Дмитрий Лычковский - Когда был Ленин мумией
— Твои веки тяжелеют. Тело наливается усталостью, — забубнил Эхнатон. — Тебе хочется спать…
Гипноз, — сообразил Ильич и подавил зевок, так как загробный голос Эхнатона действительно навевал дрему. На неандертальца гипнотические заклинания подействовали еще сильней: он сначала лег на стол, нелепо раскидав неуклюжие руки и ноги, затем и вовсе повернулся на бок, свернувшись калачиком.
— Давай, Шери! Он спит.
Высокий египтянин торопливо извлек из кармана фартука здоровенные щипцы и шагнул к уснувшему. Вдруг неандерталец встрепенулся, рывком уселся на столе и отчетливо произнес, обращаясь к стенке: «Май нэйм ис Джордж. Ай вос борн ин Тэксас».
— Тьфу, — сплюнул в сердцах Эхнатон. — Придется по старинке.
Не спуская глаз с подопечного, он нащупал под столом гигантский, обмотанный тряпками деревянный молот на длинной ручке, обошел неандертальца со спины и с силой обрушил снаряд ему на макушку. Бедняга крякнул и обмяк. Шери тут же подскочил, ловко надавил неандертальцу за ушами — и черепная коробка откинулась с мелодичным щелчком. К немалому удивлению Ильича внутри оказались не мозги и даже не абсолютная пустота, а золоченые пружинки, диски и шестеренки: ни дать ни взять музыкальная шкатулка его детства.
Шери принялся деловито копаться в распахнутой голове, то и дело хмыкая.
— Ну, конечно! — воскликнул он удовлетворенно и извлек из черепной коробки нечто, похожее на вилку. — Опять закоротило. Отсюда и накладка.
— Что он брякнул на этот раз? — поинтересовался Эхнатон, подавая напарнику пинцет. — Снова перепутал инфляцию с девальвацией?
Шери раздраженно махнул рукой.
— Если бы!
— АТЭС с ОПЕК?
— Хуже! Австралию с Австрией. А потом стал у всех на глазах ломиться в закрытые двери. Главное, никто бы ничего не узнал, если бы не эти гиены папируса и свиньи говорящего ящика, которых подкармливает наш фараон, да продлится его правление еще тысячу тысяч лет!
— И что же Божественноликий?
— Сказал, что еще раз такое повторится — и нас с тобой скормят крокодилам. А мы-то чем виноваты? Ведь этого сорок второго жрецы собрали, когда мы с тобой еще лежали в колыбели. Неудивительно, что теперь он такое выдает, будто с колесницы свалился. Иблис! — вдруг выругался Шери. При попытке установить пружинку на место он, видимо, случайно разжал пальцы, и она с характерным «бзиньк» улетела в темноту.
— Дерьмо гипопотама, — в сердцах сплюнул на пол и Эхнатон. — Теперь придется до утра ползать. Кажется, вон там, у входа…
Взяв со стола зеленый светильник, он направился к занавеске. Ильич весь сжался. Отступать было поздно. Египтянин стоял так близко, что услышал бы любое движение. К счастью, он быстро обнаружил пружину и вернулся к столу со словами:
— Ты прав, брат, сорок второго-младшего давно пора менять. Он намного глупее старшего. Вот только на кого?
— Да хотя бы на того эфиопа, что пылится у нас без дела в хранилище. Очень качественно сработан. И выглядит хорошо: черный, блестящий, с харизмой.
— Он не эфиоп, — возразил Эхнатон. — Он из Кении.
— Да какая разница? Лишь бы повиновался указаниям и выполнял четко то, что нужно Великому и Светозарному.
— Возможно, это мысль, — задумчиво сказал Эхнатон, помогая Шери закрыть черепную коробку. — Надо хорошо подумать и все просчитать. Но сорок второму все равно придется еще какое-то время поработать. Попробуем?
— Давай.
Шери щелкнул неандертальца по носу. Тот открыл глаза и сел.
— Здравствуйте, мистер президент! — громко и отчетливо, как глухому, сказал ему Шери.
Неандерталец вытянул губы трубочкой на манер удивленной макаки и обиженно залопотал.
— Так, ясно. Открывай.
Парочка в кожаных фартуках начала все свои манипуляции с черепной коробкой заново, даже не потрудившись погрузить ее обладателя в сон. Ильич с двойственным чувством наблюдал, как бедолага сидит, глядя немигающим взглядом в пол, а из головы у него торчат проводки и винты с пружинками. Ведь когда-то он сам был таким же покорным манекеном в руках Збарского и Воробьева.
— Вот здесь подкрути. Видишь? И здесь, — командовал Шери. — А сюда вставим в качестве проводника полоску золота. Затянул? Ладно, сейчас проверим его по ключевым словам.
Не захлопывая крышку, парочка опять подступилась к неандертальцу с разговорами.
— Ирак, — произнес Шери.
В голове у испытуемого что-то зажужжало.
— Подожди, нагреется, — шепнул Эхнатон.
— Ничего, если готов, то готов, — отмахнулся Шери. И повторил громче. — Ирак!
Неандерталец выпятил подбородок, расправил плечи и, сильно сглатывая окончания, произнес по-английски:
— Я с гордостью хочу пожать руку этого храброго иракца, чью руку отрезали во времена Саддама Хусейна!
— Ладно — сойдет, — буркнул под нос Шери. И отчетливо, чуть ли не по слогам, произнес. — Сво-бо-да и де-мо-кра-тия!
— Ирак испытывает сильную нужду в харизматичном народном лидере, каким был для ЮАР Нельсон Мандела. Я слышал, кто-то спросил: а где Мандела? Я отвечаю: Мандела мертв, потому что Саддам убил всех Мандел, — с готовностью отозвался сидящий.
— Ага! — Шери ткнул неандертальцу в голову отверткой и что-то подкрутил. — Идем дальше. Исламский терроризм!
— Наши враги изобретательны и имеют большие возможности — и мы тоже. Они ищут способы навредить нашей стране и нашему народу — и мы тоже, — загундосил сорок второй.
— Во имя Амона да заткни этого идиота, — с досадой процедил Эхнатон. — Механизм вышел из строя, его уже не починить.
— Я только хочу… — начал было Шери.
— Я хочу, чтобы вы поприветствовали Кэрен, она такая же простая техасская девушка, как и я, — энергично встрял неандерталец.
Взяв молоток, Эхнатон вторично обрушил его бедолаге на голову. Тот рухнул. Оба египтянина забегали вокруг стола, громко ругаясь, и Ленин воспользовался этим шумом, чтобы на цыпочках удалиться.
Глава 23. Сея панику над миром
Однако ночь сегодня явно не задалась. Едва Ленин вынырнул из бокового коридорчика и остановился, чтобы обуться, как вдали послышалась чеканная гулкая поступь — словно в движение пришел гигантский метроном. «Патруль!» — сообразил Ильич, замерев на одной ноге.
Ах, как скверно! Что делать? Вперед было нельзя. Сбоку в любой момент могли объявиться Шери с Эхнатоном, закончившую свою возню с испорченным механизмом. Оставалось одно — отступить к камере Табии. Даже хорошо, что маг спит, можно спокойно переждать, пока обход завершится. Периодически оглядываясь и проверяя, нет ли хвоста, Ленин заспешил обратно с туфлями в руках, готовый в случае надобности пустить это самодеятельное метательное оружие в ход. В лаз он влетел уже как к себе домой и, вихрем проносясь по нему на четвереньках, мельком подумал, что благодаря этим вынужденным гимнастическим упражнениям незаметно вернул себе физическую форму времен брюссельской эмиграции.
Странное дело: из камеры Табии больше дымком не тянуло. Зато оттуда доносился самый неожиданный для погребальных мест звук — веселое журчание. Поэтому Ильич сначала осторожно просунул голову и только потом рискнул поставить на пол ногу в посеревшем от каменной пыли носке.
В помещении все разительно переменилось. Никакого дыма и в помине, наоборот, в комнате веяло прохладной свежестью, словно открыли невидимую форточку в незримый сад. Вавилонянин был уже на ногах, одет, опрятен, бодр и всецело поглощен странным занятием. С перекошенным от злости лицом маг стоял посреди помещения и справлял малую нужду на гигантскую — в полтора его роста — кучу зеленых банкнот, аккуратно перетянутых банковскими лентами. «Да это же доллары», — узнал Ленин.
— Я мочусь на тебя, зловонный хаваль! — хрипло шептал Табия, яростно поводя струей. — Пусть язвы проказы пристанут к тебе и твоему потомству навек. Пусть, усевшись однажды на дырявый ковер раздумий и засунув в свой поганый рот вонючие пальцы удивления, ты подавишься ими. Пусть все узнают, что ты сын не Ра, а ибн шармута. Пусть струпья…
Ильич демонстративно вздохнул, но Табия, занятый тем, где именно разместить ему струпья на теле врага, похоже, не услышал. «Чудит старик, — подумал Ильич. — Возраст все же сказывается. Это прескверно: хоть он и шут гороховый, но мог бы еще в нашем деле пригодиться».
Между тем Табия, так и не определившись со струпьями, в сердцах сплюнул и с неожиданной для его хилого тела силой пнул ногой денежную кучу. Ильич, прислонившись к стене, начал надевать туфли и маг обернулся на шорох.
— Ага, это ты, вождь! — торжествующе сказал он. — Хорошо, что ты вернулся. Я восстановил в уме старинный рецепт и собираюсь ответить главному шапи-кальби так, чтобы его перекосило в его смрадном саркофаге. Хочешь это видеть?
Ильич кивнул.
— Тогда садись и замри. Я буду вызывать демона паники.