Калеб Карр - Убийцы прошлого
— Но для чего это понадобилось, Малкольм? — спросил Иона, как и все мы глубоко озабоченный увиденным.
— Русская власть деградировала от обычной нестабильности к опасной, даже абсурдной, — заявил Малкольм, крепко сжав рычаги кресла. — Захватив власть, правое крыло использовало в четырех мятежных регионах ту же тактику, что сравняла с землей Чечню. Ядерное оружие и технологии разрушительной силы продаются любому, у кого достаточно валюты. На полях и фабриках используется фактически рабский труд, а токсичные и ядерные отходы сбрасываются в неглубокие хранилища в Сибири, отчего растет сепаратистское движение в этом регионе. Каждая новая проблема наращивает ошибочность решений центрального правительства, и сегодня все выглядит так, словно Россия становится той самой "черной дырой" современного мира, крах которой утянет за собой всю цивилизацию. Но эта самая цивилизация ничего не предпринимает! Зарубежные инвестиции в Россию взлетели до абсурдно высокого уровня, но никто до сих пор не отважился высказать правду вслух: информационные и телекоммуникационные компании на российском рынке раздуты больше всех. Аргумент, будто займы и инвестиции принесут реформы, был и остается одной из выдумок, извлеченных из аналогий с китайской моделью. Вложение денег в такой ситуации подобно попытке залить огонь бензином. — Он перевел дух и откинулся назад, его гнев начинал потихоньку угасать. — Другими словами, я полагал, что может быть востребовано некое общедоступное переопределение места России в мире и в историческом процессе.
— Для ваших целей было бы трудно подобрать более… провокационную тему, Малкольм, — произнес Тарбелл, и в его голосе не было ни капли удивления или иронии.
Малкольм мрачно кивнул.
— Или худшего кандидата на выполнение этого задания, как выяснилось позднее. Я нанял Джона Прайса, поскольку ни у кого из нас не было такого опыта в сфере обработки изображений, как у него. Но я всегда сомневался в нем. Не только оттого, что он был "свободным художником", хотя и это меня очень беспокоило. Но нанимать людей из тех мест, где предательством приправляют все блюда дружеского застолья… Это был мир моей матери, и уже поэтому следовало держаться от него подальше. Но я думал, что мы сможем контролировать Прайса.
— Я полагала, что мы его контролировали, — сказала Лариса. Ее тон ясно давал понять, что она ни на секунду не сожалеет о том, что стала палачом Прайса.
— Иногда, Лариса, — сказал Малкольм, — смерть человека не кладет конец исходящей от него угрозе.
— Что же это была за угроза? — спросил я, обводя глазами стол.
— Я изучил переговоры, перехваченные Леоном, — ответил полковник Слейтон. — И если сопоставить их с теми, что слышал я сам, то ситуация паршивая. Хуже того, она расширяется подобно лесному пожару. Израильтяне явно озабочены каким-то необычным откликом террористов на эти новые разоблачения насчет холокоста, причем отклик этот судя по всему, пойдет от одного из их собственных агентов. Вероятно, от того, кто обнаружил фотографии.
— Фанатик? — спросил Эли. Малкольм кивнул с таким выражением, что стало ясно: он винит сам себя.
— Вот почему я вначале заморозил этот проект и лишь затем рассказал о нем вам. Я понял, что есть исторические события, которыми нельзя даже пытаться играть, такое неистовство эмоций они вызывают. Сейчас мы говорим о том, что, вероятно, стало самым черным моментом человеческой истории. Даже пытки и зверства Средневековья не могут сравниться с этим… систематическим безумием. — Малкольм потряс головой. — Этот человек, возможно, потерял семью в холокосте. Или, может, лишился душевного равновесия, просто размышляя над этим.
При этой мысли меня обуял ужас: это было не просто похоже на правду. Более того: мне доводилось иметь дело с похожими личностями, и я знал, на что они были способны.
— Каким бы ни было объяснение, — продолжал Малкольм, — сейчас этот человек пополнил ряды тех, кого мир должен страшиться более всего и тех, кто в первую голову отвечает за холокост: фанатиков.
— В отличие от большинства разведслужб, — сказал полковник Слейтон, — Моссад просто кишит ими. Но они очень старательно замалчивали имя этого человека в переговорах, где не гарантировано отсутствие прослушивания. Наверняка касательно этого есть внутренняя инструкция.
— Это понятно, — рассудил Фуше. — Отношения Израиля и Америки весьма напряжены с тех самых пор, как Израиль выступил в турецкой гражданской войне на стороне курдов. Возможно, что у них не было выбора, ведь они зависят от воды, текущей с курдских территорий, но это ничего не меняет в том, что Турция остается союзником Америки.
— Я проверил переговоры ЦРУ, — сказал Тарбелл. — Никто, думаю, не удивится, если я скажу, что они знают еще меньше нас. Они в курсе того, что у Израиля проблемы с одним из их собственных людей, но никто не понимает, в связи с чем. А когда ЦРУ блуждает в потемках, что ж… беда идет своей дорогой.
— Но это не наша дорога, — твердо сказала Лариса. — А вот об этом израильтянине и вправду стоит поволноваться. Кто он такой? А для начала — как он сумел добыть эти снимки?
— И что он собирается с ними делать? — добавил Малкольм. — Мы должны ответить на эти вопросы. Не израильтяне, не американцы, не кто-то еще. Я хочу, чтобы именно мы нашли этого человека, надежно спрятали копии его фотографий и прикончили его.
Жесткий финал этой реплики застал меня врасплох.
— Но… когда снимки будут у нас, мы можем сдать его их же людям, — сказал я.
— Нет, — возразил Малкольм с той же холодной решимостью в голосе. — Вернувшись в Израиль, он начнет болтать и распускать слухи, а это еще хуже, чем сами снимки. Ну а если он исчезнет, — или еще лучше, если до того, как он исчезнет, мы заставим его сообщить своему начальству, что снимки поддельные, — тогда все быстро забудется.
Я взглянул на окружающие меня лица. Я понимал, что в словах Малкольма есть резон, и все же надеялся, что кто-нибудь возразит ему.
Желающих, однако, не нашлось.
— Где мы начнем? — официально вопросил Фуше.
— К несчастью, — сказал Малкольм, — если бы в нью-йоркской резиденции Прайса оставалась какая-нибудь информация, то, думаю, его жена предоставила бы ее Гидеону. Значит, остается… — На его лице появилось глубокое отвращение.
— Лос-Анджелес, — кивнул Иона.
Слейтон побарабанил пальцами по столу.
— Это будет непросто — в городе беспорядки, как и во всей южной Калифорнии.
— Снова вода, — согласился Эли.
— Да, — сказал Малкольм, — но у нас нет выбора. Установите курс так, чтобы приблизиться к Лос-Анджелесу со стороны моря, полковник, — мне бы не хотелось, чтобы нам помешал кто-нибудь вроде Национальной гвардии или ополчения. Люди, которые так долго живут при нехватке воды, могут оказаться похуже любых фанатиков-националистов.
— Понял, — ответил Слейтон, вставая.
— Давайте надеяться, что это будет просто, — произнес Малкольм, пока остальные поднимались вслед за Слейтоном. Я выходил из комнаты последним и был уже у двери, когда услышал его негромкое бормотание: "Как бы то ни было, давайте еще раз понадеемся на невозможное…"
Глава 28
События, что привели к "водной войне", в последние пять лет охватившей весь юго-запад Америки, сегодня изучены так хорошо, что вряд ли найдется человек, не знакомый с их подробностями. Правда, это предположение находится в противоречии с тем, что чрезмерное развитие пригородов, изначально принесшее хаос и насилие в самый солнечный уголок Соединенных Штатов, продолжается и в других таких же теплых и засушливых частях мира. И, возможно, в этом случае, как и во многих других, было бы неверно принимать историческую осведомленность за нечто иное, нежели интеллектуальную суету. Как бы там ни было, эти страницы пишутся вовсе не за тем, чтобы описать зачин этих жестоких стычек. Я лишь хочу рассказать, что вышло из наших попыток отыскать в пересохшем Лос-Анджелесе связь между Джоном Прайсом и неизвестным агентом Моссада, который сначала наложил руку на снимки Сталина, а затем бежал от собственного народа.
Следуя указаниям Малкольма, мы остерегались неба южной Калифорнии, не оттого, что там нас ждала опасность, но лишь в силу полной непредсказуемости ситуации. Повсюду подразделения Национальной гвардии (а в некоторых случаях и федеральные войска) тщетно пытались навести порядок среди сражений между бандами и отрядами ополченцев, каждый из которых был свято уверен, что именно их городок или округ имеет самое законное право претендовать на когда-то общую воду. Сражения эти велись то палками и ножами, то с помощью танков и переносных ракетных комплексов, захваченных в стычках с федеральными или местными войсками. И хоть было крайне сомнительно, что наш корабль поразит один из этих снарядов (особенно сейчас, когда мы могли путешествовать под прикрытием голографического щита), лучше было последовать голосу разума и приблизиться с моря. Поэтому мы на полчаса или около того взмыли в стратосферу и дождались темноты, прежде чем спуститься до крейсерской высоты полета над Тихим океаном неподалеку от острова Каталина.
