Мери Каммингс - Дорога домой
Смайти тут же влез непрошенным, да еще с неприятной ухмылкой:
— Она на него с самого начала зуб имеет, ведь это он ее захватил — можно сказать, голыми руками взял.
Джерико, будто не слыша, продолжал вопросительно смотреть на нее.
— Да, захватил, — кивнула Лесли. — И пока он меня сюда вез, я смогла понять, что командир из него никакой. То, что он меня чуть не упустил и потерял на этом деле Боунза — целиком на его совести.
— Подробнее, пожалуйста.
— Бить пленных, тем более связанных, — глупо. Надо — допроси, надо — прикончи, но бить ни с того ни с сего… А он на меня набросился так, что остальные ребята еле оттащили.
— А что ты хочешь, если ты его брата убила?! — воскликнул Смайти.
— Какого еще брата?! — опешила Лесли.
— Старшего! А ты думала, он просто так на тебя взъелся? В позапрошлом марте, на севере Нью-Мексико! Или ты у нас такая крутая, что уже не помнишь, кого и когда пристрелила?!
«Гарриэт! — мгновенно сообразила Лесли. — Вот чья пряжка была у нее на поясе!»
— Уверяю тебя, — медленно начала она, — что в позапрошлом марте я даже близко к Нью-Мексико не была. Я шла из Арканзаса в один поселок на Симарроне, несла свадебное платье, его нужно было доставить к шестому апреля, а у меня, как назло, осел сдох…
— Не отпирайся! Логан тоже в тот день был ранен, он до сих пор попавшую ему в плечо арбалетную стрелу хранит!
— Смайти, хватит! — вмешался Джерико.
— Ты что — думаешь, что только я во всей Америке пользуюсь арбалетом?! — огрызнулась Лесли.
— Но стрела точно такая же, как у тебя!
— Смайти! — рявкнул Джерико уже не на шутку. — Хватит!
Наткнувшись на его жесткий взгляд, Смайти осел на стуле, пробормотал:
— Ладно… извини…
— Значит, дело в том, что он тебя бил? — обернулся Джерико к Лесли. — Поэтому ты его плохим командиром считаешь?
Она помотала головой.
— Нет, дело не в том… это только дополняет остальную картину, — положила на стол кулак и принялась перечислять, разгибая пальцы:[9] — Во-первых, он не выставлял на ночь часовых. При этом разводил костер на открытой местности — и даже не подумал о том, что в такую погоду огонь за две мили заметить можно. Во вторых… ладно бы он меня только не кормил и не поил. Но, извините, пописать человека не пускать — это уже верх идиотизма. Потому что в результате я провонялась так, что им пришлось меня в Пекосе мыть, — ухмыльнулась в лицо Джерико, — чтобы тебе ценную добычу в приличном виде представить. И отсюда — в третьих. По его мнению, я его брата убила, его самого ранила — значит, вроде бы, боец не из последних? Так чего же он отправил со мной Боунза, мальчишку неопытного, причем в одиночку? Да еще велел ему руки мне развязать! Вот я и воспользовалась ситуацией. А если бы он двоих ребят послал, чтобы второй меня на прицеле держал — я бы ничего сделать не могла.
Лесли обвела взглядом членов штаба — мрачного, как туча, Смайти, хмурого Пита, майора, в бесстрастных обычно глазах которого поблескивала, как ни странно, искра одобрения — и закончила:
— Конечно, это все вроде бы мелочи — но я выросла среди военных и знаю, что из таких мелочей складывается разница между настоящим командиром, который на два шага вперед думает и за своих людей отвечает, и таким… самоуверенным дураком, как Логан.
— Поня-ятно, — протянул Джерико; пару секунд помолчал и отрывисто бросил: — Ладно, я над этим подумаю, до февраля время есть. Все свободны. Лесли, ты останься.
Приказание это Лесли не понравилось, но делать нечего — она пересела поближе к золоченому креслу и приготовилась получать взбучку (еще бы знать, за что — неужели из-за того, что со Смайти сцепилась?!).
Так оно и оказалось. Начал Джерико, едва за последним из членов штаба закрылась дверь:
— Постарайся больше не конфликтовать со Смайти.
Лесли пожала плечами:
— Ты же знаешь, он меня с давних пор недолюбливает, — усмехнулась, — еще после того, как я его на ранчо по стене размазала.
— Знаю. Но он мой друг, мы с ним огонь и воду прошли. С тобой нас тоже многое связывает. Вы оба мне нужны — и мне бы не хотелось когда-нибудь выбирать между вами.
Она опустила глаза, не зная, что ответить. Но Джерико и не нуждался в ответах.
— В общем, так. Следующий раз, если ты почувствуешь, что влезаешь на его территорию, не делай этого при всех, а приходи ко мне — ты же знаешь, для тебя моя дверь всегда открыта. Если я решу, что ты права, то пусть лучше инициатива исходит от меня, против меня он не пойдет.
— Хорошо, — покорно кивнула Лесли.
Она уже шла к двери, когда его вопрос остановил ее:
— А кого бы ты сама предложила на место командира?
— Юло, — обернулась она.
— Почему?
— Он умный и осторожный. И по лесу хорошо ходит.
— Вот как? Ну ладно, иди!
Когда Лесли вышла из штаба, она чувствовала себя как выжатый лимон. Ну что ж — дело того стоило, опасность от Дженет и от поселка дяди Мартина отведена, по крайней мере, на ближайшее время. Да и разгромить с помощью Джерико Проклятый Город тоже идея неплохая.
Еще на подходе к лазарету она поняла, что отдых ей в ближайшее время не светит. На крыльце расположилась живописная группка: трое парней и девушка; по раскосым глазам Лесли узнала Сури, дочь бородача из Хоупленда.
— Вы что — все ко мне? — спросила она.
— Да! — отметая ее надежду передохнуть, нестройным хором отозвались потенциальные больные.
— Ладно, кого успею до полудня — приму, — кивнула Лесли, — остальные приходите вечером, после четвертого колокола. Робби, пошли ты первым будешь, — кивнула она пареньку с ожогом на руке: сменить повязку — минутное дело.
В лазарете было пусто и тихо; пол не выметен, плита в аптеке холодная. Лесли про себя чертыхнулась, вслух же сказала:
— Посиди здесь, — и, оставив Робби в кабинете, пошла искать свою санитарку.
Эми обнаружилась в их с бабушкой комнате — распустив волосы и украсив их яркими заколками, она кривлялась перед зеркалом; на столе стояла тарелка с остатками печенья.
— Пошли, я начинаю прием, — сказала Лесли. Взяла из тарелки пару печенин — девчонка проводила их недовольным взглядом, но возразить не посмела, буркнула:
— Ладно, ща приду.
— Принеси мазь от ожогов и бинт — стираный, средней ширины. Не забудь завязать волосы! И давай, двигайся быстрее!
Недовольное сопение Эми можно было услышать в коридоре, но Лесли и ухом не повела; сунула одну печенину в рот, вторую, вернувшись в кабинет, протянула пареньку, а сама принялась разматывать повязку на его руке.
Волосы Эми завязала весьма условно — в два спускавшихся по сторонам лица шелковистых хвоста — но бинт выбрала правильно и мазь не забыла. И при перевязке бинт придерживала ловко. Ведь может же, когда хочет!
Отпуская Робби, Лесли сказала ему:
— Пусть следующий не заходит, пока я не позову, — и, едва он вышел, обернулась к Эми: — Ты волосы так и не завязала!
— Ну вы же сами сказали, что надо побыстрее! — парировала девчонка. — А я без бабушки косы заплетать не умею!
— А где свиной жир, который я тебя просила с утра вытопить?
— Ба вечером придет, натопит.
— Сделай это сама и сейчас! — произнесла Лесли уже навязшую на зубах фразу. — И позови следующего.
Девчонка смерила ее убийственным взглядом и выплыла из комнаты с таким видом, будто делала всему миру одолжение. Лесли подавила в себя желание наподдать ей, чтобы двигалась быстрее, и в который раз мысленно прокляла себя за то, что сама, по собственной инициативе, взвалила на себя эту обузу.
Единственная дочка любящих родителей, единственная внучка любящей бабушки — Эми Таубман была маленькой красавицей, украшением их жизни, и привыкла сознавать себя таковой. И одна мысль о том, что она должна делать какую-то работу, тем более грязную, казалась ей оскорблением.
Больше всего она любила спать и прихорашиваться перед зеркалом. Миссис Таубман перед отъездом из Хоупленда успела собрать баул барахла; для себя — смену белья, запасную юбку и башмаки, все остальное пространство баула занимали вещи Эми: зеркало, гребешки и заколки, сережки и шарфики, платья и блузки; сапожки с кисточками на зиму и туфельки с пряжками на лето.
Теперь девчонка переодевалась по два раза в день и, стоило отвернуться, сбегала на кухню или в прачечную — похвастаться перед девушками очередным нарядом и посплетничать. Порой приходилось, отловив ее там, вести обратно в лазарет чуть ли не за шкирку.
Раздражала она Лесли чрезвычайно — и своей неизбывной ленью, и капризным тоненьким голоском, и привычкой говорить «ща» вместо «сейчас», и вечной присказкой «Ба придет, сделает».
