Эдуард Геворкян - Чем вымощена дорога в рай?
Я вскрыл пакет и извлек мини-бокс, блокированный замком. Апоян с удивлением посмотрел на меня, а я на него. Бокс я открыл личным ключом и взял бумаги. Прочитал. Потом еще раз начал читать, но на первой же странице меня наконец проняло… Пересохло в горле, защемило сердце, а к затылку словно приложили лед. Я выдвинул верхний ящик и кинул под язык несколько шариков «тонуса».
— Ты… знаком с этими бумагами? — Я никак не мог откашляться и сглатывал после каждого слова.
— Разработка темы? — поднял брови Саркис. — Матиас немного успел рассказать: преступная самонадеянность, обман Совета, недопустимый риск…
Матиас ничего ему не сказал! Скверно. Теперь он со мной нырнет в это варево по самую макушку, но я последний, кто пожелал бы этого. Спрятать бумаги? Глупо. Пощади я Апояна сейчас, он узнает потом все равно. Да и что говорить, неразделенная ответственность — это доблесть, неразделенное знание — трусость.
Я протянул ему листы и отвернулся к окну.
Низкое облако вилось между вершинами домов. Сверху оно было похоже на распотрошенную перину. С крыши Дома Театров снялась пассажирская платформа и нырнула в перину…
Апоян громко сказал несколько непонятных слов, кажется, по-армянски.
Развернув кресло к нему, я молча взял бумаги, вложил в бокс и запер.
— Ладно, — сказал Апоян, — эмоции потом. Все-таки криз.
— Боюсь, что ты прав. И хорошо, если локальный.
3
Матиас связался со мной в полдень.
— В моем распоряжении несколько минут, — предупредил он, сделал кому-то знак рукой за экран и прибавил звук, — несколько минут, — повторил он.
— Минутами не отделаешься, — сказал Апоян. — Как это криз проморгали?
— С нами разговор впереди. Не знаю, сколько поротых задниц я насчитаю, но под розги лягу первым, — без тени улыбки ответил Матиас. — Сейчас нет времени, прошу полномочия на кратковременную изоляцию.
— Послушайте, Дэниел, — удивился я, — это же дело вашего Бюро! Что вы с такими проблемами к нам лезете?
— Мы не знаем, скольких придется изолировать, — перебил Матиас.
Апоян присвистнул. Я вспомнил разговор с Калчевым.
— Срок полномочий?
— Сутки, на всякий случай, двое суток. К вечеру, если прояснится, я сам приеду.
И отключился.
Через минуту со мной связался дежурный оператор и сообщил, что Матиас занял шесть линий и требует еще пять. Я подтвердил запрос.
— Как же это называлось? — проговорил вдруг Апоян. — Был термин…
— Не понял?
— Сейчас… Сейчас… Вспомнил, вивисекция! Вот как это называется! Но какие сволочи!..
Мигнул вызов.
— К вам Уэлан, — озабоченно сказал дежурный.
— Давайте.
На экране появилось длинное лицо Уэлана. Прищурив глаза и дергая за рыжий ус, он рычал на кого-то в стороне. Увидев меня, оставил ус в покое.
— Привет, Чиф! Экологи запечатали два блока!
— Поздравляю.
— Если мне сейчас же не дадут десять единиц, я не ручаюсь за остальные блоки. В региональном требуют обоснования, и не на десять, а на шесть. Пока будут тянуть, загадим Эри и все вокруг.
Я поднял глаза на Апояна. Саркис пожал плечами и руками изобразил на голове сомбреро.
— Паникуешь, Юджин?
Как я и рассчитывал, Юджин Уэлан немедленно вспылил и принялся тщательно обкладывать все и вся, начиная с гвоздя, на котором висит кепка регионального диспетчера, затем досталось диспетчеру и так далее, по восходящей. Минуты две он будет извергаться, пока доберется до меня. Я соображал, чем заткнуть прореху в энергобалансе. Все-таки не дотянули до конца сезона. Лихтер с блоками на подходе, но пока разгрузят, пока смонтируют, пока экологи все обнюхают и дадут добро… Десять единиц! Многовато. Шесть даст региональный, а четыре?.. Попросить у Перейры? Мы им и так задолжали. Корнелия на последнем совещании заявила, что ей неудобно смотреть в глаза Шульхеру, экономисту Перейры. Ну ничего, пусть не смотрит.
Уладив проблему с Уэланом, я на несколько секунд расслабился. Саркис молча сидел рядом, потом предложил перекусить. Не успел я подняться с места, как мигнул вызов и на связь вышел Матиас.
— Мы нашли Холлуэя, — сказал он, — нашли и блокировали. — Он не успел, хотя уже ввел программу в синтезатор. Мы отключили питание, эффекторы развалились ко всем чертям.
— Хорошо. Чем я могу быть полезен?
Вопрос был неуместен, но надо было получить несколько секунд, чтобы перестроиться после Уэлана. Что ему от меня надо? Ущерб оплатят из резерва, а для претензий есть арбитраж. За пять лет управительства я уже стал не тот, накопилась усталость. И ошибаться нельзя, и не ошибиться невозможно.
— Затруднение. Нам не выдают Холлуэя, — ответил Матиас после недолгой паузы.
— Вы меня удивляете, Дэниел, — продолжал я свою линию, постепенно входя в рабочее состояние. — Что же, мне вместо вас хватать его? Кто его не выдает? Если у него… как их… сообщники, то примените силу. В разумных пределах. Полномочия у вас есть.
Матиас молча смотрел на меня, и это мне не нравилось.
— Боюсь, что здесь я не смогу применить силу, — медленно произнес он, — впрочем, посмотрите сами.
Они развернули объектив. Я увидел большое здание. Два полукружия охватывали многоэтажный конус в центре. Перед домом плотной толпой стояли люди в белых халатах. Непонятно, что там происходит. В окнах было заметно движение, из некоторых летели вниз какие-то предметы. Присмотревшись, я обнаружил, что здание оцеплено платформами Конфликтного бюро, над крышей тоже висели платформы.
— Что там у вас творится? — спросил я. — Дайте ближе!
Изображение дрогнуло и поплыло на меня. Я вдруг сообразил, заметив эмблему над воротами, что это Онкологический центр в Калгари и что люди в белых халатах — врачи.
— Он выдал себя за больного, — заговорил Матиас. — В приемной оглушил врача и прорвался к компьютерному залу фармакологического синтезатора. Дежурный к тому времени очнулся и поднял тревогу, кто-то сообразил позвонить в Бюро, я дал команду отключить их от подстанции. Он все же ввел рецепт-код в машину, но она не успела его переварить. Правда, к тому времени они уже были отключены от «Медглоуба». Если бы он успел получить препарат — проблема стояла бы неизмеримо сложнее. А может, и наоборот, проблемы не было. Впрочем, это ваши прерогативы.
Объектив пошел наверх, в окнах показались лица. То, что это больные, я понял сразу — изможденные, землистые лица, у некоторых глаза казались неправдоподобно большими, настолько было велико истощение: кожа, обтягивающая лицевые кости, тоньше бумаги… Дали максимальное увеличение — теперь чуть ли не мне в лицо летели брызги слюны из перекошенных в крике ртов. Они кричали, метали вниз обломки аппаратуры, разбитые стулья, а потом чудовищными птицами медленно полетели вниз какие-то тряпки…
— Он вырвался из рук моих ребят и ушел по транспортному тоннелю в больничный сектор, — продолжал Матиас. — А потом выступил по внутренней связи, и через десять минут онкоцентр превратился в сумасшедший дом. Представляете, они почти все на постельном режиме, и такая вспышка! Вышибли персонал и моих людей в два счета. Не могли же мы к ним применить силу! Пытались втолковать, но… Проклятие!
Тяжелый предмет, вылетевший из окна, задел кого-то, беднягу оттащили в сторону. В одном из окон появился белый рулон, его встряхнули — развернувшись, он повис, слабо развеваясь на ветру. На нем черной краской было выведено «Убийцы!» и «Здоровье сейчас!». Из других окон тоже вывесили простыни с такими же надписями.
На экране снова появился Матиас. Он был бледен.
— Диск у меня. Вот он. Привез его сам.
— Спасибо, Дэниел. Что с Холлуэем?
— Не знаю, пока не знаю. Уйти он не сможет.
— Как он сумел выкрасть диск? Впрочем, это дело третейской комиссии.
Матиас вздохнул, потом сказал, что не уверен, следует ли передавать дело Холлуэя в комиссию. Хотя рецепт-код и был введен, последствия обратимы. А то, что он взбунтовал больных, свидетельствует скорее о его невменяемости, чем о преступном умысле. «В конце концов, — добавил он после заминки, — неизвестно, поступил бы я сам на его месте лучшим образом, если бы у меня, как у Холлуэя в прошлом году, скончалась жена от саркомы. Надо учесть, что и мать Холлуэя умерла от рака желудка. Детей он не имел, а жена его…»
— Вы так защищаете его, словно это ваш друг, — заметил я.
— А он и есть мой друг, — с некоторым удивлением ответил Матиас. — Разве вы не помните? Рэймонд Холлуэй, мой третий заместитель…
Я молчал.
— В конце концов я выполняю свой долг, — продолжал Матиас, — а если Рэймонд пошел на преступление, то, очевидно, полагая, что исполняет свой. И я не знаю…
Он прервал себя, глянул вбок, поднял брови и, сказав «хорошо», повернулся ко мне.
— Извините, Эннеси, удалось связаться с Холлуэем.
