Игорь Гор - Проект «Повелитель»
— Толстый, а если там рой? — шепотом спросил меня Федор, чтоб не слышали другие.
— Договоримся, — шепотом ответил я.
— Ага, ты матка, а я трутень, — ухмыльнулся Федя.
Меж тем женщины затарахтели, собирая котомки и неподъемные рюкзаки.
— Да бросьте вы все, — скривился Косой, — там, куда мы идем все найдется.
На его слова отреагировали по-своему. Они бросили собираться и принялись обсуждать, что именно стоит брать, а что нет. И завалили Федора расспросами. Косой отмахивался от них как мог. За окном послышались звуки приближающихся шагов и голоса.
— Не успели! Бля! — Крикнул я в отчаянии.
Хаймович без слов откинул половик и открыл тайный вход в подпол.
— Быстро вниз!
Похватав оружие, мы спустились в подвал. Последним спустился я, и прежде чем захлопнуть крышку успел уловить взметнувшийся жар костра за окном. Пламя взметнулось и пробежало по гостевой комнате. Соляра, так и шибала в нос.
* * *— И что теперь?
— Мой дом, мая крепость, — ответил Хаймович, — но если в крепости нет тайного выхода, то она в один момент превращается в мышеловку.
— Куда? — нервно перебил деда Федор.
— За мной пошли, — вздохнул дед.
Он очень переживал, что наверху сейчас горит его сокровище, его бесценная библиотека, которую он столько лет собирал и которой так гордился. Ни одной лишней и ненужной книги. С собой в подвал он успел прихватить библию, а я зачем-то сгрёб военные карты.
— … и вот теперь этот тайный выход нам весьма пригодится.
Трубы, тянувшиеся вдоль всего подвала, упирались в стену фундамента. Край плиты у труб был сколот и висел на арматуре. Ничего не стоило его отогнуть и посветив факелом увидеть, что трубы не втыкаются в стену и стеной не заканчиваются, а устремляются в неизвестность пролегая в узком и мрачном канале. Протиснуться рядом с ними бочком и буквой «Г» было вполне по силам. Только как далеко они идут? И где заканчиваются? Косой тоже видимо вспомнил нору Торка и многозначительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Дороги, которые нас выбирают.
— Так… я первый, за мной Хаймович, следом женщины, замыкающими Мишка и Шустрый. Полезли.
Идти оказалось крайне неудобно поясница начала ныть и жаловаться организму на судьбу практически сразу. Хуже всех пришлось Луизе, с ребенком на руках она постоянно тыкалась лбом в трубы, рядом колготился Федя, но толку от него не было, поскольку взять ребенка двумя руками он не мог. На выручку пришли Лена и Марта. Ребенку они не понравились, и он разорался, выдавая нешуточные рулады. Крысы дернули от его крика в разные стороны, хотя звук был с эхом, но каким-то ватным, словно придавленным подушкой. На эхо отозвало кошачье мяуканье. Кошка явно двигалась в туннеле в нашу сторону.
Сипение и пыхтение сзади, однако, глушило все звуки спереди.
— Вот так раком двигаемся, боюсь потом и не разогнемся, — сказал Мишка, — тут ещё Шустрый сзади пристроится, норовит.
— Я иногда задумываюсь над природой юмора, — забухтел Хаймович, — и прихожу к выводу, что чем тяжелее жизнь, тем больше люди находят повода для шуток. Видимо это подсознательно человек лишенный радостей в жизни, старается компенсировать их отсутствие шутками и смехом. Поскольку это единственно доступные ему положительные эмоции.
В свете факела навстречу нам вылезла кошка и подняв хвост трубой вопросительно уставилась на меня. Мол, и какого рожна, я тут забыл?
— Во! Душман, ты как здесь оказался? — опознал я кота.
— Стреляли, — ответил за него Хаймович и неопределенно хмыкнул своим мыслям.
Душмана только под ногами не хватало, подумал я, представляя, как он сейчас начнет тереться и путаться под ногами. Но он словно угадал мои мысли и пошел впереди, указывая путь. Впереди явно засвежело, звуки ночного города вплывали плавной волной в наш туннель. Под ногами захлюпала жижа из прогнивших труб, и её становилось больше.
Но вот я ткнулся факелом в насыпь. Дальше хода не было. Канал был разрушен и засыпан.
Лишь у самих труб проходила нора, сквозь которую и гулял вольный сквозняк. Передав Хаймовичу факел, я словно крот углубился и расширил выход, раскидывая щебенку и куски асфальта в стороны. Сзади пыхтел Федор и скучающе ныл Максим младший, ему хотелось спать и он совершенно не понимал, почему его не оставляют в покое.
С наслаждением разогнувшись, воткнул факел в сырую расползающуюся под ногами землю. Вдалеке разносились глухие удары. Наши двери пробовали на крепость. Ветром донесло запах гари. Я стоял на краю небольшой воронки. Бомба углубилась в землю метров на пять и вырыла нору метров на двадцать в окружности, потом конечно сдохла, и раскидала землю вокруг. Проспект Ленина был самый широкий в городе. На нем мы и очутились, пройдя под землёй добрых полкилометра. По обе стороны проспекта росли густые заросли шиповника, именно с него Хаймович и варил свой чай. Красных ягод в это время было завались. Но и другой живности тут хватало… Тут днем то надо глаз да глаз, а ночью подавно. Очень бы не хотелось нарваться на вездесущих самоходок, ни днем, ни ночью не смыкающих глаз, и вечно спешащих куда то. Впрочем, бог не выдаст, торк не съест.
Именно на проспекте Ленина и стояло заветное здание института, а сам проспект упирался в большой с размахом построенный дом в народе называемым «Шишкин дом». По легенде именно в нем сидели правители города. Какая была власть тогда, не знаю. Знамя неопределенной расцветки до сих пор грязной портянкой мотало на ветру. Правители были скучные. Был я в том доме, куча громоздкой мебели, непонятных бумаг, нерабочих аппаратов непонятного назначения, поеденных молью ковров и выцветших портретов со значительными и надменными лицами. Не хуже чем у Джокера, вспомнилось мне почему—то. Скучный дом. Жратвы там не было совсем. Там даже тараканы брезговали появляться.
Чем питались боссы и на чем они спали не понятно? Встречались, правда, в отдельных кабинетах кожаные холодные диваны и неподъемные кресла из чего я заключил, что люди были действительно не чета нынешним — богатыри. По крайней мере, жопы у них были раза в три шире моей, а что тогда думать про всё остальное? Впрочем, Хаймович говорит, что это был их основной орган… а неважно, что он говорит. Важно сейчас до института добраться, тихо, без шума и пыли. Поэтому нужно держатся середины проспекта, и приглядывать за кустами. Ощетинившись автоматами, мы двинулись вдоль проспекта.
* * *Проспект был местом, оживленным под кустами постоянно кто сновал туда-сюда.
Писк, визг и шорохи действовали на нервы. Но все же лучше, лучше чем красться вдоль домов, постоянно ожидая прыжка сверху и сзади. Моя система навигации сходила сума от обилия живности, красными точками скачущей то справа то слева. В голове стоял гул.
И она отключилась. Я облегченно вздохнул, поскольку от обилия информации шатало меня уже изрядно. Душман тоже вносил свою долю сумятицы, он то пропадал в кустах, интересуясь живностью, то возникал на пути и трусил перед нами. Вдруг он выгнул спину дугой и зашипел. Страшно и громко. Из кустов вывалился торк. Ох, как не к стати!
Ушли мы на пару километров, выстрелов и погони нам ещё не хватало! Я инстинктивно отпрыгнул назад щелкая затвором и тут началось. Кажется из под земли возник Призрак ночи и в полной тишине начал кромсать торка своими когтями. Я только успел крикнуть своим: — Не стрелять!
Вжик! Вжик! И прямо передо мной конечности торка отвалились от туловища. И он остался лежать глупой хитиновой болванкой. Словно сговорившись, из темноты, выскочили ещё двое, ожесточенно щелкая клешнями. Мы бросились в рассыпную. Призрак молниеносно расправился и с ними. И так же внезапно пропал, только Душман сидел перед тушками и облизывал лапу. Матерь Божья! Дружище! Так это ты? Я подхватил кота на руки и готов был затискать насмерть. Спутники мои ничего не поняли.
— Толстый? А что это было?
— Нашел время кота жамкать…
— Это он, наш спаситель, — ответил я, с сожалением отпуская кота на землю, — Призрак ночи, это и есть наш Душман. Он из кота вышел и торков покромсал.
— Чудны, дела твои Господи, — с сомнением сказал Хаймович.
— Идем, чего стали, — поморщился Федор.
— Надо же какая хрень? — Шустрый поднял, истекающую соком лапу торка, и посмотрел на срез, — как ножом оттяпал?
— Возьми себе на память, свистульку сделаешь, — похлопал его по плечу Мишка.
Шустрый повел плечом сбрасывая руку.
— Себе на клизму возьми!
— Идем! — гаркнул я, — Максим младший спать хочет!
И почувствовал, как меня словно теплой ладошкой по голове погладило. Луиза.
Я не обернулся, и так понял, что это она спасибо сказала. К щукам прилила кровь. Хорошо, что ночь и никто не увидит моё красное лицо. Господи, подумал я, какое же это все-таки счастье, когда есть женщина, которая тебя любит. Нехороший червячок зависти шевельнулся в сердце. Повезло Косому.
