Владислав Задорожный - Защита от дурака
— Не может быть. Они размножаются!
— Ты разве забыл, что с твоего детства ничего не изменилось? Тот же Лохматый вон на цепи — нисколько не постарел.
Я прислонился к дереву. Голова кружилась. Но, почувствовав спиной кору, я отпрянул — дерево было ненастоящим.
— Почему? Но почему? По-че-му?
Дедушка не хотел видеть, в какой колодец он толкает меня. Его прожорливая, изголодавшаяся злость перекусила меня, не заметив, как не замечает метровый пес случайно проглоченное насекомое. Но и в этом сравнении теперь, я знаю, участвуют суррогаты: синтетический пес и механическая муха…
— Почему? — передразнил дедушка. — Потому что это часть ЗОД. Кто-то когда-то решил, что возвращение к природе, земледелию, к естественной связи с почвой, к неспешному вдумчивому образу жизни на берегах незагаженных рек, к лесам, полным зверей и птиц, — все это чудовищная глупость, идея, достойная Дурака. И вот, чтобы никакой Дурак не смог вывести агломератов из бездушной геометрии Агломерации, из сутолоки, не оставляющей времени на размышления, из пыли, грязи, закопченности Агломерашки, была придумана Аграрка — с целью опошлить саму идею ухода из Агло. Мол, вот она какая, Аграрка — нравится?! — с синтетическими коровами, куцая подделка! Аграрка в том виде, в каком она сейчас существует — с неурожаями, стареющими вырождающимися жителями, пьянством, бескультурьем, — самое убогое, что можно себе представить. Но ведь это лишь провокация — вся эта профанация того, что может быть прекрасным, чистым и обильным. Провокация против несуществующего Дурака. Да, никакой Дурак не станет звать агломератов жить в такой Аграрке! Но умнейший агломерат позовет агломератов в ту Аграрку, которой она может и должна быть!
— Молчи, молчи, молчи, — прошептал я, особенно пугаясь его последних фраз. — Я ничего не слышал, ни слова, слова…
* * *Через несколько недель меня вызвал Джеб.
— Приятный сюрприз для вас, Бажан. Я выхлопотал вам место в Центре Высочайшего Обучения. Что с вами? Вы побледнели! Возьмите себя в руки.
— Спасибо, огромное спасибо, — сказал я. — Не знаю, как вас благодарить.
Джеб что-то пробормотал. Я ослышался, потому что мне почудилось: «До чего ж я ошибся в нем… глуп, до чего глуп…»
— Простите? — переспросил я.
— Нет, я так… Вы свободны. Сдайте дела, со следующей недели приступайте к учебе. Теперь уж вам придется читать книги — так и не отвертелись.
Я был ему очень благодарен, но мне было так и непонятно, почему он так любит меня, так выделяет из остальных, принимает так близко к сердцу мою судьбу.
— До свидания, — восторженно проговорил я. — И помните, я за вас готов в огонь и в воду!
— Ну, ну, не надо… Идите. Идите же!
* * *Я вспоминаю, и мне больно.
Часть третья
Стебель
Пчела не знает, несет семена цветов.
…В связи с необратимым процессом, результат которого — монополия на принятие решения, что ведет к деградации всего Комплекса, приходится констатировать перманентный рост поляризации по отношению к окказиональным действиям. Когда суть бытия сводится к ежепопыточному систематическому отклонению от принятия решений, тогда вопрос об окказиональности волеизъявления перестает быть риторическим. Жизнь функционирует, следовательно, решения принимаются — принимаются случайно, когда необходимость решения дозревает до возможности нерешения. Тогда, чаще всего внезапно, решение принимается — первое попавшееся решение на первом попавшемся уровне.
Кучер вел шиману домой, а я мысленно продолжал тот спор, который не прекращался в Комиссии по превратностям взаимодействия всю последнюю неделю, пока мы заканчивали доклад по итогам ревизии пятидесяти производств. Как председатель Комиссии, я мог выдвинуть неординарное решение, но едва ли десятая часть сотрудников меня поддержала бы. Большинство выдвинуло концепцию умалчивания — то есть попросту настояло не включать в доклад тревожных фактов.
Рабочий день завершился, массы агломератов перемешались из Околесицы в города и из Оплота — в города. Хотя кучер сбавил скорость, ориентируясь на повышенную интенсивность движения, тем не менее толпы на тротуарах сливались для меня в серую неплотную массу. Из перестраховки кучер притормаживал на отлично закругленных поворотах, в которые легко вписаться даже на большой скорости, и тогда я различал фигуры, составляющие вирулентные потоки агломератов.
На одном из поворотов мое рассеянное внимание зафиксировало необычное. Я нажал кнопку торможения.
То теряясь за чужими спинами, то появляясь вновь, по течению с толпой удалялся от меня агломерат. И то пропадала, то заставляла меня вздрагивать крупная, жирными буквами, надпись на его комбинезоне: «НАДОЕЛО!»
Я выскочил на тротуар и побежал за ним, задыхаясь от злобы и возбуждения. Пешеходы нарочно загораживали мне дорогу — мой оранжевый комбинезон вспыхивал в их глазах, как огонь ненависти, и серая масса грозно сгущалась. Гвоздь в галактику! Я побрел обратно к своей шимане — агломерат с надписью пропал.
Мена выбежала встречать меня в прихожую. Я ласково приветствовал жену и пошел переодеваться к ужину.
— Со мной случился дикий анекдот, — смеясь, сказала Мена, — Я полчаса прождала продукты внизу, на складе.
Я замер возле открытого шкафа.
— Как ты сказала?
— Продукты не подвезли, собралась толпища, все были так удивлены. Впервые в жизни я увидала на складе пустые полки. Забавно. Перед нами извинились, и все уладилось.
Вот оно — «забавно».
Пока Мена разогревала ужин — она не позволяла это делать домашнему роботу, чтобы доставить мне удовольствие, — я рассказал ей инцидент с надписью. Она внимательно выслушала и попросила повторить рассказ.
— Зачем повторять? — насторожился я. Мы поженились на 218 ступени, мое обучение было на четвертом этапе; поженились сразу после того, как Фашка поставила вопрос ребром: или я с оранжевыми, или с ней. Последние ступени мы жили с Меной недружно, и я всегда был начеку в ее обществе. Чуть расслабишься — и она упечет на Глубокий Анализ. Мне бывает неприятно смотреть на нее.
— Повторить, потому что рассказик любопытный. Невинную надпись «НАДОЕЛО!», которая может иметь сотни поводов, ты воспринял однозначно. Как антизодовскую. Ты хоть понимаешь, что означает твоя реакция? С чего ты взял, что речь идет о ЗОД? Вывод один: или тебе лично жить надоело, или ты чувствуешь, что так жить надоело другим. В первом случае ты сам преступник, во втором — ты на грани преступления: в твоем мозгу угнездилась омерзительнейшая мысль, будто тот возвышенный образ жизни, который мы ведем, может кому-либо не нравиться! Хорош же преданный оранжевый, триначальник, у которого слово «надоело» вызывает единственную ассоциацию — надоело жить с проклятой Защитой!
— Ты считаешь, что агломерат не имел в виду ничего дурного?
— Бажан, галактика с этим типом! Подумай о себе, ты-то не таишь в себе «дурного»?
— Я бывший лиловый, а они натасканы подозревать кругом самое худшее, — неуклюже парировал я ее плутовской удар. «Возвышенно-разумный образ жизни»! Слова-то какие обтекаемые. Слова не должны обманывать умных агломератов. Слова говорятся для того, чтобы ввести Его в заблуждение, охранить Смысл от Него.
Едва я удалился в свой кабинет и начал переписывать набело завтрашний доклад, со мной связался дежурный двуначальник:
— Бажан, грандиозная неприятность — завтра праздник Снега, а снега нет. Максимум на полпопытки, а необходимо на три.
— Растяните.
— Не выйдет.
— Но столько производств обязаны давать снег! Хоть всю планету завали! Ладно… отправьте в соседнюю планетную систему за снегом. Успеете за сутки?
— На это уйдет три четверти суточной энергии планеты!
— Это приказ — выполнять!
Мельком я подумал: «А неправ был Примечание, когда смеялся над прошлогодним снегом. Он не знал всех тонкостей агломерационной экономики».
Промышленность Околесицы составляют группы производств. Одни поставляют сырье, другие — полуфабрикаты, третьи — запчасти, пятые — микросхемы и так далее. Хозяйственный механизм Агломерации действует только как результат сцепления тысяч шестеренок. Мой сектор службы ЗОД занимается взаимодействием производств. Мы держим в своих руках огромное количество нитей и следим, чтобы они не перепутывались. И однако они путаются. Об этом мой доклад — результат многопробной ревизии. Можно бы и умолчать. Но это опасно для стабильности Агло. Во-вторых, если я сделаю броский доклад, то привлеку внимание к себе: волей-неволей заметят и приставят к исправлению выявленных недочетов. А это широкие горизонты, случай приносить наибольшую пользу обществу. Фашка была неправа, когда утверждала. что я подонок, фанатик, бесполезный в общей структуре общества. Нет, я гибок, я не туп и не прямолинеен, как многие намекают.
