Нил Бастард - Переносчик смерти
Женщине трудно понять, почему ей так говорят. Ведь она искренне хочет выразить благородность тем людям, которые избавили ее от страшной хвори! Кахина готова расцеловать руки каждому из нас.
Академик спокойно объяснят ей, что это будет излишним, нам достаточно ее слов. Вместе с тем Карский старается быть как можно более деликатным. Оно и понятно. Ему не хочется расстраивать вдову, которая вот-вот должна родить.
Я даже догадываюсь, кому именно придется принимать роды, и глуповато улыбаюсь. Раньше мне почему-то не доводилась думать об этом. Похоже, что время для мыслей на данную тему настало. Естественно, что ни я, ни мой наставник напрямую об этом не говорим.
Когда женщина успокаивает свой порыв, вновь дает о себе знать ее сын.
— Я знаю, что вы скромные люди, — говорит он. — Но мне известно, как много вы работали, старались вылечить больных. Я уверен, что вы смогли бы спасти всех, если бы вам не размешивали.
— Не мешали, — вопреки своему недавнему обещанию поправляю его я.
— Главное, что вы меня понимаете, — парень по-прежнему остается предельно серьезным. — Я видел вашу бескорыстность. Вот что меня потрясло. Вы рисковали жизнью, но все равно делали свою работу. Вам никто не платил денег, а вы продолжали бороться за жизни людей.
— Спасибо за теплые слова, — от имени всех нас проговорил в ответ Аркадий Федорович. — На нашем месте точно так же поступил бы любой другой врач.
— Не скажите, — не соглашается парнишка. — Врачи бывают разные. Почти все здешние доктора убежали, когда разбушевалась эта зараза! А вы вроде и не наши, приехали издалека, но…
— Мы понимаем тебя, — прерывает его академик.
— За то, что вы спасли нас, я в долгу перед вами, — не спешит угомониться юный бербер. — Да что там я! Весь наш род вам вечно обязан!..
Мы с коллегами переглядываемся. Нам неловко в который уже раз выслушивать клятвы и обещания парня. Мы до конца не понимаем, что они означают, есть ли за ними хоть какое-то реальное наполнение. Однако осекать юношу не хотим, прекрасно осознаем, что его возрасту присущ максимализм во многих вопросах. Нам остается лишь улыбаться и утвердительно кивать.
Мне кажется, что ему вполне достаточно такой вот нашей реакции, чтобы почувствовать свою воображаемую значимость. Нам и хотелось бы поверить всем его словам, но действительность пока не дает ни единого подтверждения тому, что он говорит.
Проходит еще немного времени. Мы оперативно решаем несколько хозяйственных вопросов, организуем и новый поход за водой.
На этот раз он проходит гораздо быстрее. В связи с ночными шумами нам приходится быть более чем осторожными. Впрочем, ни одного инцидента по пути туда и обратно ни с кем из нас не случается. Следов пребывания посторонних личностей не обнаруживается.
После завтрака, не менее скудного, чем вчерашний ужин, мы делимся на группы, как и было условлено накануне. Мы с Агизуром прощаемся с товарищами по несчастью, покидаем пещерный город и отправляемся в оазис.
22
Оказавшись снаружи, мы сразу же отмечаем для себя, что буря почти улеглась. О том, что она бушевала, свидетельствуют песчаные наносы, которые видны буквально повсюду. Мелкие камни зачастую заметены полностью. На крупных издали виден толстый слой пыли. Шоссе покрыто песком. Легкая желтоватая поземка гуляет то тут, то там.
Наша главная задача — перед тем как попасть в Эль-Башар — не оказаться замеченными кем- либо. Не сговариваясь, мы с парнем одновременно высказываем предположение, что в других частях пещерного города могут находиться люди. Совершенно не важно, кто они такие, на чьей стороне баррикад в здешнем конфликте находятся. Видеть нас не должен никто.
Поэтому мы начинаем быстро двигаться в сторону шоссе, выбирая удобный путь среди больших камней. Делаем это для того, чтобы уменьшить вероятность быть замеченными со стороны пещер. Довольно трудно сказать, насколько это эффективно. Но мы старательно придерживаемся выбранной линии поведения.
Речь ведь идет даже не столько о нашей с Агизуром безопасности. Саму по себе вылазку в оазис никак не назовешь детской игрой. Сложность в том, чтобы не дать вероятным наблюдателям понять, откуда именно мы появились. Тем самым мы хотим отвести опасность от наших пещер, как невзначай стали называть их.
Лично меня одолевает еще и другая мысль, весьма навязчивая. Если в одной из частей пещерного города продолжают находиться те люди, которые подбили самолет, то они могут быть вооружены по последнему слову техники. Среди прочего у них может быть и снайперская винтовка. Агизуру я, разумеется, об этом не говорю.
Мы движемся по намеченной траектории, скрываемся за большими камнями, приближаемся к шоссе и быстренько осматриваемся. Ни с одной, ни с другой стороны не видно никаких транспортных средств. На счет «три» мы стремительно пересекаем проезжую часть и спускаемся по обочине.
Теперь можно свободно вздохнуть. Для любого снайпера, находящегося со стороны пещер, мы находимся вне зоны видимости. Я невольно воздаю хвалу неизвестному проектировщику здешней шоссейной дороги и особенностям местности.
С этого момента наш маршрут выравнивается. Мы движемся вдоль дороги, не забывая осматриваться и прислушиваться. В случае столкновения с карателями или любыми другими агрессивно настроенными людьми с оружием у нас не будет никакой возможности оказать им сопротивление. Посему нашей главной задачей на нынешнем этапе передвижения становится избежание подобной встречи.
Темп нашего передвижения выше среднего. Я спрашиваю своего спутника, не устал ли он. Парень говорит, что нет, нисколько.
Предсказуемый для меня ответ. Я не знаю, при каких обстоятельствах Агизур заявил бы обратное. Ему хочется выглядеть в моих глазах смелым и выносливым. Он готов совершить марш-бросок на пределе своих возможностей, забывая при этом, что я не спецназовец, а всего лишь врач. Впрочем, в военной заварухе, кипящей в этой стране, мне самому трудно отделаться от мысли, что я давно перестал быть просто медиком.
По пути мы не встречаем абсолютно никого. Вокруг нас нет ни одного намека на то, что в оазисе продолжает бурлить жизнь, как это было до недавнего времени.
Мы подбираемся к Эль-Башару как раз с той стороны, где еще вчера находился палаточный городок. Нашим взорам открывается зрелище не для слабонервных. Ограждения завалены или обожжены. От вышек остались лишь обугленные перекладины. Сама территория представляет собой нечто невообразимое — пепел вперемешку с песком.
Я прекрасно понимаю, откуда взялся этот пепел. Слезы наворачиваются на мои глаза. Агизур изо всех сил пытается держаться, но вскоре его прорывает, и он плачет навзрыд, не стесняясь меня,
Я рискую подойти поближе и замечаю обугленные трупы наших недавних пациентов, присыпанные песком. Он оказался на них из-за бури, а не потому, что мертвых кто-то пытался захоронить. По крайней мере, у меня складывается именно такое впечатление.
Я врач, многое вытерпел на своем веку. Однако вид палаточного лагеря, сожженного карателями, подрывает мое самообладание. Мне хочется кричать. Я, человек, верный клятве Гиппократа, не способен понять, как кто-то может творить подобные зверства.
Все же я сдерживаюсь. С одной стороны, мне не хочется, чтобы Агизур видел мою слабость. С другой же — до выяснения обстановки по Эль-Башару в целом демаскировать себя криками было бы весьма неразумно.
Агизур тоже берет себя в руки. В его глазах не только остатки слез, но и блеск праведного гнева. Он подходит ко мне. Мы некоторое время стоим неподвижно и молча смотрим на эту страшную братскую могилу.
Вероятности того, что кто-то из больных мог выжить в этом пекле, нет никакой. Несмотря на это, мы отправляемся по периметру бывшего палаточного лагеря.
Ветер продолжает смешивать песок с пеплом. Кое-где еще струится дым. Нигде нет ничего такого, что свидетельствовало бы о жизни.
По пути мы обнаруживаем несколько трупов без признаков обугливания. Люди, шедшие на поправку, явно пытались спастись от ярости карателей. Огня они избежали, но от автоматных очередей уйти не удалось. Их скосили выстрелами в спину.
— Зачем они это сделали? — спрашивает у меня парень, имея в виду военных. — Чем им навредили эти беспомощные люди, которые находились в палатках?
— Агизур, у меня нет ответа на твой вопрос, — честно признаюсь я. — Я могу представить, чем они станут оправдывать свое жуткое преступление, но все это будет лишь частью проблемы.
У нас нет времени продолжать разговор. Нам нужно осмотреть остальную территорию оазиса. Мы огибаем сожженный палаточный лагерь и берем курс на близлежащие фруктовые сады. Точнее сказать, туда, где еще недавно они находились. Идем по дороге, занесенной песком.
