Сергей Трищенко - Реставраторы миров (сборник)
Берт никак не мог решить для себя, что лучше: быть одинаковым со всеми, или отличаться? Поначалу он немного путался в определении профессии и статуса встречающихся ему людей, но со временем привык и научился различать: ага, это кузнец: у него на рукаве нашивка в виде скрещённых молота и клещей; а это портной – у него иголка и ножницы.
Запоминать приходилось многое. Но Берту хотелось узнать больше. И он всё свободное время ходил по городу.
Но когда часы на главной городской башне показывали «27», Берт торопился домой. Ему нравилось перед сном посидеть у очага и посмотреть на пляску огня.
Дядя Дейв обычно сидел молча, тетя Сэлли расспрашивала Берта, что он успел увидеть в городе, что ему понравилось. Берт отвечал, но почти ничего не спрашивал: ему нравилось додумываться до всего самому. Тем более что жизнь в городе оказалась не такой уж и сложной: каждый занимался своим делом, и, в общем, ничего непонятного не происходило. Разве что о «святом деле», о котором упомянул монах, Берту хотелось узнать побольше, но спрашивать дядю Дейва он опасался, помня его прежнюю реакцию. С ребятами на улице тоже не удавалось поговорить: все обучались семейному мастерству или помогали по хозяйству, и времени на пустые игры и разговоры не оставалось.
Берту почему-то казалось, что за словами о «святом деле» скрывалась какая-то тайна, но полагал, что рано или поздно она раскроется. К тому же ему пока хватало новостей и без того.
– Если бы огонь мог освещать! – вырвалось у Берта, когда он смотрел на пляшущие в очаге чёрные языки пламени.
– А зачем это нужно? – пожала плечами тётя Сэлли. – Огонь даёт тепло, этого достаточно.
– Но тогда он мог бы разгонять мрак во Времена Тьмы!
– Ну, это ведь случается так редко: один раз в несколько лет.
– И… – Берт задумался. – И тогда во мраке мы не обжигались бы! Сразу было бы видно: горит огонь или нет!
– Но огонь ведь чувствуется по теплу, – повторила тётя Сэлли. – Он не нужен ни для чего другого, кроме как чтобы приготовить пищу. И для тепла в холодные дни.
Порой в гости к дяде заходили соседи, чаще других – Кубир, стекольных дел мастер.
– Вот кто даёт свет в наши жилища! – громко приветствовал его дядя.
– Оставь, Дейв, – устало отвечал Кубир. – Свет дают солнца, а я им не препятствую, помогаю понемножку.
Берту нравилось слушать, о чём разговаривают дядины гости, можно узнать много нового. Иногда разговоры заходили о далёких местах, о заморских странах, о чудесных вещах, встречающихся отважным путешественникам…
Нравились ему рассказы и о Временах Тьмы. На свету рассказы о Тёмных Созданиях вызывали ощущения замирания под ложечкой. Но, оглядевшись вокруг, всегда можно прогнать представляемую жуть.
Гости, да и сам дядя, пережили уже по пятнадцать-двадцать циклов. И, чем ближе подходило очередное Время Тьмы, тем чаще тема мелькала в разговорах.
Ко Времени Тьмы гости относились по-разному.
– А я, как наступает Время Тьмы, ложусь спать и просыпаюсь только когда оно заканчивается! – похвастался Хоран, булочник.
– Счастливчик! – позавидовал ему Кубир.
– А не боишься однажды вообще не проснуться? – съязвил Дейв.
– Или проснёшься – а головы-то нет! – Кубир хотел несколько сгладить неловкость предыдущего замечания.
– Сам не знаю, братцы, что со мной! – улыбнулся Хоран. Он ничуть не обиделся. – Едва наступает полная тьма, меня невероятная сонливость охватывает. Глаза сами слипаются.
– Во-во. Некоторые животные тоже спят всю Тьму, – подтвердил Кубир.
– У нас в деревне и кролики и куры спали всё Время Тьмы, – вмешался Берт.
– Во! Малец верно говорит! Как бы и нам приспособиться?
Берту не понравилось слово «малец», но похвала показалась приятной.
– Да что там приспосабливаться! Была бы кровать помягче, да перина потеплее.
– Если бы циклы были почаще, да порегулярней, мы бы приспособились. Как кролики или куры.
– Ну, ты и скажешь: почаще! Во время предыдущего я еле жив остался! А что будет в следующий?
– Напейся да усни, – посоветовал Хоран.
– А проснёшься ли? – покачал головой Дейв.
У Берта начали появляться постоянные друзья, с которыми он проводил больше времени. Одним был Палюс, а вторым – Пинц, помощник аптекаря.
С Пинцем Берт познакомился так: без привычки он растёр ногу новыми башмаками и пошёл в аптеку за мазью. А пока шёл босиком, сбил палец, оступившись на кромке тротуара. Так что в аптеку он ввалился, прихрамывая на обе ноги.
– Ботинки принёс? – огорошил его вопросом аптекарь.
– За-зачем? – зазаикался Берт.
– Чудак! Как же ты домой пойдёшь? Я тебе ногу помажу, а ты всю мазь по тротуару размажешь?
– А вы дайте мне в баночку, а я дома сам помажу, – хитро сощурился Берт.
– О! Ты думаешь, это легко – помазать?
– А что же тут сложного? – удивился Берт.
– Нет, ты не прав. Надо учесть всё: как у тебя сосуды проходят, в какую сторону тёр башмак. И мазать надо, не пресекая движения крови.
– Во как! – Берт был ошарашен. – А какие у меня сосуды, и куда они идут? Я думал, сосуды только на кухне бывают, да еще у стеклодувов. Но эти ходить вовсе не могут!
– Ладно, – прервал вопросы аптекарь. – Пинц, дай-ка ему свои старые башмаки, да проводи домой. А по пути расскажи что-нибудь, чтобы он знал, как с собой надлежит обращаться.
– Я их тебе залатаю, – пообещал Берт, взглянув на принесённые Пинцем башмаки. – Станут, как новые!
Так они и подружились. Вообще Берт заметил, что в городе, в основном, люди относятся друг к другу внимательнее, бережнее, что ли.
Нет, в деревне тоже никто не грубил соседу, но в деревне каждый занят своим трудом, своим хозяйством: самим приходилось и пасти скот, и выделывать шкуры, и шить одежду. А в городе разные работы выполняли разные семьи, разные люди. И они уважали чужой труд. Потому что зачастую сами не могли делать того, что умел сосед. А в деревне каждая семья могла существовать совершенно самостоятельно.
Но бывали и противные примеры.
Как-то раз, идя с Пинцем, Берт повстречал бранящуюся толстую тётку. Возмущённо потрясая тряпкой над головой мальчишки, она осыпала его самыми отборными ругательствами.
Берт и Пинц не стали вмешиваться: мало ли, что произошло? Начала истории они не видели, кто виноват – неясно. Но тётка, распаляясь, дошла до крайности:
– Чтоб тебя забрали Создания Тьмы! – злобно произнесла она.
Берт окаменел: проклятие было страшным. Но на мальчишку оно не подействовало:
– Тебя они заберут скорее! – нахально ответил он. – Ты толстая и жирная!
– Не обращай внимания, – прошептал Берту на ухо Пинц, помощник аптекаря. – Они часто ругаются.
– Но… разве можно поминать всуе Созданий Тьмы?
– А-а, пустяки, сейчас ведь светло! – махнул рукой Пинц.
– Но скоро снова наступит Время Тьмы! – возразил Берт.
– Если об этом постоянно думать, можно рехнуться, – заметил Пинц.
Берт любил бродить и один. Особенно когда Пинц и Палюс занимались домашними делами.
Однажды на окраине города Берт набрёл на стеклянные развалины. Обломки стеклянных домов лежали целыми кварталами, груды разноцветного стекла, припорошённые пылью и укрытые кое-где обрывками тряпок, служили убежищем для бродячих собак и кошек.
Но не только для них.
Из трещины в стеклянной стене высунула острую усатую мордочку крыса.
– Кыш! – шуганул её Берт.
Крыса презрительно посмотрела на него, вылезла вся, повернулась к Берту задом и медленно удалилась по развалинам, волоча за собой длинный розовый хвост, словно шлейф герцогини.
Берт поискал глазами, чем бы в неё запустить, обнаружил подходящий осколок стеклянного кирпича, но бросить не решился. Уж слишком по-хозяйски вела себя крыса.
А вместо этого подумал:
«Но… крысы живут под землёй. В их норах всегда темно. Не там ли скрываются Силы Тьмы?»
И словно ледяная струйка коснулась его сердца. Вызмеилась из крысиной норки и проникла в Берта.
«Крысы – они же всюду! И, когда наступает Время Тьмы, Тёмные Твари выходят наружу? Выходит, борьба с крысами означает борьбу с Силами Тьмы?»
Берт некоторое время бездумно брёл между развалинами, пока его не осенила следующая мысль:
«А почему я решил, что Создания Мрака обязательно должны прятаться в крысиных норах? Почему они ничего не делают крысам? И почему крысы ничего не делают им? Может быть… может быть, Создания Тьмы и есть крысы? Но… но тогда что же в них опасного? Крысу можно поймать, убить… На худой конец, ими и пообедать можно. Едим же мы сулсиков. А крысы на них похожи. Может ли в крысиных норах жить кто-то еще? И почему они ничего не делают крысам?»
Берт вспомнил, как дома, в деревне, в дни Тьмы, когда он сидел у стеклянной стены, безуспешно пытаясь разглядеть в кромешной наружной темноте хоть что-нибудь, что-то тёплое и мохнатое коснулось его локтя. Коснулось – и откатилось в сторону. Кошка? Но кошка мурлыкала на коленях у сестры: та гладила её, вызывая в шерсти лёгкое потрескивание, и – изредка – крошечные искорки. Осветить что бы то ни было они не могли, но, считалось, способны отпугнуть Силы Тьмы. По крайней мере, вылетающие искорки успокаивали людей, и помогали как-то скоротать время.
