Владимир Григорьев - Звёздная гавань
— На сегодняшний день, видимо, конец, — резюмировал Таланов.
* * *— Понятно почти все, — сказал Казимир. — Первая табличка: «Кто вы? Откуда вы? Друзья или враги? Хотим говорить с вами. Не можем выйти. Боимся…» Вот тут непонятно, чего они боятся. Слово это должно звучать примерно так: «глег». Боятся они глегов — во множественном числе.
— Наверное, их правители. Или полиция.
— Я нигде ничего не читал про глегов. Правительственная стража у них называется иначе — минени. Правительство называется по-разному, но тоже не так.
— У них, ты говорил, было что-то вроде парламента? — спросил Таланов.
— Да, и что-то вроде президента. Только, по-видимому, с диктаторскими правами. Теперь вторая табличка. Там написано: «Мы сказали: боимся глегов. Глеги неумолимы. Не можем выйти. Спасите нас».
— Вот и пойми что-нибудь! — вздохнул Таланов. — Кого — нас? Кто эти глеги и как до них добраться? Ну, утро вечера мудренее. Пойду проведаю больных.
Он вошел в первую кабину медицинского отсека. Там никого не было. Он постучал в дверь изолятора — никто не ответил. Таланов вошел в изолятор. Виктор и Герберт стояли спиной к нему, у койки Карела.
— Я спал… — тусклым, безжизненным голосом говорил Герберт. Или, может быть, не спал… а думал, что сплю.
— А зачем ты взял с собой сюда лучевой пистолет?
— Я шел дежурить… я не знал, что заболею… а потом забыл…
— Что случилось? — еле выговорил Таланов.
Виктор медленно обернулся к нему. Лицо у него было такое же бледное и осунувшееся, как у Герберта.
— Карел… он покончил самоубийством.
Таланов шагнул к койке. Карел лежал, запрокинув голову, лицо его было сведено судорогой страдания. Под распахнутой рубашкой пылало на груди пятно лучевого ожога.
«Зелено-серая рубашка… любимая его рубашка, вроде талисмана, подумал Таланов. — Где он только не побывал в этой рубашке… Двенадцать лет в космосе… Пятый полет к неизвестным планетам… И такая нелепая смерть. От страха… от страха перед самим собой». Таланов стоял, склонив голову, и чувствовал даже не горе, а холод и невыносимую усталость. Такую усталость, когда все-все равно. И опять он подумал, что это начало болезни, и напряг волю, чтобы стряхнуть с себя оцепенение.
Виктор не то вздохнул, не то простонал. Таланов с трудом повернул к нему голову. Виктор был очень бледен, почти так же бледен, как Карел, даже губы у него побелели.
— Ты здоров? — с тревогой спросил Таланов.
— Здоров пока, — не сразу ответил Виктор. — Надо перенести Карела куда-нибудь.
— Я сейчас позову Владислава.
— Мы и вдвоем справимся. Не надо никого звать. Вы… вы все равно уже вошли в изолятор. Только наденьте халат, перчатки и марлевую маску.
— А Герберт?
Герберт Юнг устало покачал головой.
— Я-то не покончу самоубийством. У меня жена и дети. Мне надо выздороветь. А Карел…
— Да, конечно, — торопливо ответил Таланов. — Но все же, может, лучше тебе не оставаться одному?
— Нет, ничего… — тихо сказал Герберт. — Дай мне снотворное, Виктор, вот и все… — У него был такой вид, будто он старается что-то припомнить. — Дай снотворное…
Герберт проглотил снотворное и лег, повернувшись лицом к стене. Виктор и Таланов унесли Карела в его пустую кабину, положили на койку.
— Придется сделать вскрытие, — сказал Виктор, когда они шли обратно. — Я делал анализ крови и его и Герберта, ничего не обнаружил. А по многим признакам эта болезнь сходна с нашими нейровирусными заболеваниями — с энцефалитом, например. Может быть, вирусы распространяются по ходу нервных волокон, а не через кровь — как при бешенстве. Значит, нужно исследовать мозг… Нужно исследовать… обязательно…
Он говорил деревянным, безжизненным голосом. Таланов остановился, положил ему руки на плечи.
— Виктор, ты болен? Скажи правду!
— Я здоров, — отводя глаза, возразил Виктор. — Это из-за Карела… и вообще…
— Понятно, — недоверчиво сказал Таланов, — отдохни. Казимир подежурит вместо тебя.
— Мне не надо отдыхать. Некогда, — таким же мертвым голосом проговорил Виктор. — Пускай Казимир мне ассистирует. А Владислав пока попробует наладить аппарат для электросна.
Он прошел еще несколько шагов и остановился. Таланов смотрел на него с тревогой. Виктор с усилием проговорил:
— Устал я очень… И потом — если б я послушался совета Юнга насчет анабиоза, Карел остался бы в живых.
— Ну, неизвестно! — решительно возразил Таланов и вдруг запнулся.
Все вокруг окуталось струящимся радужным туманом, очертания предметов потеряли четкость, стали размытыми, начали двоиться. Лицо Виктора тоже расплылось и стало белым туманным пятном. «Вот оно, начинается», — подумал Таланов, стискивая зубы. Он не то что видел скорее улавливал, что Виктор внимательно смотрит на него.
— Вы сами больны, Михаил Павлович! — как сквозь сон услышал он.
Виктор подхватил его под руку. «Что же будет?» — с вялым испугом подумал Таланов. Шагая сквозь радужный туман, он как-то незаметно очутился в изоляторе и увидел, что Виктор снимает постель с койки Карела. Потом он понял, что лежит на койке. Все окружающее постепенно стало более четким и устойчивым, но словно выцвело и потеряло реальность. Потом проступили нормальные цвета, белый свет потолочной лампы снова показался не мертвым, а привычным, почти родным. Таланов глубоко с облегчением вздохнул и сел на койке.
— А… Уже подействовало! — сказал Виктор, обернувшись от стенного шкафа-аптеки.
Тогда Таланов не то понял, не то вспомнил, что Виктор дал ему таблетку энергина, и мир перед ним снова потускнел — от страха. Он болен, он, начальник экспедиции! Виктор, вероятно, тоже. Ну, хорошо, Владислав — опытный штурман, он довел бы ракету до Земли. Но ведь он тоже заболеет. Тогда… тогда все они погибли. Кто знает, к чему ведет эта болезнь. К сумасшествию? К самоубийству?
— Придется дать и вам снотворное, — сказал Виктор. — Я все подготовил для вскрытия, сейчас пойду за Казимиром. Как вы себя чувствуете?
— Как все, — неохотно ответил Таланов. — Ты ведь уже знаешь, как это бывает.
Виктор молча смотрел на него. Таланов вдруг от всей души пожалел этого мальчика. Худощавый, юношески легкий, с ясным, светлым лицом, Виктор выглядел гораздо моложе своих двадцати шести лет. Хороший паренек. Так рвался в свой первый дальний полет. Неужели этот первый полет окажется для него последним? Что ж, и так бывало. По-всякому бывало в космосе.
— Давай снотворное, — сказал Таланов.
Таланов проглотил таблетку, лег, закрыл глаза и начал думать о Земле. Перед тем как уснуть, он увидел серо-желтые дюны, серебристо-зеленое море и светлое небо, услышал мерный плеск и шипение тихих волн, набегающих на плоский песчаный берег. Он уснул, счастливо улыбаясь, будто вдохнув запах моря, хвои и песка, прогретого ласковым и влажным летним солнцем Балтики.
— Маска мне мешает, — сказал Казимир. — И на что она? И комбинезон этот? Мы все успели уже заразиться. Если не заболеем значит у нас врожденный иммунитет. И все.
— Не говори глупостей. Тебе и Владиславу, может быть, досталась незначительная доза инфекции, вот вы и здоровы. А если добавить… Герберт жил в одной кабине с Карелом.
— А Таланов?
— Не все одинаково восприимчивы. Потом — когда я в первый раз исследовал Карела, Таланов сидел рядом. А это, может быть, капельная инфекция, мы же не знаем. Словом, не капризничай, Казимир. Дай мне флакон с генцианвиолетом — вон, третий слева. Хорошо. Теперь подготовь препарат из пробирки.№ 6. Осторожней, Казимир! Все — над сосудом с лизолом, помни!
— Этак с ума сойти можно, — пробурчал Казимир из-под маски.
— Не ворчи, — тихо сказал Виктор.
Казимир с тревогой посмотрел на него.
— Ты совсем болен. Ложись и объясняй мне, как и что. Я сам справлюсь.
Виктор провел рукавом халата по лбу, стирая крупные капли пота.
— Пожалуй, ты прав. Я лягу, — сказал он, отступил от стола и зашатался.
Все вдруг окуталось гудящей тьмой и полетело в пропасть. Он очнулся от холода: Казимир брызгал на него водой. «Он без маски», — с глухой тревогой подумал Виктор, но не смог шевельнуть губами.
— Что тебе дать, скажи? — спрашивал Казимир, наклоняясь над ним.
— На второй полке сверху… ампулы, — Виктор с трудом отвернул лицо от Казимира, говорил в сторону. — Нет, ты не сможешь сделать укол… Дай мне энергин… на третьей полке, белая банка…
— Почему энергин? — спросил Казимир, и его синие глаза расширились и потемнели. — Ты ведь не…
— Не беспокойся, энергин — тонизирующее средство, ничего больше, — Виктор попытался ободряюще улыбнуться, но сам почувствовал, что улыбка получилась жалкая. — И надень сейчас же маску, не валяй дурака.
Энергин подействовал быстро. Виктор встал, хоть и с трудом, подготовил шприц и ампулу. Казимир, болезненно морщась, сделал ему укол.
