Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)
Валентин хорошо помнил эту хромоту, потому что когда-то она принадлежала ему, так же как и тело чернобородого человека, поскольку к ним приближался бывший узурпатор Доминин
Барджазид, по приказу которого Валентин получил тело неизвестного золотоволосого мужчины, чтобы Барджазид, перейдя из своего тела в тело Валентина, мог править на Замковой горе. А хромота у Валентина появилась давным-давно, когда он сломал ногу после несчастного случая во время поездки с Элидатом по карликовому лесу возле Амблеморна на Замковой горе.
— Добро пожаловать, мой лорд, — с большой теплотой произнес Доминин Барджазид. — Ваш визит, на который мы надеялись столько лет, — большая честь для нас.
В высшей степени смиренно он трясущимися руками сделал Валентину знак Горящей Звезды. Да Валентин и сам был далек от спокойствия, поскольку возможность снова лицезреть свое первое тело, теперь, когда оно принадлежит другому, вызвала странное волнение. После поражения Доминина он не стал искушать судьбу и потому не стремился заполучить свое тело обратно, но все равно чужая душа, смотревшая на него его же глазами, приводила его в сильное замешательство. Так же странно и волнительно для него было видеть перед собой узурпатора, полностью искупившего грехи и смывшего с себя клеймо предателя, столь искреннего в своем радушии.
Кое-кто считал, что Доминин заслуживает смерти за свое преступление. Но Валентин никогда не одобрял таких разговоров. Возможно, король каких-нибудь варваров в отдаленные доисторические времена и казнил своих врагов, но на Маджипуре такая кара не предусматривалась ни за одно преступление, даже за покушение на жизнь короналя. Кроме того, рассудок поверженного Доминина помутился, он сошел с ума, когда выяснилось, что его отец, которого считали Королем Снов, на самом деле оказался самозванцем из метаморфов.
И потому было бы совершенно бессмысленно налагать какое угодно наказание на этого совершенно раздавленного обстоятельствами человека. Вернув себе трон, Валентин помиловал Доминина и передал того его родичам, чтобы он мог вернуться на Сувраэль. Здесь он долго выздоравливал. Несколько лет спустя он умолял позволить ему приехать в Замок, чтобы попросить прощения у короналя. «Я уже простил вас», — ответил тогда Валентин, но Доминин все равно приехал и, насколько можно было судить, с чистым сердцем преклонил колени в тронном зале Конфалюма во время приема и снял груз предательства со своей души.
Теперь, подумал Валентин, положение вновь полностью переменилось: я стал беглецом и ищу приюта во владениях Доминина.
Доминин сказал:
— Мой царственный брат Минакс послал меня, мой лорд, сопроводить вас во дворец Барджазидов, где вы будете нашим гостем. Прошу вас ко мне, в головной экипаж.
Дворец располагался довольно далеко от Толагая, в суровой и печальной долине. Валентин иногда видел его во сне: зловещее, угрожающего вида здание из темного камня, увенчанное фантастическим переплетением остроконечных башен и угловатых парапетов. Его явно строили с таким расчетом, чтобы оно внушало страх.
— Ужасно! — шепнула Карабелла, когда они подъехали поближе.
— Подожди, — ответил Валентин. — Подожди немного.
Они миновали массивные, мрачные опускные решетки и оказались внутри, где ничто не напоминало о неприятном, отталкивающем фасаде дворца. В просторных внутренних двориках эхом отдавалось нежное журчание фонтанов, а прохладные, насыщенные ароматами ветерки заменяли здесь испепеляющую жару внешнего мира. Когда Валентин и Карабелла вышли из экипажа, они увидели ожидавших их слуг с охлажденным вином и шербетом, услышали музыкантов, игравших на сладкозвучных инструментах. Их встретили двое мужчин, облаченных в свободные белые одежды. Один из них был бледнее лицом, имел мягкие черты и округлый живот; второй, загорелый почти до черноты под пустынным солнцем, был худощав и обладал орлиным профилем. Голову худощавого венчала сверкающая золотая диадема — знак Владык Маджипура. Валентину не нужно было представлять Минакса Барджазида, ставшего Королем Снов после своего отца. Вторым был, по всей видимости, его брат Кристоф. Оба сделали знак Горящей Звезды, и Минакс пошел навстречу Валентину, чтобы собственноручно предложить ему пряного голубого вина.
— Мой лорд, — заговорил он, — в нелегкое время вы навещаете нас. Но мы от всей души приветствуем вас, какой бы мрачный момент мы ни переживали. Мы перед вами в неоплатном долгу, мой лорд. Все, что у нас есть, принадлежит вам. Все, чем мы располагаем, находится в вашем распоряжении. — Он явно заранее готовился к этой речи и, судя по тому, как гладко она прозвучала, тщательно отрепетировал ее. Но потом Король Снов подался вперед, его жесткие, мерцающие глаза оказались в нескольких дюймах от лица Валентина, и уже другим, более глубоким, задушевным голосом он произнес:
— Вы можете оставаться здесь столько, сколько сочтете нужным.
Валентин спокойно ответил:
— Вы неправильно меня поняли, ваше высочество. Я прибыл к вам не для того, чтобы просить убежища, а для того, чтобы добиться вашей помощи в предстоящей борьбе.
Король Снов, похоже, несказанно удивился.
— Конечно, я помогу вам всем, что в моих силах. Но неужели вы видите хоть малейшую возможность преодолеть тот хаос, который обрушился на нас? Я должен вам сказать, мой лорд, что очень пристально наблюдал за миром с помощью вот этого… — он прикоснулся к своей диадеме, — и не вижу никакой надежды, мой лорд, ни малейшей надежды.
Глава 2
За час до заката в Ни-мойе вновь раздались оглушительные крики тысяч, может быть, даже сотен тысяч людей:
— Таллимон! Таллимон! Лорд Таллимон! Таллимон! — Эти громогласные радостные вопли прокатились по склонам окрестных гор хребта Гимбелук и захлестнули тихие пределы Парка Сказочных Зверей подобно огромной, беспрепятственно распространяющейся волне.
Уже третий день шли демонстрации в честь самого нового из новоявленных короналей, и сегодняшний взрыв эмоций был самым яростным из того, что происходило до сих пор. Вполне вероятно, что чествование сопровождалось волнениями, грабежом и разрушением всего и вся. Но Ярмуз Хитайн тревожился о другом. Сегодня он пережил один из самых страшных дней за все время своей службы в качестве смотрителя парка: покушение на то, что он полагал достойным, разумным и здравым; какой смысл теперь волноваться из-за шума, который издают городские глупцы?
На рассвете этого дня Ярмуза Хитайна разбудил юный помощник смотрителя, который робко сообщил:
— Вернулся Винголь Найила, господин. Он ждет у восточных ворот.
— Он привез с собой много?
— О да, господин! Три транспортных экипажа набиты под завязку, господин!
— Сейчас иду, — сказал Ярмуз Хитайн.
Главный зоолог парка Винголь Найила последние пять месяцев провел в экспедиции в подвергшихся бедствию северных районах центрального Зимроэля. Ярмузу Хитайну он не слишком нравился, поскольку в нем всегда проявлялись нахальство и самодовольство, а когда он подвергался смертельной опасности во время преследования какого-нибудь неуловимого зверя, то делал все, чтобы все знали, насколько смертельной была опасность. Но с профессиональной точки зрения он был великолепен: неутомимый, бесстрашный, замечательный ловец диких животных. Когда стали поступать сообщения о незнакомых, невероятных созданиях, производивших опустошения в районах между Кинтором и Дюлорном, Найила не стал тратить много времени на сборы.
Экспедиция, очевидно, оказалась успешной. Подойдя к восточным воротам, Ярмуз Хитайн увидел Найилу, с деловитым видом расхаживавшего вдоль дальнего конца энергетического поля, которое не впускало непрошеных гостей и не выпускало редких животных. Находясь вне зоны, имевшей вид розоватой дымки, Найила наблюдал за разгрузкой многочисленных деревянных контейнеров, из которых доносились всевозможные звуки: шипенье, рычанье, жужжанье, гуденье, повизгивание. При появлении Хитайна Найила закричал ему:
— Хитайн! Вы не поверите, что я привез!
— Неужели? — откликнулся Хитайн.
Процедура поступления, кажется, уже началась: весь оставшийся персонал занимался переноской ящиков с животными Найилы через ворота к приемному зданию, где звери будут содержаться в клетках, пока их не изучат достаточно хорошо, чтобы выпустить в один из открытых вольеров.
— Осторожней! — взревел Найила, когда двое рабочих, возившихся с массивным контейнером, чуть не завалили его набок. — Если эта зверюга вырвется, то пожалеть придется всем, а вам — в первую очередь! — Ярмузу Хитайну он сказал: — Это — воплощение ужаса. Хищники, все до единого хищники — зубы как ножи, когти как битвы, — будь я проклят, если понимаю, как мне удалось вернуться живым. Не раз и не два я думал, что мне конец и я сгину, не оставив даже записи в Считчике Душ. Какой бы это было потерей, какой потерей! Но вот он я, живой-здоро-вый. Пойдемте — вам надо на них посмотреть!
