Наталья Баранова - Легенда об Иных Мирах
– Не орите юноша, – услышал тот тихий шёпот, – будете умничкой, возможно уцелеете, даже, несмотря на то, что слышали слишком много. Ой, как много!
Он поставил Иланта на ноги, лишь отойдя на приличное расстояние от покоев Локиты. Как назло, коридоры были совершенно пустынны.
– Леди отослала даже охрану, – усмехнулся Юфнаресс, заметив ищущий взгляд Иланта, – под тем предлогом, что у неё болит голова. Она и вправду болит, юноша. От вашего присутствия. Она-то надеялась, что вы, извините за выражение, подохли на своей милой Рэне. Она боится. Но пройдёмте в сад. Неровен час, выглянет кто-то из этих двоих. Знаете, что с нами сделают? Нет? И не надо.
Илант мотнул головой, чувствуя, что подгибаются ноги, прислонился к стене.
– Дать руку? – спросил Юфнаресс. – Или пойдёшь сам?
– В сад? – растеряно пробормотал тот, -Зачем, что б вам было легче отправить меня к предкам?
– Ах, вот ты о чём.... Если б я хотел убить тебя, то, просто сказал бы, этим двоим, что ты прячешься в прихожей. Мне даже не пришлось самому пачкать руки. Энкеле сделал бы сам. И не без удовольствия. Он, мерзавец, любит убивать, мне же это наслаждения не приносит. Или ты думаешь, что, пройдя мимо, тебя я тебя не заметил?
– Заметил?
– Заметил, Илант, заметил.
Юноша тяжело вздохнул, медленно пошёл, чувствуя, что в душе клокочут ненависть и злоба, поглядывая искоса на Юфнаресса, вышел под открытое небо. На душе скреблись кошки. Противно было чувствовать себя беспомощным, неприятно – зависимым от капризов судьбы, от ее внезапных поворотов. Чувствуя лишь отвращение, он посмотрел на Юфнаресса презрительно, не скрывая того.
– Что вам от меня надо.
– Ничего, – холодно отозвался Юфнаресс, – просто я не хочу, что б ты сдох, хоть ты и внук своей бабки, а она – грандиозная стерва. Я считаю излишним отправлять тебя к праотцам. Незачем это. И ко всему, мне тебя жаль, есть такое вот нелепое чувство. Нелогично, да?
– Даже если я подслушал этот разговор?
Юфнаресс покачал головой и задумчиво посмотрел на пустой провал неба. Переведя взгляд на юношу, пожал плечами, так, слегка.
– Ты – мелкая сошка, – проговорил безразлично, – ребенок. Глупый ребенок. Она боится не тебя, а того, что когда власть будет в ее руках, то кто-то захочет скинуть ее, что б назвав тебя властелином, править, прячась за тобой, ее наследником. Так бывало.
– Вы – подлец!
Глаза Юфнаресса остановились на его лице, посмотрели грустно.
– Очень может быть, – проговорил он негромко, – а, знаешь, что б ты не наделал лишних глупостей, и не подставился случайно, провожу-ка я тебя до порта и посажу на борт, что следует до Раст-Танхам. Так оно будет лучше, чем, дать тебе возможность наделать новых глупостей.
– А дальше?
Юфнаресс вздохнул, посмотрел на юношу устало, в уголках губ проявилась ирония.
– А дальше ты сам решишь. Есть лишь одна огромная просьба, пока Леди Локита жива, не показывай и носа на Софро, ради собственного блага, да ещё и из благодарности. Если она узнает, что я тебе помог, то самое малое – с меня живого снимут кожу. Запомнил это? И уноси ноги, Арвис, – проговорил негромко и внятно, – уноси пока не поздно. Жизнь – это единственное, что не может быть дано дважды, и, хотя бы поэтому, её нужно ценить.
Илант нахмурился, посмотрел на Юфнаресса, оценивая фигуру и сложение, но, вспомнив как тот выволок его из покоев Локиты, понял, что взять над ним верх навряд ли удастся. Секретарь Сенатора был среднего роста и сложения, и, тем не менее, силён как буйвол.
– Вы мерзавец, – заметил юноша, словно желая разозлить Юфнаресса, – Может, и не убийца, но мерзавец – без сомнения.
– Слабо, Илант, – тихо заметил бывший эколог, – очень слабо. Слова меня не трогают. Может быть оттого, что я сам давно знаю это.
Он приблизил своё лицо к лицу юноши так, что б глаза стали напротив глаз, и улыбнулся, рассматривая лицо Иланта. Неожиданное ощущение тепла захватило сознание юноши, Юфнаресс что-то тихо произнес, в голосе зазвучали сочувствующие нотки, но смысл слов, которые он говорил, ускользал, проходя мимо сознания. Были только ритм, интонации, ласкающие слух, и ощущение ирреальности происходящего. А ещё отчего-то утекали, стираясь, краски и звуки, и даже голос Юфнаресса звучал тихо и глухо, словно б удаляясь. А потом стих и он, сознание погасло, но и тогда, в этом забытьи не проходило и не стиралось ощущение странной мягкости и тепла обволакивающего душу.
Несмотря на плохую погоду разного люда около «Каммо» было предостаточно, впрочем, как в любую другую. Никакой дождь не мог разогнать праздных зевак, пришедших полюбоваться на богатство контрабандистов, нищих, клянчивших милостыню, воришек, облегчавших кошели, и потаскушек разного возраста и обоих полов. Да-Деган тихонько вздохнул, подобрал полы плаща и вступил на тротуар, ведущий к ярко освещённому входу в кабачок.
Впрочем, назвать «Каммо» обычным кабачком было трудно – здание, облицованное светло – розовым мрамором, украшенное строгими колоннами и статуями выглядело внушительно и вызывало уважение одним своим видом. Молодой привратник – рэанин открыл дверь, пропуская его внутрь, к пушистым коврам устилающим полы, теплу, благовонным ароматам, витающим в воздухе. К атмосфере полной призрачной безопасности и уюта.
Длинный коридор, освещённый светильниками, которые держали серебряные руки статуй, заканчивался залом с высоким потолком в форме полусферы, под самым центром которого в перламутровой чаше бассейна лениво колыхались тела рыб, поблёскивая жаром чешуй, и недовольно шевеля плавниками. Откуда-то издалека доносился голос – чистый, глубокий, полный жара и страсти, несколько низковатый, без сомнения, принадлежавший женщине. Что-то в ритме и мелодии показалось знакомым, прислушавшись к словам, вельможа улыбнулся слегка, узнав песню, принадлежавшую поэту.
Когда-то перебирая струны аволы – лучшей своей подружки, тот сказал ей несколько фраз, простых и банальных, но, сросшись с мелодией, слова словно стали иными, подкупали сердца своей простотой, запоминались легко и надолго, и каждому говорили разное и своё, так, что невозможно, наверняка, было узнать, что же хотел поведать лучшей своей подружке поэт, о чём рассказать. Эти слова повторяли сотни голосов, разносили по миру, и каждый голос говорил о своём и всеобщем, в который раз напоминая о сотнях обликов любви.
Рядом прошуршали шелка, колыхнулся воздух, донеся свежий аромат духов, пьянящим облаком окутывавший женщину, остановившуюся в двух шагах. Да-Деган, скосив взгляд, посмотрел на незнакомку, одетую богато, красиво и строго. Тонкий рисунок черт лица наводил на мысль о сотнях поколений аристократов, сменивших друг друга, прежде чем на свет появилась она. Губы яркие и чувственные, не противореча крайней молодости и гордости потомственной аристократки, манили обещаниями поцелуев. Ей было лет двадцать, едва ли более, и даже скорее меньше, чем более того. Кожа оттенка топлёного молока сочеталась с волосами цвета ночи – чёрными до синевы, и глаза, огромные до невозможности, зелёные, как молодая листва, глубокие, что в них легко было утонуть, явственно говорили о крови рэан текущей в её жилах.
Она улыбнулась, заметив затаённый взгляд, опустила ресницы, словно смутившись, нежный румянец, разлившись по щекам, сделал её стократ прекраснее, чем только что, до этого она была. Да-Деган незаметно закусил губы, присутствие незнакомки сводило с ума, будоражило кровь, а голос, нёсшийся под сводами, что пел о страсти и любви толкал на безумства. Он не заметил, как ногти впились в ладони, отведя свой взгляд, смотрел не на девушку, смотрел, как лениво шевелятся плавники рыб и чешуя отливает перламутром, на движение воды, тихую рябь поверх чешуйчатых спин, на пустые сонные глаза этих созданий. Он смотрел на воду, но видел как задумчиво и как доверчиво она улыбнулась.
Было в этой незнакомке нечто, как отголосок иных времён, иных эпох, иного мира. Вспомнилась та, иная Рэна, словно воскреснув из руин, восстав из пепла. Улыбки, смех и любовь наполняли улочки города, той, прежней Амалгиры, оставшейся в ушедшем вдаль мире. Там умели любить, умели принимать с открытым сердцем всё, что приходило – и горе, и радость, и любовь. Там умели прощать и не держать зла, хоть жизнь и на той Рэне никогда не была легка. Ошибки, тянувшиеся широким шлейфом, из дальнего прошлого, обрекали всю расу на вымирание, и на это потомки империи Кошу не закрывали глаз, принимая свой рок, как данность, и, улыбаясь пришедшим из иных миров гостям, не позволяли сочувствовать своим несчастьям, неся их с гордостью и достоинством, не перекладывая ни на чьи плечи, а иногда и не позволяя даже заподозрить о них.
Эта девушка напоминала тех рэан, которых осталось так мало. Он хотел заговорить, но отчего-то не решился, словно побоявшись испугать или обидеть ненужными словами. Помолчал, наблюдая, как горит в ярком свете серебром и золотом чешуя. Отошёл так же молча, лишь слегка улыбнувшись незнакомке, пошёл искать Гайдуни, зная, что тот где-то здесь, в «Каммо», просто иначе и быть не может.
