Владимир Аренев - Душница
Урок слушал вполуха. Представлял себе, что будет вечером. Сделал деду подарок, как же. Хотелось провалиться сквозь землю, сдохнуть. Потом вспоминал, как смотрела новенькая, как она улыбалась, — и сам улыбался; ничего не мог с собой поделать. Было стыдно и сладко одновременно.
На уроке вслух читали «Легенду о Душепийце». Когда очередь дошла до Сашки, он машинально начал с того места, на которое указал сидевший рядом Лебедь. Читал тоже машинально, думал о своём.
— «И вот стали люди замечать, что в фамильных душницах да на погостах творится неладное. Бывало: преставился человек лет десять назад, а мех с его душою выглядит так, словно миновали уже не годы — века! Будто выветрилась она, выдохлась до предела.
К кому только не обращались! Звали святых отцов, чтобы те душницы заново освятили, доблестных рыцарей, чтобы несли сторожу у входа на погосты!.. Ничего не помогало.
Подозревали в злодействе погостовых, но те и сами пребывали в панике неописуемой. Говорили, будто по ночам слышны из душниц леденящие кровь звуки. Услышав их, собаки забивались под лавки, а люди теряли рассудок. Один священник трижды переночевал в фамильном склепе барона по прозвищу Упрямец. После первой ночи нашли его седым, после второй — ослепшим, после третьей вовсе не нашли, сколько ни искали.
И продолжалось это негодяйство до тех пор, покуда не коснулось герра Вольфреда Эшбаха, за суровость и непреклонность прозываемого Стальным Утёсом. А надо сказать, что была у Стального Утёса супруга, которую любил он пуще жизни своей. Когда преставилась, поместил он её душу в самый надёжный и крепкий мех, ухаживал за нею трепетно, вёл ежевечерние беседы и, куда бы ни отправлялся, повсюду возил с собою. Даже спустя положенное количесто лет, когда любой другой уже упокоил бы мех в фамильной душнице, герр Утёс не желал с ним расставаться.
Вот однажды король, узнавши о бесчинствах, что творились на погостах, призвал ко двору верных своих вассалов. Поехал и герр Утёс. Дорога до столицы была неблизкой, и на подступах к городу настигла его ночь. Неподалёку увидел он постоялый двор…»
В этот момент распахнулась дверь и дежурный по этажу, извинившись перед Литератычем, сообщил, что Турухтуна к директору, срочно! Прям чтоб сейчас же шёл!
Сашка тяжело вздохнул и зашагал вон из класса. Видимо, Евгений Маркыч куда-то торопится и не готов ждать до конца урока. А бесчинство, сотворённое Сашкой, намерен выжечь калёным железом, не иначе.
— Сильно злой? — спросил он у дежурного, малявки из четвёртого «А».
Тот пожал плечами:
— Не знаю. Хмурый. И ножик твой в руках вертел.
Сашка только вздохнул. Он на минутку задержался перед окном, чтобы полюбоваться на небо, застрявшее в косой сетке проводов-душеловов. Провода были покрыты инеем и по-новогоднему сверкали на солнце. На крайнем справа, тянувшемся от старого кинотеатра к кирпичной пятиэтажке, сидел снегирь: будто капелька крови на струне.
Сашка вздохнул, решил, что тянуть время нет смысла, и постучавшись, вошёл в учительскую. Евгений Маркыч разговаривал по телефону. Ножик лежал перед ним на столе, и директор рассеянно барабанил по нему пальцами.
— Да. Обязательно! Вы не беспокойтесь, я лично пригляжу. Конечно-конечно… А что говорят врачи? Стабильно тяжёлое? Ну-у-у… — он прокашлялся и зачем-то поправил очки. — Да, вы правы, правы. Могло быть и хуже. Да, конечно, о чём речь; мы дадим отсрочку, потом заплатите сразу за третью и четвёртую четверть. Я же понимаю… Простите, минуточку…
Он прикрыл трубку ладонью, тяжело взглянул на Сашку.
Тот набрался смелости:
— Евгений Маркыч, честное слово, я не хотел…
Директор только отмахнулся.
— На, — протянул ему трубку.
Сашка непонимающе моргнул.
— Поговори, это твой отец.
— Сына, ты?
Сашка кивнул. В горле пересохло, воздух вдруг сделался необычайно прозрачным, пространство словно раздвинулось, распахнулось, как детская книжка-театр, и каждый звук гремел с невыносимой отчётливостью.
— Что с твоим мобильным? Почему не отвечаешь на звонки?!
— Дома забыл, — выдавил Сашка.
— Ну, дома и дома, не суть, — голос у отца стал скупым, сиплым. — Тут с дедушкой несчастье. Он возвращался из кафе, поскользнулся и упал. Хорошо, что рядом был Антон Григорьевич — он вызвал скорую.
— Когда? — почему-то Сашке было очень важно знать это. — Когда?..
— Да вот с полчаса. Ты слушай внимательно, не перебивай. Мы с мамой сейчас в больнице. Я позвонил домой твоему Дениске, ты сегодня ночуешь у них, хорошо? Утром я за тобой приеду. После школы сразу иди туда.
— А вы с мамой?
— А мы тут пока. Дедушке нужна операция. Я ещё вечером позвоню или сам наберёшь меня от Дениски. Слышишь?
— Слышу.
— Ну всё, давай, будь молодцом, не подведи меня. Мама и так волнуется…
Сашка представлял себе, как волнуется мама. Дедушка для неё был самым главным человеком в жизни, самым дорогим; иногда Сашка даже немного ревновал к нему.
Прозвенел звонок, в коридоре радостно завопили; загрохотали чьи-то каблуки по паркету.
— Ну, — сказал Евгений Маркыч, потирая подбородок большим пальцем, — иди, Турухтун. — Он подвигал губами, вздохнул. — Всякое в жизни случается. Не бойся, всё с дедушкой будет в порядке.
Сашка кивнул. Зашагал к двери на одеревеневших ногах.
— Погоди. — Директор держал ножик на ладони, глядя с недоумением, как будто не мог взять в толк, как тот у него очутился. — Это у тебя откуда?
— Дед подарил.
Евгений Маркыч положил ножик на стол перед собой и, помедлив, толкнул к противоположному краю.
— Чтобы я больше его в школе не видел. Понял?
— Спасибо!
— Понял?
— Понял, Евгений Маркыч!
Следующий урок, алгебру, Сашка кое-как отсидел, классная его не трогала. Наверное, директор сказал.
Сашка все сорок пять минут думал только об одном. Словно больного зуба, он то и дело касался чехла с ножиком, и убеждал себя, что это совпадение. Даже по времени не всё сходится. Папа сказал «с полчаса назад» — и почти сразу прозвенел звонок. А ножик Курдин уронил, считай, минуты через две-три после начала.
Не сходится, не сходится.
Но на душе было ещё пакостнее, чем в начале прошлого урока.
Лебедю мать уже позвонила на мобильный, и Денис к Сашке с вопросами не лез. После уроков они быстро собрались и хотели сразу идти к Лебедю домой. Оттуда можно было перезвонить папе и узнать, как там дед (и как там мама).
— Не люблю, когда выделываются. Ножик-шможик, дед ему подарил, ага. — Курдин стоял, как обычно, в кольце благодарных слушателей. Прикидывался, что разговаривает с шариком. Делится, стало быть, новостями, рассказывает, как день прошёл. — Тоже мне, сокровище — ножик дикаря! Между прочим, его дед — трижды предатель и преступник. Сначала был просто вредителем, против президента партизанил, потом — типа миротворцев поддерживал, а в конце концов всех предал. К нам бежал, вроде как стишки писать. Ещё не факт, кстати, что он не шпион. Может, стишки вообще одно прикрытие, как в «Рассвете над Чайной бухтой»…
Сашка огляделся, словил пробегавшего мимо младшака:
— Подержи-ка, — сунул ему в руки портфель.
— И мою, — мрачно добавил Лебедь, сбрасывая с плеча спортивную сумку. — На всякий случай.
— …там, — вещал Курдин, — тоже, помнится, был весь из себя правильный и страдающий художник, а в конце первой серии-то…
Он увидел подходивших Сашку с Лебедем и осёкся.
— А ну повтори, — процедил Сашка. — Повтори, гад!..
В итоге они решили сперва зайти к Сашке домой, чтобы тот переоделся. Да и Лебедю не помешало бы привести себя в порядок. Его мать возвращалась поздно, отца у них не было, зато была прабабка, немощная, но внимательная, как кобра.
— Я б ему вломил, если б Вадя не вмешался.
— Дурак ты, Турухтун. Если б я не вмешался, они бы втроём тебя исколошматили.
Сашка хмыкнул и потрогал пальцем синячище на скуле.
— Ничего, пусть теперь попрыгает, подостаёт шарик. С душелова-то… А Вадя с Бобырко — козлы, что полезли.
— Перед Курдиным выслуживаются.
— Точно!
Лифт не работал, поднимались по лестнице. Перед дверью Сашка остановился и долго искал ключи.
— Как думаешь, — спросил Лебедь, — Курдин родакам пожалуется?
Ключи обнаружились в портфеле, на самом дне. Сашка дёрнул плечами, отпер замок.
— Пожалуется и пожалуется. Первый начал. Будет знать.
Говорить он уже мог с трудом: при каждом движении губа в том месте, куда врезал гад Курдин, болела всё сильней.
— Давай в ванную. Я пока возьму мобильник и одежду.
Лебедь бросил в угол сумку и молча отправился промывать боевые ссадины. Слышно было, как он приглушённо шипит и бормочет в адрес «козлов» что-то угрожающее.
Сашка поставил чайник, заглянул в шкаф и вытащил рубашку с джинсами, чтобы переодеться. Мобильника на столе не оказалось. Он перерыл всё в тех местах, куда мог его положить, и только потом догадался, что если родители звонили, мобила вибрировала и наверняка упала на пол. Там её и нашёл.
