минхо, тот предпочел бы обойтись без пространных речей, но все-таки начал отстаивать свое предложение.
– Легко вам, шанки, сидеть тут и рассуждать о том, в чем вы ни бельмеса. Я единственный бегун в Совете. Кроме меня, здесь присутствует только один человек, который выходил в Лабиринт, – Ньют.
– Если не считать того раза, когда я… – перебил его Галли.
– А я и не считаю! – рявкнул Минхо. – Можешь мне поверить, что ни ты, ни кто-либо другой вообще не представляете себе, каково находиться в Лабиринте. И гривер тебя ужалил только потому, что ты нарушил то же самое Правило, что и Томас. Но его ты почему-то хочешь наказать! Это называется лицемерие, ты, смердящий кусок…
– Хватит, – оборвал его Ньют. – Обосновывай свою позицию, и закруглимся.
Напряжение достигло наивысшего накала – воздух в помещении словно превратился в хрупкое стекло, которое могло лопнуть в любую секунду. Минхо и Галли с напряженными, побагровевшими от злости лицами долго сверлили друг друга взглядами.
– Короче, вот что я скажу, – сказал Минхо, усаживаясь на стул. – Я никогда не видел ничего подобного. Он не запаниковал, не закричал, не заплакал и вообще ничем не выдал своего страха. Народ, он живет с нами всего несколько дней! Вспомните, какими мы были в самом начале – шарахались по углам, не зная куда ткнуться, ревели каждый час, никому не доверяли и отказывались что-либо делать. Мы оставались такими в течение недель, а то и месяцев, но выбора у нас не было – мы смирились и начали выживать.
