Георгий Марчик - Трудный Роман
– Отваливай, – проворчал Костя. – Гоняешь языком воздух, смотри – прикусишь…
– Ну-ну, – примирительно хмыкнул Юра, – так уж и прикушу. Я сам как-то притопал домой в три часа ночи. Отец открыл дверь и спрашивает: «Тебе сейчас уши надрать, кавалер, или утром?» А у меня рот до ушей. «Ладно, говорит, прощаю на первый раз. Иди спать». А теперь удивляюсь: и почему все-таки он меня тогда не выдрал?
… Во время фильма Костя плечом касался плеча Жени и боялся пошевелиться, чтобы она не отодвинулась. Тогда исчезло бы это удивительное ощущение близости, которое так приятно волновало.
Они вышли с толпой из кинотеатра, и Роман достал из кармана пачку сигарет. Со скучающим видом затянулся, пустил вверх сильную струю дыма.
– Ты давно куришь? – спросила Женя.
– Нет, не очень, – ответил Роман. – А что такого?
– Ничего. Не выношу табачного дыма. И еще когда некоторые воображают…
– Я не воображаю, – возразил Роман. – И вообще это не существенно. – Он выбросил сигарету в урну.
– Посмотрим киновитрину? – предложила Женя, увлекая Костю и Романа к стенду с кадрами новых фильмов, поблизости от входа в кинотеатр.
Рядом с витриной группа длинногривых парней без головных уборов развязно хохотала на всю улицу. Воротники пальто у них подняты, в зубах сигареты.
– Я смеха ради: «Есть лишний билетик?» – рассказывал один из них, рослый, в шапке, надвинутой на самые глаза. – «Есть, – отвечает. – Вам нужен? Возьмите, пожалуйста». Беру и прохожу дальше. А она пискляво так: «А деньги?» – «Какие деньги?» – «За билет». – «Какой билет? Он ведь лишний!..»
В этот момент к нему подошла невысокая девушка.
– Ну, чего тебе? – грубо спросил он.
– Отдай деньги, – попросила она. – За билет.
– Какой билет, какие деньги? Чего пристала? – Он снова сплюнул и достал пачку «Казбека». – Вот свидетели. Ничего я у тебя не брал. Ты меня, дурочка, с кем-то попутала, – ухмыляясь, продолжал парень.
Костя, Роман и Женя подошли ближе, вплотную к группе.
– Отдай сейчас же деньги! – возмущенно потребовала Женя, протискиваясь в круг. Она оказалась напротив высокого. Из-под шапочки у нее опять выбилась прядь золотистых волос. – Мы все слышали. – Она кивнула на Костю и Романа, которые последовали за ней. – Как ты сейчас хвастал, что взял билет, а деньги не отдал.
– Ничего вы не слышали, – с угрозой процедил парень, – проваливай-ка лучше подобру-поздорову, а то получишь по мыльнице. – Растопыренными пальцами пятерни он толкнул Женю в грудь.
Она отшатнулась, но устояла на ногах.
Роман рванулся вперед, перехватил его руку. Потом стал в стойку, вытянул вперед левую руку со сжатым кулаком, правый кулак поднял к подбородку. Все, опешив, смотрели на него, не вполне понимая, зачем он все это делает.
– Раз-два, – вслух скомандовал сам себе Роман и, точно прицелившись, нанес сильный удар в челюсть парня.
Тот как подкошенный грохнул оземь. Компания его отпрянула, застыла в напряженном ожидании, готовая, в зависимости от дальнейшего развития событий, немедленно броситься врассыпную или вступить в драку. Поверженный поднялся на ноги. Ни слова не говоря, полез в карман, вытащил полтинник, протянул испуганной девушке:
– Пожалуйста, могу свой отдать.
Куда только делась его наглость!
– Ловко ты его! – воскликнул Костя, когда они отошли. – Чистый нокаут. Поздравляю. Твоя первая победа.
– Наплевать. Я разучил прием, зачем же пропадать таким ценным знаниям? – с некоторой небрежностью заявил Роман. – Помнишь, у Чехова? Если в первом акте на стене висит ружье, в последнем оно обязательно должно выстрелить.
Возбужденные, перебивая друг друга, они долго обсуждали каждую деталь «приключения», будто бы оно и в самом деле было комическим.
– Я не поверил своим глазам, когда увидел, как смело ты заспорила с этим хулиганом.
– А ты, Ромка, к-а-а-ак ударишь его…
– Сугубо по-деловому. Я его прямым правой…
– Молодец! Вот не думала, что ты так можешь… А Костя стоит бледный, испуганный.
– Я не испугался, я соображал, как поступить.
– Долго же ты соображаешь. Здесь не секция бокса, где все по правилам. Этот тип мог и ножом пырнуть, – заметил Роман.
– А если бы нас в милицию забрали? – спросила Женя, лукаво пригибая голову. – За мелкое хулиганство. Ведь ты первый ударил.
– Ну нет, – засмеялся Ромка. – Живым я бы в руки не дался… Помню, у нас в классе один парень подрался с хулиганом, его же самого потом и разбирали.
Есть своя неизъяснимая прелесть в воспоминаниях о былых школьных проказах. Стоило начать и… пошли-поехали: «А помните?», «А помнишь?»…
И о том, как однажды спустили с потолка букет цветов на голову Савельичу.
И о том, как среди версальцев на рисунке в учебнике истории дорисовали историка и боялись его гнева. А он обрадовался, что похож…
Вспомнили о том, как когда-то на химии вызвали Черникина и спросили, как получить водород. Он урока не выучил, но не растерялся:
«Воду подогреваем, кислород улетучивается, водород остается».
«Садись, молодец, – похвалила учительница. – Ставлю тебе пятерку. Подогреваю ее. Тройка улетучивается, двойка остается».
– А помните, как мы намазали доску воском? – радостно вопрошает Костя. – Мымра начала писать. Ничего нет. Вызывала меня. Я пишу на чистом участке – пожалуйста. Она стоит удивляется. В те времена Мымра была добрей, ледниковый период еще не начался.
– А знаете, она, возможно, по-своему и неплохой человек, – неуверенно говорит Женя. – Может, мы сами виноваты.
– Ну, знаешь ли…
Да, тогда, в девятом, Мымра была другой. Улыбалась их шуткам, прощала скрепя сердце их дурацкие выходки. Когда они вступали в комсомол, она сама своей собственной рукой старательно написала на доске образец заявления о приеме, а сколько раз украдкой она сообщала им темы сочинений и контрольные задачи!
Она старалась быть участливой и полезной, а они решили, что она заискивает перед ними. Не оценили ее…
У Жени миллион терзаний и ни минуты свободного времени.
Во-первых, шефский концерт на заводе. Во-вторых, подготовка закрытого комсомольского собрания. В-третьих, репетиция. Уроки. Английский. Семинар в Доме комсомольца-школьника. С ума можно сойти!
И еще ведь зима, зима на дворе. Снегу насыпало. Утонуть можно. На ветках деревьев, на проводах, на балконах, на карнизах домов пушистые белые подушки. Чудо!
Настроение – как перед праздником. Ну, кто бы объяснил, почему вдруг ни с того ни с сего так хорошо, такая свежесть на душе. Вокруг снег, а настроение такое, словно вокруг цветы. Сплошное море подснежников.
Ах вот оно что… Они, правда, как всегда, спорили, но еще никогда, никогда он так щедро, так дружески не улыбался. Еще никогда он не говорил с таким откровенным признанием в голосе, с такой нежностью и любовью, что она чуть не задохнулась от охватившего ее чувства. Хоть слова были и самые обыкновенные. Но просто сказаны, очевидно, от всего сердца.
От этого даже приплясывать хочется, закружиться на месте, петь, дурачиться, поделиться со всем миром тем, что переполняет тебя.
А вокруг снуют, носятся, чинно прохаживаются ученики и ученицы всех десяти классов. Потому что идет большая перемена. Как дикая орда на штурм крепости, многие бросились в буфет. У старшеклассников перемещение из аудитории в аудиторию. Решаются тысяч спорных вопросов. Шум, гам, суета.
Некоторые уткнулись носами в книги. Сейчас их лучше не трогать. А если вам не ясно, почему – значит, вы не знаете, что такое школьная перемена. Это спасательный круг для тех, кто не успел что-нибудь выучить. За пятнадцать коротких минут постигается все – сложные формулы, мудрые правила, серьезнейшие законы…
Школьная перемена. Самая неподходящая обстановка, чтобы стать ненормальной от счастья. Опустила голову, быстро прошла в одну сторону, в другую. Только бы никто не окликнул. Ведь у нее сейчас все на лице написано. Возможно ли так радоваться?
– Женя! Синицына!
Оглянулась. Марианна. Как всегда, идеально выглядит. Лицо веселое. Посмотрели друг на друга и ни с того ни с сего рассмеялись. Только Женя смеялась дольше, чуть не до слез.
– Ты чему, Женя, так радуешься? – спросила Марианна с пониманием: мол, можешь и не говорить, я и так догадываюсь.
– А я и сама не знаю, Марианночка, просто у меня очень хорошее настроение.
Стоят и смотрят друг другу в глаза и улыбаются, как две задушевные подружки.
– Ты не видела Романа?
– Он только что пошел в кабинет физики. Позвать, Марианночка?
– Позови. Впрочем, нет. Передай, что я просила его прийти на репетицию. Ромео некому играть. Уговорим его. А?
– Давайте, Марианночка. У него получится. Он ведь занимался в драмкружке.
– Я тоже так думаю. А то на репетиции ходит, а ни одну роль не берет. Последний раз, когда не было Черникина, он читал за него – хорошо получалось. Верно?
