Владимир Голубев - Шаг назад
В субботу, двадцать шестого ноября две тысячи пятого года инженер Максимов решил провести эксперимент. (Раз инструкция прочитана…) Надо все выяснить, и выбросить этого «тамагочи». Или распилить его. Интересно, что внутри?
Он положил на кухонный стол свои наручные часы, взял в руки вещицу, и прижал палец к белому кругу. Тот вроде бы чуть прогнулся, как кнопка мембранной клавиатуры. И буквы на часах стали меняться:
SA, FR, TH, WE, TU, MO, SU…
Он отнял палец, когда циферблат показал: SA. Посмотрев число, он убедился: девятнадцатое ноября. Вот так. Очень просто.
И прожил эту неделю еще раз. Она прошла похоже на ту, первую, но в точности ее не повторяла. Дмитрий Сергеевич не ходил к японисту Саше, и ничего не случилось. Он жил свободно, но в среднем все было так же, как и тогда. Заранее отломил острую щепку, снизу рабочего стола, которую в тот четверг больно засадил под ноготь.
В субботу, двадцать шестого ноября, он сел в промятое кресло, закинул руки за голову, и погрузился в размышления.
Физику Максимов любил всегда. Еще в институте он читал ФЛФ [Фейнмановские лекции по физике. Фейнман Ричард Филлипс, (1918 — 1981), американский физик, лауреат нобелевской премии 1965 г.], просто так, для себя, ведь они не входят в учебную программу. Он достаточно разбирался и в эйнштейновской теории, чтобы знать о невозможности путешествий во времени. Он не стал думать, как и почему. Что это и откуда. Он думал, что со всем этим делать. Ему выпал невероятный шанс.
А что его жизнь?
Школа, год на заводе, потом институт. По распределению попал в КБ приборостроения, повезло! Женился на Алле, и — о, чудо! — получил, как молодой специалист, однокомнатную «хрущевку», в новом районе. Все начиналось просто классно. Родился Вовка. Перевод в филиал. И… больше никаких подвижек. Алла ждала десять лет. Потом они развелись. Она забрала Вовку и уехала к себе в Донецк. А он? Какое-то время жил один, потом решился, и по объявлению познакомился с женщиной. Они встречались, больше месяца, и все шло хорошо, пока не дошло до интима. То ли от своей извечной робости, то ли от долгого воздержания, Дмитрий Сергеевич позорно оконфузился. Он сгорал со стыда, стоя в одних трусах, она молча оделась и ушла. На том его попытки прекратились. Когда он получил должность старшего инженера, он уже не помнил. Не все ли равно!
Жизнь — игрушечный паровозик. Нет ни огня, ни давления пара.
Он поерзал в кресле. Теперь можно вернуться. И все изменить. Избежать ошибок. Обеспечить карьеру. Попасть в те годы с сегодняшним багажом знаний! Куда там Нострадамусу! Француз делал какие-то туманные намеки, могущие быть истолкованы как угодно. Он, инженер Максимов, будет предсказывать точно. С датами и цифрами. Он знает про перестройку, а они там нет. Он сможет вещать. Удивлять. Поражать. Взрыв Чернобыля… спитакская катастрофа… да мало ли что. Он будет молод. И у него все получится с женщинами. Проклятая робость, неотвязный «хвост» провинциала в областном центре. Но теперь-то шалишь…
Девушки? Толстая Ленка, с которой он танцевал в сельском клубе, когда они были на картошке, в начале третьего курса. Он выпил тогда с ребятами самогонки, и проводил Ленку в темноте до дома, где разместили девчонок. И поцеловал. В темноте. Потом долго искал, где же дом ребят. Еле нашел. Собаки брехали жутко.
Да нет, она не была некрасивой. На лицо даже миловидной. Но ее фигура перешла ту грань, когда девушку можно назвать полненькой, или «сытенькой». Она была толстая, и все тут. Ленка влюбилась в него по уши. А он, после колхоза, избегал ее многочисленных попыток возобновить отношения, потому что ребята посмеивались, и, в конце концов, грубо прогнал, когда она пришла к ним в комнату общежития, на пятый этаж, и принесла пирожков собственной выпечки. Конечно на всех, но ясно, кто имелся в виду. Ленка закусила губу от незаслуженной обиды, бросила пирожки на стол, и убежала, топая, как слон. В комнате повисла тишина. Потом кто-то сказал:
— Макс, ну зачем ты так… она ведь от души.
Димке стало стыдно. Жутко стыдно. Он все понимал. Он хотел побежать на третий этаж, извиниться, как-то загладить… погладить… ведь Ленка там рыдала на своей кровати… но тогда она примет это за потепление, все начнется сначала. И он не пошел.
А еще была загадочная Светка. Она перевелась к ним из другого вуза, говорили о какой-то неприятной истории. О ее романе с женатым преподавателем. Светка была ослепительно красива, в нее разом влюбилось полкурса, и Димка тоже. Она играла с ним, как кошка с мышкой, иногда разрешая провожать, иногда не замечая неделями. Однажды после таких проводов Димка еле убежал от шпаны, прицепившейся к нему под аркой дома. Светкин район вообще считался нехорошим.
За ней часто приезжал брат на новеньких «Жигулях». В середине пятого курса она исчезла. Куда — никто не знал.
Эх, блаженные студенческие годы… лучшие годы жизни. The Beatles, Led Zeppelin, Deep Purple, да и наши были: «чернобровую дивчину, мою светлую кручину…», или вот: «Словно сумерек наплыла тень, то ли ночь, то ли день…»
А «Машина»! Это какое-то чудо. Они не пели про любовь! Все тексты наполнены каким-то тайным смыслом, пленки с некачественными записями отрывали с руками. Катушка с «Машиной» кочевала по общежитию, заставляя строить самодельные усилители и даже магнитофоны.
Тихие вечеринки, танцы, прогулки по ночам, любовь, после летней сессии походы с ночевкой. Эх, золотое время.
Дмитрий Сергеевич перебрался на диван. А его жена? Она хорошая, но уж очень меркантильна. У себя в Донецке, вышла за местного бизнесмена средней руки, чуть удачливее, чем сосед Леша. Что теперь? Сам виноват.
У Дмитрия Сергеевича не было сомнений, куда вернуться. Только туда, в начало третьего курса. И только после колхоза. Уж очень не хотелось копаться в холодной земле. Но вот когда? Подождать? Или провести еще эксперимент? На месяц. Или не надо?
Жизнь — паровозик на батарейках. Ни огня, ни пара.
— Какого черта!
Вскочил с дивана.
Достал японскую игрушку.
«Сделай шаг назад!»
II
Койка поскрипывала. Из форточки дуло. Макс нехотя встал, закрыл.
— Макс, сколько время? — Витька приподнялся на локте.
Димка посмотрел на свою «Победу», подарок отца:
— Полседьмого. Вить, сегодня какое число?
— Третье октября.
— А год?
— Ты что, не проснулся? Семьдесят четвертый. У нас сегодня что?
— Сейчас посмотрим. А, одни лекции. Три пары.
Проснулись Сашка и Юра.
— В школу идем? Макс? Первый раз в… третий курс!
— Конечно. Негоже начинать семестр с прогулов.
— А староста еще не приехал, никто не отметит.
— Тебя, Юрок, отметят. На экзамене.
— Сань, до экзаменов еще полгода!
На стене красовался плакат:
«ВСЕ НОСКИ СЧИТАЮТСЯ ОДИНАКОВЫМИ!»
Я вернулся, ликовал Димка. Вернулся! Он дождался, пока ребята уйдут умываться, и спрятал японскую вещицу в жестянку с зубным порошком, а ее положил в свой чемодан под кроватью. В общежитии ты мог вдруг не найти своих брюк: «понимаешь, старик, я свои где-то порвал, а идти надо…», но чемодан под кроватью неприкосновенен.
Отсидев три пары, Димка вернулся домой и пересчитал наличность. Странно держать в руках деньги с ленинским профилем. Летнюю сессию он сдал «на стипуху», но надо подработать, пока учеба не жмет.
И взялся за дело. На товарной станции он постепенно примелькался, ему, как непьющему, давали лучшую работу. Разгружать вагоны тяжко, но и деньги хорошие. За день Димка зарабатывал половину стипендии. Правда, приходилось пропускать занятия, но… он же все это знал. Он же тогда все экзамены сдал. И сейчас сдаст. С его-то багажом знаний, накопленным за пятьдесят один год жизни! Работал и по ночам, а днем отсыпался, пропуская даже лабы [Лабораторные работы.], что было очень опасно. Отработать четырехчасовую лабу с другой группой, а потом еще и сдать ее — у студентов считается подвигом.
Зато появились деньги. Димка ходил на танцы, не пропускал концертов заезжих «звезд».
«Поющие сердца», «Голубые гитары», и даже «Песняры». «Веселые ребята», с молодой Пугачевой. Практически живой звук. «Фанеру» еще не освоили.
А девочки? Он начал с самого простого. С Ленки. Он молча принимал ее ухаживания. И вкусные пирожки. Ленка стеснялась, краснела, но ее неудержимо тянуло к нему. И, выбрав момент, он начал атаку. Пригласил Ленку в театр, на любовную пьесу. Там он держал ее руку, а когда погасили свет, поцеловал в губы.
Бес, тот самый, который бьет в ребро, когда седина осваивает голову, вселился в него. В общежитии девчонки говорили, что «Макс закадрил Пончика». Нет, говорили ребята, это Пончик закадрила Макса. Димка не обращал внимания. Не допущу, думал он, тогдашних ошибок.
Вопреки ожиданию, Ленка сопротивлялась долго. Целый месяц. Но он добился. Он договорился с ребятами, они ушли, и Дима с Леной провели чудесную ночь любви. Молодое тело Дмитрия Сергеевича более чем хорошо справилось с задачей. Он ликовал! Ему было немного стыдно, что соблазнил эту наивную девочку, но это же был он, её Макс!
