Лев Аскеров - Месть невидимки
Караев расхохотался:
— Пойдет беспрецедентный грабеж. Золотые запасы США, Англии, Германии, Японии перекочуют в наши подвалы… Наши чинуши станут крезами…
— Но при нашем менталитете, дорогой мой, здесь начнется такая свара. Боже упаси!..
— А это и приведет к тому, что секрет станет достоянием всего человечества. Лучшей его части, — уверенно произнес Караев.
Теперь уже от души и заразительно стала смеяться Инна.
— Ты, — говорила она, — сначала до ума доведи этот свой прибор. Чтобы он стал таким могущественным, над ним еще корпеть и корпеть. А для этого нужны деньги. Громадные деньги. Побольше, чем бюджет республики…
— Согласен и на десятую долю бюджета, лишь бы все это осталось у нас, в Азербайджане…
— А никто другой тебе и не предложит, — махнула рукой Инна.
— Так ты что? — Караев с недоумением посмотрел на жену. — Не до конца прочла послание Маккормака?
— А что здесь?
— Читай — узнаешь.
«…Теперь о другом. У меня есть идея, как увеличить радиус действия твоего прибора до двухсот метров. Идея интересная. Она тебе могла и не прийти в голову… Приедешь — расскажу. Кстати, о твоем приезде. Ты обещал дать ответ по этому поводу месяцев через пять. Они на исходе. От высоких правительственных инстанций мне поступило предложение организовать научный центр по изучению проблем Пространства-Времени. Средств обещали выделить столько, сколько мы потребуем, и ни на цент меньше. Я не случайно написал — „мы“. Дело в том, что я им открыто заявил: такой исследовательский Центр не возможен без профессора Караева и говорить о нем считаю целесообразным по его приезде в США…
Черкни или позвони. Кстати, если у тебя возникнет желание сообщить мне нечто конфиденциальное, не для посторонних ушей и глаз, можешь воспользоваться тем же каналом, по которому тебе был доставлен этот факс. Номера телефонов в посольстве мной написаны от руки внизу листа. Атташе по культуре и науке осведомлен о тебе… Вот и все. Будь осторожен с Моррисоном.
Твой друг и коллега -
Эмори Маккормак»
— Ну, и что ты намерен делать?
— Перво-наперво, дорогая, выпить чашечку крепкого кофейку, потом отправить телеграмму Моррисону…, - плюхнувшись в кресло, Караев умолк.
— А потом? — не унималась жена.
— Потом… Потом предприму последнюю попытку. Пойду к нему, — сказал Караев.
— Не советую. Ты сделал все, что мог. Я лично передавала ему письмо… Категорически не советую.
— Так чего ты хочешь, — вскипел профессор, — чтобы я отдался американцам?
— А что делать, если в своем отечестве не хотят видеть своих пророков?
— Надо попытаться еще раз, — сухо сказал Караев.
— Только через мой труп, — взвилась жена. — Твоя затея может плохо кончиться.
— Почему?
— Не знаю. Вот не лежит душа — и все.
— Хорошо, я подумаю, — успокоил он жену и снова попросил заварить ему крепкого кофе.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Срочный вызов
Шел первый час ночи. Кружилась голова, и липли друг к другу веки. Эти рауты с пустыми разговорами и спасительными от них напитками надоели ему до чертиков. Он стягивал с себя одежду, как кожу, и бросал куда попадя. Скорей бы в постель. Скорей бы уснуть. А чтобы никому не вздумалось разбудить его с предложением скоротать ночку у стойки за пустой болтовней, он отключил мобильный телефон, а аппарат внутренней связи сунул под подушку. Наверняка этот приставучий и бесцеремонный психиатр из Хьюстона захочет достать его и здесь…
«Теперь не достанет», — укрывшись с головой одеялом, с облегчением вздохнул он.
Сон сморил его сразу. Но охмелевший мозг не отпускал его в глубокое забытье. Он и во сне никак не мог отвязаться от назойливого хьюстонца. Его фермерская привычка разговаривая тыкать в плечо или в грудь страсть как раздражали его. Он несколько раз, выхватывая из кстати подставленного официантом подноса бокал с напитком, ускользал от него. Но хьюстонец опять и опять настигал его и тыкал его то в плечо, то в грудь.
«Смотри ты, — в полудреме говорил он себе, — его ручища не дают покоя и во сне». Потом он сообразил, что его действительно толкают в плечо. И причем бесцеремонно.
— Сэр… Сэр… — раздавалось над его ухом. — Просыпайтесь…
Он открыл глаза. Над ним склонилось лицо незнакомого человека.
— Кто вы? Как вы здесь оказались? — не совсем проснувшись, спросил он.
— Доктор Маккормак, я сотрудник ЦРУ, — назвался незнакомец. — Вас просит к себе Дэнис Кесслер… Срочно. Очень срочно.
— Где он?
— У себя.
— Как же я могу прямо сейчас? — удивился Маккормак.
— Нас ждет вертолет, — успокоил незнакомец.
— А что случилось? Что за спешка?
— Не знаю, сэр. Мне приказано немедленно доставить Вас…
— Который час?
— Без четверти два.
Он спал час с небольшим. Неужели нельзя было подождать до завтра? Маккормак хотел сказать это, но раздумал. Шеф ЦРУ по пустякам беспокоить не станет. Значит, нужно. И наверное — по поводу Караева. Другого повода звать его в столь поздний час не было.
Одно из трех: либо ему стало доподлинно известно, что Майклу удалось встретиться со своим Президентом и получить добро на исследования, что исключало его приезд в Америку; либо профессор Караев попросил через посольство политического убежища; либо с ним произошла какая-то неприятность. А может, ни то, ни другое и ни третье… Но в том, что вызов был связан именно с Майклом, Маккормак нисколько не сомневался.
Без двух минут четыре Эм вместе с сопровождающим вошел в приемную Кесслера. Дежурный тотчас же доложил об их приходе. Через пару минут дверь распахнулась, и из кабинета, оживленно беседуя, вышли человек пять бодрячков.
«Ну и ну, — удивился Маккормак, — за окном тьма тьмущая, вот-вот начнет светать, а они — как огурчики с грядки: сна ни в одном глазу».
— Проходите, сэр, — пригласил дежурный.
Одетый с иголочки, Дэнис выглядел точно так же, как те бодрячки. И, казалось, был в отличном расположении духа. Сразу же вслед Маккормаку в кабинет внесли поднос с великолепно пахнущим кофе.
— Думаю, не откажешься, Эм, — крепко пожав руку, кивнул он на кофейный сервиз.
— Спрашиваешь… Иначе засну, как лошадь — стоя…
— Не заснешь, — пообещал Кесслер, усаживаясь за журнальный столик и, дождавшись, когда за человеком, принесшим кофе, закроется дверь, добавил:
— Сон как рукой снимет. Почище кофе.
— С Майклом что случилось? — предположил он.
— Не случилось, а произошло, — горестно вздохнув, Дэнис протянул ему лист бумаги. — Читай.
Совершенно секретно
ФЕРТИ — БОССУ
Сэр, вынужден, нарушая субординацию, выйти на Вас, поскольку чрезвычайное происшествие, случившееся несколько часов тому назад в Баку, имеет непосредственное отношение к профессору Микаилу Караеву, которым Вы интересуетесь.
Сегодня в 11 часов 10 минут он, по заверению моего источника, совершил попытку покушения на Президента Азербайджана. Несмотря на усиленную охрану Президентского Дворца, Караев каким-то невероятным образом сумел пройти на этаж, где размещается кабинет Главы государства и, минуя докладчика, незаметно проник в него…
Президент в это время только явился на работу и прошел в комнату отдыха, чтобы раздеться. Телохранители, вышедшие из комнаты, лицом к лицу столкнулись с человеком, увешанным проводами… Он пытался дергать их. Охрана сразу поняла, что перед ними «камикадзе», готовый взорвать себя и главу государства.
По словам источника, этим «камикадзе» оказался доктор психиатрии Микаил Караев. В автомобиле марки ВАЗ-2106, принадлежавшем Караеву, припаркованном к комендатуре президентской резиденции, сотрудники спецслужбы обнаружили электронный аппарат, который, судя по мигающим лампочкам, находился в рабочем режиме. От него шла проводка в багажник, забитый взрывными пакетами. Аппарат был сработан непрофессионально, топорно и потому обезвредить его большого труда не представило. Жестоко избитый охраной Президента, профессор помещен в тюремный лазарет Министерства национальной безопасности. Есть предположение, что Караев может не выжить, т. к. врачи подозревают у него смертельную травму — слом основания черепа.
В 20.00 о происшествии объявят официально — по местному телевидению. И в это же время в конференц-зале Президентского Дворца состоится пресс-конференция.
ФЕРТИ— Ложь! Ложь! — выкрикнул Маккормак.
— Это факты, — негромко возразил Кесслер.
— Лживые факты, Дэнис! — с немой мольбой не верить написанному Маккормак заглядывал в бесстрастные глаза друга.
— Это — эмоции, Эм, — гнул свое Кесслер.
— Да, эмоции, — немного помолчав, согласился профессор.
