Мария Стрелова - Метро 2033: Изоляция
Марина всхлипнула, утерла рукавом выступившие слезы.
– Еще раз посмотреть на любимые города, встретить закат на перевале и уснуть в палатке… Искупаться в теплой воде, пройтись по берегу в платье, в легком платье с кружевами. Сбросить этот ненавистный камуфляж, больше не надевать химзащиту, не считать медикаменты и не пытаться объяснить детям, что такое цветы, воздушные шарики, машинки и вертолетики на дистанционном управлении… – Голос девушки дрожал, грудь давили рыдания.
«В этом бункере нет людей, которым я могу поплакаться в жилетку. Даже Ане – не стоит, ничего хорошего из этого не выйдет. Наташа, почему тебя нет рядом?» – с болью подумала Марина.
– Это я и хочу вернуть, – холодно отозвалась Аня.
В дверь постучали.
– Марин, там опять девки поскандалили, пойдешь, разберешься? – позвал дежурный, кивая в сторону коридора.
– Дождешься? Я быстренько, – на ходу бросила Алексеева, натягивая куртку поверх футболки. Слезы мгновенно высохли. Что ни говори, заботы – лучшее лекарство от рефлексии.
Когда Марина добежала до второго этажа бункера, сам скандал уже завершился. Одна девица, на два года моложе ее, плакала навзрыд, вторая стояла насупившись, понимая, что от выговора им не отвертеться.
– Восемнадцать лет барышням. Всего лишь восемнадцать, – пробормотала Алексеева.
«А самой-то сильно больше?» – ехидно поинтересовался внутренний голос. Марина вздохнула. Пожалуй, ее восемнадцать лет бесследно растворились в радиоактивном снегу в день их первой вылазки. Растворились вместе с химзащитой троих ребят, которые после разведоперации умерли в страшных мучениях на ее глазах. Костюмы и противогазы оказались непригодными. И бункер узнал об этом ценой трех молодых жизней.
– Ну, рассказывайте, что случилось, – невесело усмехнулась заместитель начальника бункера. По таким пустякам самого Григория Николаевича не беспокоили.
– Она у меня парня увела! – громче зарыдала первая.
– Сама дура, нечего было его нафиг посылать, – хмуро парировала ее оппонентка.
Марина презрительно усмехнулась.
– Нашли что делить. Девочки, вы находитесь не на прогулке в саду и не в корпусе института, где можно устроить разборки с выдергиванием волос и криками. Вы понимаете, что сейчас у нас стоит вопрос выживания и достойного существования отдельной цивилизации этого убежища?
Девушка прикусила губу, стараясь не потерять спокойствия. Волна негодования поднималась внутри и грозила выплеснуться криком. Марине было противно и плохо. Неужели они не понимают? Неужели не осознают, куда они попали, и что теперь происходит в этом мире?!
Девицы молчали. Марина выдохнула, собралась с мыслями. Эти бабские ссоры надолго выбивали ее из колеи. И, пожалуй, она испытывала злость, смешанную с завистью. Им можно устроить публичные разборки, можно поскандалить, выплеснуть свои эмоции. А ей нельзя, она – приближенная к начальству бункера, она сама – пример. Так было, пожалуй, и наверху, до катастрофы. Обладая талантом нравиться всем и вся, Марина не имела права на ошибку. Как и сейчас.
– Ну что мне с вами делать? Вы же опять в драку полезете, если я вас не разведу по разным углам? Поиграем в школьные годы, ты в правый угол, а ты – в левый? – устало спросила Алексеева, подавив обиду и тоску единым усилием воли.
«Я дам себе возможность наплакаться вдосталь. Запрусь в кабинете и прореву всю ночь, и шло бы оно все лесом. А сейчас нужно развести этих глупых куриц так, чтобы они друг друга не поубивали!»
Марина прекрасно знала всех проживающих в бункере – за два года перезнакомиться с населением в сто пятьдесят человек было не так трудно – и некоторых особ сознательно избегала. В их число были включены и эти двое. Звали их Олеся и Ангелина, в прошлом – студентки с платного отделения факультета, гламурные барышни, которые волей счастливого случая попали в бункер. Таких экземпляров водилось в убежище с десяток, причем обоих полов. Они составляли особую прослойку небольшого подземного социума – интриганов, скандалистов и нарушителей общественного порядка. Первые дни в бункере в их обществе были невыносимыми – девушки в шелковых кофточках от известных кутюрье потрясали украшенными кристаллами Сваровски мобильными телефонами, которые уже не ловили сеть, и требовали немедленно прекратить это безобразие. Юноши рычали над отключившимися планшетами. Привыкшие к дорогим машинам, хорошим кафе и модным аксессуарам, они с трудом вливались в полную лишений жизнь обитателей последнего пристанища. Историкам оказалось проще: среди них платных студентов не было, и коалиция бывших студентов истфака быстро взяла власть в свои руки и заткнула вздорных особ. Привыкшим к походам и археологическим экспедициям ребятам было в радость после трудного дня получить хлебец и рыбные консервы. Выросшие на булочках и шоколадках «фифы» от тушенки отказывались три дня, и только когда голод стал совсем невыносимым, с крайним отвращением на лице притронулись к еде. Вот уж кому, а им было невероятно сложно. Где-то в глубине души Марина даже сочувствовала девочкам и мальчикам, которым повезло родиться в богатых семьях. Или, в нынешней сложившейся ситуации, не повезло.
Кажется, вместе с тоннами изрытой воронками земли, с разрушенными городами канули в небытие все былые понятия и ценности. В мире, где не осталось ничего прежнего, где первоочередной целью стало выживание, сместились нормы, утрировалось все самое мерзкое и отвратительное: смерть, измена, предательство, беспрестанная ложь. «Каждый сам за себя!» и «Упал сам – толкни другого!» стали новой догмой жизни. Все это и в прежнем мире занимало центральные позиции, милосердия и сострадания в огромном мегаполисе было маловато, но теперь это стало осью, вокруг которой строился новый мир. Подземный мир, мир выживальщиков… «Тебе никто никогда не поможет. Ты сам должен выгрызть зубами место в этой жизни. Убей – и продлишь жизнь на несколько мгновений. Займи первым комфортную норку и обороняй ее, рви на части, топчи и кусай за свое благополучие. Ты никому не нужен. Никто не нужен тебе». Такова была новая мораль умирающего мира. Но не в бункере.
Когда все его обитатели только начинали понимать, что оказались в полной изоляции, Григорий Николаевич уже срочно принимал меры по бескровному налаживанию жизни в убежище. Такие, как Олеся с Ангелиной, становились главными врагами. И они остались одни.
В прежнем мире эти девочки были звездами. Всегда при деньгах, с доступом в престижные клубы, они были окружены толпой тех, кто любил их за деньги. Они угощали компанию кофе, подвозили на дорогих машинах и никогда не испытывали дефицита внимания. Деньги в былом мире решали все, абсолютно все. Продавалась и покупалась любовь, здоровье, уважение и престиж. Ты был богат – перед тобой открывались все дороги. Беден – век тебе сидеть на нищенской зарплате, окруженным такими же нищими единомышленниками. А потом все рухнуло. Не стало больше Сбербанка России, обесценились пластиковые кредитки и никому не нужная бумага, наполнявшая кошельки. Вспыхнули свечками дорогие машины, порвались кофточки «Дольче энд Габбана», отключились мобильные и планшеты. И тогда на арену вышли новые игроки. В изолированном бункере героями дня стали те, кто помимо профессии историка-философа-политолога умел что-то еще. Сажать растения, чинить электротехнику, мыть посуду, на крайний случай. Ценились те, кто в первые месяцы не побоялся выйти наружу навстречу неведомой опасности. Марина и Миша, единственные оставшиеся в живых после первой вылазки. Те, кто последовал за ними. Разведчики. Истинные хомо новус в разрушенном мире. И сказать, кому действительно повезло, а кто погнался за цветной оберткой, было невозможно. В мире, где все перевернулось, переплелось между правдой и вымыслом, добро и зло поменялись местами. Поменялись идеи и идеалы, рухнули воздушные замки, и были возведены неприступные крепости обновленной человеческой души.
Дочек богатых папочек в бункере не приняли. Первое время они пытались козырять статусом и положением, но их быстро поставили на место. И сделали объектом пристального внимания. Не зря. Очередная истерика в духе «кто виноват и что делать?», даже спустя два года, все равно сеяла смуту и раздор в налаженной жизни бункера.
– Ну, что еще можете сказать в свое оправдание? – повторила вопрос Марина.
– Она сама виновата! Дура, нечего лезть было! – взвизгнула Ангелина, на глазах теряя свое хмурое и деланое спокойствие. – Он сам ушел!
Алексеева выдохнула, пытаясь успокоиться. Раздражение бурлило в ней, грозило излиться через край. Неужели эти глупые маленькие девочки не понимают, что в их теперешней жизни есть вещи важнее уведенного парня? Тем более… «Тем более, что измена у нас в бункере изменой не считается, ведь надо родить потомство и восстановить население, если хотим жить». Марину передернуло. Ей претила сама суть вынужденного промискуитета, царившего в убежище.
