Джордж Мартин - Дикие карты
На своих «сандерболтах» они летали над Германией и над Балканами и участвовали в самых сложных операциях. Истребители произвели свыше пятнадцати тысяч вылетов, и ни один — ни один! — сопровождаемый ими бомбардировщик не был сбит самолетами люфтваффе. Когда об этом стало известно, бомбовые подразделения начали просить, чтобы их самолеты сопровождали именно парни из 332-й группы.
Одним из лучших летчиков был Эрл Сэндерсон, который закончил войну с пятьюдесятью тремя «неподтвержденными» сбитыми самолетами противника. Неподтвержденным их число было потому, что учет не велся — из опасения, что у черных пилотов результаты могут оказаться лучше, чем у белых. А результат Эрла ставил его выше всех остальных американских пилотов, за исключением Джетбоя, который был еще одним сплошным исключением из множества правил.
В тот день, когда Джетбой погиб, Сэндерсон вернулся домой с работы, подхватив, по его мнению, сильный грипп. На следующее утро он проснулся черным тузом, приобретя способность летать, по-видимому, одним усилием воли и развивать скорость до пятисот миль в час. Тахион назвал это умение «проекционным телекинезом».
Эрл тоже оказался крепким орешком, хотя и не таким, как я: пули тоже отскакивали от него. Но артиллерийские снаряды могли его ранить; и я знал, что его страшит возможность столкнуться в воздухе с самолетом. Кроме того, он мог создать перед собой стену силы, нечто вроде распространяющейся ударной волны, которая сметала все на своем пути.
Прежде чем дать знать о себе миру, Эрл пару недель испытывал свои таланты, летая над городом. Когда он наконец показался на глаза людям, мистер Холмс был одним из первых, кто ему позвонил.
* * *Я познакомился с Эрлом на следующий день после того, как мы с мистером Холмсом подписали контракт. К тому времени я уже переехал в одну из гостевых комнат в его квартире и получил запасной ключ.
Я узнал его сразу.
— Эрл Сэндерсон! — воскликнул я еще прежде, чем мистер Холмс успел представить нас друг другу, и пожал ему руку. — Очень много о вас читал, когда вы еще играли за «Рутгерс».
Эрл воспринял мои слова совершенно спокойно.
— У вас прекрасная память, — только и сказал он.
Мы расселись, и мистер Холмс официально объявил нам, чего он хочет от нас и от остальных, которых рассчитывал набрать позже. Эрлу не очень понравился термин «туз», означавший лицо, наделенное полезными способностями, — в противовес «джокеру», как называли тех, кого вирус обезобразил. Он боялся, что подобные термины приведут к возникновению среди тех, кто заразился дикой картой, классовой системы, и не хотел, чтобы мы очутились на верхушке новой социальной пирамиды. Мистер Холмс дал нашей команде официальное название — «Экзоты за демократию», или ЭЗД. Нам предстояло стать зримым олицетворением американских послевоенных идеалов, придать вес американской попытке перестроить Европу и Азию, продолжить борьбу против фашизма и нетерпимости. Короче говоря, Соединенные Штаты собирались создать Золотой век. А нам предстояло стать его символом.
Это было очень заманчиво, и я хотел в этом участвовать. Сэндерсону решение далось несколько труднее. Холмс имел с ним предварительный разговор, в котором попросил его о том же, о чем Бранч Рики впоследствии просил Джеки Робинсона[19]: Эрл не должен был участвовать во внутренней политике, а также обязывался публично заявить, что порвал со Сталиным и марксизмом и намерен вести тихую и мирную жизнь. Его попросили держать себя в руках, терпеливо сносить неизбежное злопыхательство, расизм и высокомерие и никак на них не отвечать.
Потом Эрл рассказывал мне, чего это ему стоило. Тогда он уже отдавал себе отчет в своих силах и знал, что может изменить положение дел одним своим присутствием там, где происходило что-то важное. Полицейские на Юге побоялись бы разгонять митинги за расовую интеграцию, если бы на них присутствовал тот, кто в одиночку мог справиться со всей их компанией. Штрейкбрехеры разлетались бы перед его волной силы. Реши он войти в какой-нибудь ресторан, куда черных обычно не пускали, вся морская пехота не смогла бы выкинуть его оттуда — по крайней мере, не разнеся все здание по кирпичику.
Но мистер Холмс объяснил, что если Сэндерсон станет использовать свою силу таким образом, то расплачиваться за это придется не ему, на дубовых ветках по всей стране закачаются сотни невинных чернокожих.
Эрл дал мистеру Холмсу те гарантии, на которых тот настаивал. На следующий же день мы вдвоем начали вершить историю.
* * *ЭЗД никогда не были частью правительства Соединенных Штатов. Мистер Холмс совещался с Государственным департаментом, но платил нам с Эрлом из своего кармана, а я жил в его квартире.
Первым делом предстояло разобраться с Пероном. Он не так давно победил на президентских выборах в Аргентине, результаты которых были известны заранее, и медленно, но верно превращал себя в южноамериканский вариант Муссолини, а страну — в прибежище для фашистов и военных преступников. «Экзоты за демократию» вылетели на юг, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь с этим сделать.
Оглядываясь назад, я недоумеваю: что нами двигало? Мы намеревались свергнуть конституционное правительство чужой огромной страны и не испытывали по этому поводу никаких сомнений... Даже Эрл согласился не раздумывая. Наверное, все дело в том, что только что закончилась многолетняя борьба с фашистами в Европе и для нас не было никакой принципиальной разницы, куда отправиться их добивать.
К тому времени нас уже стало трое: Дэвида Герштейна на самолет привел его язык. Еще недавно он был платным игроком в шахматы из Бруклина, одним из тех говорливых кучерявых молодых людей, которых можно видеть по всему Нью-Йорку: они продают страховки от Потопа, подержанные покрышки или сшитые на заказ костюмы из какого-нибудь нового чудо-волокна, которое ничем не уступает кашемиру, — и вот он уже член ЭЗД и вообще большая шишка. К нему невозможно было не проникнуться симпатией, и с ним невозможно было не соглашаться. Кожа Дэвида выделяла феромоны, от которых вас охватывала любовь к нему и к целому миру и создавалась атмосфера всеобщего дружелюбия и внушаемости. Он мог уговорить албанского сталиниста встать на голову и петь «Наш звездно-полосатый флаг» — по крайней мере, до тех пор, пока он с его феромонами оставался в непосредственной близости. Потом, когда албанский сталинист приходил в чувство, он немедленно раскаивался и пускал себе пулю в лоб.
Мы договорились держать способности Дэвида в секрете. Распустили слухи о том, что он — пронырливый супермен, вроде Тени[20], и что он служит в нашей разведке. На самом же деле он сопровождал нас на встречи с разными людьми и заставлял их соглашаться с нами. Это неизменно ему удавалось.
Перон еще не подмял под себя всю власть — он находился на своей должности всего четыре месяца. На то, чтобы устроить переворот, у нас ушло две недели. Герштейн с мистером Холмсом встречались с армейскими офицерами, и очень скоро те клялись, что поднесут им голову Перона на тарелочке, а если впоследствии они и передумывали, честь не позволяла им отказаться от своих обещаний.
В утро переворота я определил некоторые границы своих возможностей. В армии я почитывал комиксы, и в них, когда плохие парни пытались скрыться на своих машинах, Супермен прыгал перед машиной и она отскакивала от него. В Аргентине я попытался повторить такой трюк. Одному майору-перонисту нужно было любой ценой не дать добраться до командного пункта, я прыгнул перед его «мерседесом», и меня отбросило на две сотни футов, прямо в статую Хуана П. собственной персоной. Загвоздка оказалась в том, что машина была тяжелее меня. Когда два предмета сталкиваются, в сторону отлетает тот объект, чей импульс меньше, а импульс впрямую зависит от веса. Насколько силен более легкий объект, значения при этом не имеет.
Это кое-чему меня научило. Я столкнул статую Перона с пьедестала и швырнул ею в машину. Больше ничего не потребовалось.
В жизни туза есть и еще кое-какие моменты, о которых ничего не пишут в комиксах. Помнится, тузы из комиксов хватали дула танковых орудий и связывали их в узел. На самом деле это осуществимо, но без рычага тут не обойтись. Нужно упереться ногами во что-нибудь твердое, чтобы иметь опору. Мне было куда проще нырнуть под танк и снять его с гусениц. После этого я перебегал на другую сторону, обхватывал дуло руками, подставлял плечо и дергал дуло вниз. Плечо при этом служило точкой опоры, и я без труда обвивал орудийное дуло вокруг себя. Так я поступал, когда у меня не было времени. Если же оно у меня было, я пробивал себе проход в днище танка и разрывал его изнутри.
Но я отвлекся. Вернемся к нашему Перону.
Была пара важных дел, которые необходимо было сделать. До некоторых махровых перонистов нам добраться не удалось, а один из них был командиром бронетанкового батальона, расквартированного в укрепленном лагере в предместье Буэнос-Айреса. Я поднял один из танков и бросил его набок перед воротами, а потом просто налег на него плечом и держал, пока другие танки сминали друг друга в попытках сдвинуть его с места. Эрл тем временем обезвредил авиацию Перона. Он просто подлетал сзади к самолетам на взлетно-посадочной полосе и отрывал от них стабилизаторы.
