Эдуард Геворкян - Чем вымощена дорога в рай?
Прошлое дотянулось и до нас с Эддой. Ее дед был археологом, и где-то в Африке он случайно наткнулся во время раскопок на забытый могильник химических отходов. Сам нанюхался этой гадости, а ко всему еще в лагере археологов гостила его семья.
На пятом году семейной жизни характер Эдды стал меняться. Мы знали, что детей нам нельзя иметь, индекс генетического риска на порядок выше допустимого, да и ее здоровье было не идеальное. Эдда хотела взять ребенка, но очередь тянулась годами, да и я как-то вяло реагировал на ее разговоры о приемных детях. Она перестала ходить к психоаналитику, и возможно, именно тогда айсберг семейной жизни, медленно таявший снизу, внезапно перевернулся.
Эдда ушла, не оставив записки, адреса, ничего. Взяла кое-какие вещи. Частные поиски ничего не дали, видимо, сменила личный номер и фамилию. Я мог, конечно, используя свои полномочия, быстро разыскать ее через кредитную сеть, но за такие дела гонят взашей с любой работы.
Через несколько месяцев пришло странное письмо, я с трудом узнал ее почерк, подписи не было…
Апоян ткнул пальцем в экран.
— Берег! Минут через десять — Шибугамо. Вскоре под нами пронесся залив Фанди. Зеленая тройка с буквой «М» в верхнем левом углу экрана сменилась двойкой, затем единицей. На звуковой мы вошли в коридор, меня сразу же засек диспетчер и пустил вне очереди. У ангаров «трайджет» развернулся носом к диспетчерской башне, автопилот прощально хрюкнул и отключился.
— Мне надо спешить, — сказал Матиас, — но думаю, что сегодня еще не раз придется вас побеспокоить.
Он соскочил на литое покрытие и быстро пошел к стоянке платформ. Апоян проводил его взглядом и вздохнул.
— Боюсь, — передразнил он Матиаса, — что именно так оно и будет.
2
Моя резиденция занимает весь шестьдесят девятый этаж. Пять залов с терминалами, аппаратные, резервные генераторы и все такое. На семидесятом живут сотрудники Управления, а над ними ничего, кроме оранжереи и неба. Когда наваливалась бессонница, я выходил на смотровую, прижимался лбом к холодному стеклу и стоял, пока стекло не запотевало и буравчики звезд не размывались искрящимися пятнами. Иногда помогало.
Окна в моем кабинете выходят не на леса, как у Апояна, а на город. Нагромождение коробок и башен — словно пьяный архитектор играл с набором строительных блоков и лепил их вместе и порознь, как куда придется. Раздражали нескладные углы и стыки домов, ломаные кривые улиц. Когда истечет срок моего управительства, непременно примкну к движению «Зеленое утро». Среди них много симпатичных людей, Пухляш Бомар например. Есть там, правда, и фанатики деурбанизации, но их всерьез не воспринимают. Века кровавых проб и роковых ошибок выработали хоть маленький, но все же иммунитет против великих рывков, грандиозных ускорений и больших прыжков. Чуть не допрыгались! Лесные городки и поселки милее и благостнее уродливых мегаполисов, но последствия массового исхода из городов пока непредсказуемы. Всего два десятилетия, как понятия «голод» и «нищета» во многих регионах отошли к историческим дисциплинам, а абстрактный термин «глобальное братство людей» начал медленно, но верно обрастать плотью. И если сейчас все брызнут по кустам — цивилизация развалится. Может, через пару веков имеет смысл рискнуть, а то слишком все становится одинаковым… Нет, это неправильные мысли, а плохие мысли, как известно, ведут к дурным поступкам.
К концу рабочего дня я так изматывался от лиц, объектов и постоянной готовности к принятию мгновенного и безошибочного решения, что мечтал даже не о хижине в лесу, а о комфортабельном необитаемом острове. Впрочем, необитаемым быть ему недолго, Корнелия найдет меня и там.
В терминальных залах сейчас тихо и пусто — несколько дежурных линий, один тоскующий дежурный и два консультанта.
Но с минуты на минуту воскресная тишина может лопнуть экстренным вызовом Совета, примчится Матиас, войдет Апоян с ворохом материалов по делу Чермеца — сейчас он как раз подбирает их для меня. Если понадобится, я вызову начальников секторов, а те, в свою очередь, — остальных. Случалось нам работать по воскресеньям, редко, но случалось. Мы привыкли работать локоть к локтю, сетевые конференции в нашей работе оказались неэффективны.
Скоро информация дойдет до Совета, меня вызовет неразговорчивый Калчев и скажет: «Здравствуй! Что это ты безобразничаешь с «Медглоубом»? На обоснование пять минут».
Над столом пыхнул красный огонек прямого вызова, высветился двузначный код Совета.
На меня озабоченно смотрел Калчев.
— Здравствуй, Эннеси! Совет просит оказать полное содействие Матиасу. Можешь использовать все ресурсы. Полномочия не ограничены. До завтра!
Я вызвал команду общего сбора, но тут же передумал и решил пока не поднимать людей. Может, все обойдется и региональные службы справятся сами. Хотя вряд ли! Неограниченные полномочия…
Вошел Апоян. Он выложил на стол прозрачную корзину с папками, дисками и отдельно — большой конверт с эмблемой Конфликтного бюро. Сочувственно посмотрел на меня.
— Здесь последние материалы из КБ. Боюсь, дело пахнет кризом.
Я не взмахнул руками и не крикнул: «Только этого мне не хватало!» или другие, приличествующие моменту слова. Мыслишка, плавающая в глубине сознания, всплыла на поверхность и удовлетворенно произнесла: «Ага!»
— Зачем же так сразу — криз… — Я придвинул к себе ближайшую папку. — Делом занимается Конфликтное бюро. Расследование — это компетенция КБ. Принимать решения на нашем уровне будем в соответствии с регламентом Совета…
Я тянул. Саркис понял мое состояние и подыграл.
— Правильно. Матиас — цепкий мужик. Справится. Мы с ним через недельку махнем ко мне в Базмашен, на рыбалку.
Однажды он и меня уговорил махнуть на рыбалку. Рыбалка не состоялась, я самым позорным образом свалился с обрыва и вывихнул ногу. Саркис хотел вправить ее на месте, но я орал и отбивался. Тогда он взвалил меня на спину и шесть километров волок до дома, не останавливаясь. Его жена, ни слова не говоря, вцепилась мне в лодыжку и дернула с вывертом. Потом, когда я пришел в чувство, меня долго поили чаем с медом и домашним вареньем.
Через два года кончится мое управительство, и Саркис станет чифом. Заместителем у него будет кто-либо из наших мест или же заместителя направит чифдом Ахаггар-Тибести, сопряженный по конкурсной сетке с нами.
— Что там было с кораблем? — спросил я, перебирая блок-кассеты.
— Воспользовались отсутствием охраны. Корабль — первый из «дыроколов», системы жизнеобеспечения не развернуты, испытания намечались на будущий год.
Он скучным голосом рассказывал о том, как чисто символическая охрана пряталась от дождя под навесом, перечислял, что успели смонтировать на корабле, а что нет… А я думал: обидно, просто обидно! Результаты многих лет труда, мучительных поисков, гениальных догадок и смертельно опасных экспериментов грубо и гнусно похищены!
В конце прошлого века в кольцах Сатурна была обнаружена чужая станция-зонд. Была радость — мы не одиноки во Вселенной, и был шок — да, мы не одиноки, но еще неизвестно, чем это чревато для нас. Никто, правда, не ожидал, что первая же пилотируемая экспедиция на Темный (так окрестили зонд) сумеет овладеть управлением этого огромного черного шара и приведет его на окололунную орбиту. Два десятка лет его разбирали на маленькие кусочки, собрать обратно так и не удалось, назначение их осталось неясным, но из того, что сумели понять, неожиданно получили гипердвигатель. Человечество, до сих пор с опаской ползающее по Солнечной системе, начало осторожно присматриваться к звездам. Дело оставалось за малым — придумать, на что сгодятся звезды. А теперь вся эта героическая эпопея отодвигается на годы — первый корабль сгинул, и два негодяя, похитивших его, исчезли вместе с ним.
— А вот последние материалы по лаборатории в Грин-бич, — сказал Апоян. — Это из папки Матиаса, и тут еще что-то закрытое, — добавил он и вытащил из кучи пакет с эмблемой КБ.
Так, изображение лаборатории, вид сверху, голографический обзор, перечень оборудования, списки сотрудников… Что за черт! Мало того, что они ухитрились в наше время создать секретную лабораторию, так еще и людей набрали! Чем же их соблазнили? А это что? Снимки за номерами с 12 по 45 изъяты (изъяты!), причины излагаются в сопроводительном листе, там же и протокольные отсылки. Где сопроводительный лист?
Я вскрыл пакет и извлек мини-бокс, блокированный замком. Апоян с удивлением посмотрел на меня, а я на него. Бокс я открыл личным ключом и взял бумаги. Прочитал. Потом еще раз начал читать, но на первой же странице меня наконец проняло… Пересохло в горле, защемило сердце, а к затылку словно приложили лед. Я выдвинул верхний ящик и кинул под язык несколько шариков «тонуса».