Александр Казанцев - Внуки Марса
— Сойти всем! — скомандовал Добров. В огненном потоке, весь в дыму, столбом стоял робот. На нем видны были два вцепившихся друг в друга человека.
— Друзья! Аллан! Гарри! Как вы там? Живы? Справились с машиной? — крикнул Илья Юрьевич.
Сквозь треск разрядов прозвучал голос Керна:
— Хэлло, командор! Рад встретиться. Лава дошла до пояса Железного Джона и вывела из строя управление… Очень жаль машину…
— Пожалейте о чем-нибудь другом, Аллан. Держитесь крепко. Иду к вам на помощь.
— Не будьте безумцем, командор! Ни одна машина, кроме робота, не пройдет по огню.
— А воздушная подушка на что? — сказал Добров. — Вездеход не пойдет по лаве, он пройдет над нею!
И вездеход с Добровым за рулем скользнул на огненный поток. Могучие насосы направили вниз струи воздуха, и воздушная подушка отделила корпус вездехода от магмы, надежно охлаждая его.
Вездеход легко несся над лавой, словно это была вода… Добров поравнялся с дымящимся роботом и снял с него Керна, а потом Вуда.
Круто развернувшись, Добров повел вездеход по огненному потоку от робота.
Робот одиноко стоял среди огня, и его застывшие в борьбе руки были протянуты к покидавшим его людям.
— О Томас! Томас! — крикнул Керн. — Какая это была машина! Я чувствую себя негодяем, что покидаю ее…
Робот стоял по грудь в кипящей лаве. Красноватые отблески играли в его глазах, и они впервые казались живыми, смотрели вслед людям с укором.
Он стал оседать совсем как живой, чуть накренился и повалился в сторону людей.
Расплавленная магма поглотила его.
Аллан Керн плакал…
Гора тряслась. Из ее жерла вырывались фонтаны огня и раскаленных камней. Расплавленная магма наполнила кратер и ослепительными потоками переливалась через его края.
Глава четвертая. ОТБИТАЯ КОРКА
Багровые тучи светились.
Зловещая заря вставала над лесом.
Зарево первозданного пожара поднималось вместе с тучами пепла позади исследователей, грозя настигнуть их.
Вездеход был рассчитан лишь на двух человек. Без снятых приборов и пушки он мог взять четверых, но пятый должен был бежать рядом с машиной, «держась за стремя», иначе вездеход не приподнимался на воздушной подушке.
Только «ведущий» и «бегущий» получили право на кислород для дыхания, запасы которого ради облегчения были оставлены у огненного потока.
Добров в скафандре и шлеме, ссутулясь, сидел за рулем. Алеша в облегченном до предела скафандре, без шлема и баллонов, шел рядом с вездеходом.
Гарри Вуд не смог усидеть в вездеходе. Он выпрыгнул из машины, пошел вместе с Алешей. Но сразу же стал отставать. Пришлось ухватиться за Алешину руку.
Молодые люди весело рассмеялись.
Керн посмотрел на них и сказал Богатыреву:
— Командор, у меня ощущение, что корка, которая кое-кого из нас покрывала, растрескалась над огненным потоком, а потом отвалилась.
— Надеюсь, вы не жалеете, Аллан?
— Я думаю о ней, командор. Понадобилось попасть на другую планету, чтобы понять, как налипшая корка законопачивает глаза и уши, давит на мозг. Вы не можете себе представить, насколько приятнее верить в людей, чем их презирать!
— Мне трудно это представить, Аллан, — сказал Богатырев улыбаясь.
— Знаю. Вы всегда верили в людей. Под коркой мне казалось это нелепым.
— А вы не думали, Аллан, почему она образовалась?
— Это грязная корка, командор, — грустно усмехнулся Керн. — Я догадываюсь, что она образуется у людей, если они не моют душу. А наши газеты, радио и предвыборные ораторы заботятся, чтобы отмыть ее было не просто.
— Когда русские и американцы сражались против коричневой чумы, никакой корки у них, кажется, не было.
— Не было, командор, потому что она не терпит огня. Должно быть, крепко надо разогреть и прокалить всех людей, чтобы с них облупилась корка враждебности и недоверия.
Алеша и Вуд, по-прежнему держась за руки, немного отстали.
Вездеход прокладывал путь через лианы, срезая их циркульными пилами.
— А я считал, что в нашей экспедиции было два робота, — сказал Вуд.
Алеша сощурился:
— Два?
— Один робот погиб… другой, кажется, стал человеком.
— Они еще подружатся! — засмеялся Алеша, показав глазами на вездеход.
Вуд кивнул головой.
— А как он кипел, узнав, что командором все-таки будет русский!… Что же касается меня, Алек, то устройство мое явно уступает кибернетическому. Я всегда готов был дружить с вами, а в Космосе понял, что бесконечность сближает.
— А что такое Земля, Гарри? Огромный космический корабль! Он летит в Космосе, вертясь вокруг оси, обегая вокруг Солнца, вместе с Солнцем крутясь в колесе Галактики, которая с огромной скоростью удаляется от других галактик.
Вуд усмехнулся:
— Боюсь, что пассажиры космолета «Земля», чтобы сблизиться, должны были ощутить Космос… Скажем, узнать о нашествии враждебных пришельцев из Космоса. Только тогда человечество объединилось бы в защите.
— Верно, Гарри! Защита объединяет. Но для этого не нужно ждать космической агрессии. Защищаться людям надо от самих себя, от ядерного оружия, которое грозит их существованию и которое не может, не должно и не будет существовать!
— А разве оно не понадобится для отражения космического вторжения?
— Никогда! — возразил Алеша. — Это выдумано теми, кто, избегая разоружения, хочет любой ценой сохранить ядерное оружие для своих низких целей! Овладение Космосом связано с таким развитием сознания разумных существ, которое само по себе исключает агрессию. Высшие достижения науки неотделимы от высшей гуманности. Разве у нас с вами поднялась бы рука на жителей Венеры?
— На разумных обитателей планеты? — удивился Вуд.
— Да… которые строили город… Ведь мы видели руины на дне пролива… Слышали голос, произносивший «Эоэлла»…
— Вы мечтатель, Алек… Вы в самом деле думаете, что видели город, опустившийся на морское дно?
Вместо ответа Алеша крепко сжал руку Гарри.
Вездеход выехал из леса.
Морской берег изменился неузнаваемо. Полоска песка, на которой отдыхали путники, исчезла. Не было и огненных цветов…
Лес ступеньками спускался не к морю, а прямо в море…
Морские волны накатывались на красноватые кроны затопленных деревьев, колебля отяжелевшую листву, потом набегали на темные, мокрые полузатопленные стволы и разбивались об узловатые корни тех деревьев, которые еще не оказались в воде. Гигантские папоротники раскачивались; казалось, что они живут, движутся и на глазах у ошеломленных путников «вразвалку» заходят в воду.
Море наступало на первобытный лес. Происходило дальнейшее опускание суши.
Грозный гул, поднимаясь из недр, заглушал морской прибой.
Путники переглянулись.
Гул нарастал. Казалось, что он сотрясает скалы.
Алеша и Вуд ощутили, что почва в самом деле колеблется у них под ногами. Они крикнули Доброву.
Тот остановил машину.
И вдруг страшный удар подобно взрыву потряс все вокруг.
Между вездеходом и затопленным лесом разверзлась трещина. Один из папоротников стал крениться, завалился назад и исчез в образовавшейся пропасти.
Из ее глубины вырвались клубы фиолетового дыма, потом облако белого пара.
— Всем надеть шлемы! — скомандовал Богатырев.
Вездеход повернул вдоль трещины, набирая скорость.
Алеша и Гарри бежали, держась за борта машины.
Новый удар, казалось, расколол планету. Люди невольно нагнули головы.
Добров рывком выключил насосы. Вездеход упал на корни.
Машину тряхнуло. Пассажиры повалились друг на друга.
Алеша и Гарри остановились, пораженные.
Край трещины прошел у самого носа вездехода.
Новая трещина смыкалась с прежней, отгораживая людей от пролива.
Богатырев выпрыгнул из вездехода.
Добров стал осматривать машину.
В трещину страшно было заглянуть. Из глубины расколовшихся скал несся гул.
Зарево над вулканом ширилось. Небо пылало. Вдоль моря летели рваные, словно охваченные огнем тучи.
В самой узкой части трещина была метров двадцать шириной.
Противоположный ее край был заметно ниже.
— Перепрыгнем? — спросил Илья Юрьевич, выжидательно смотря на Доброва.
— Только туда, — указал тот рукой на низкий край трещины.
— Веревки такой длины нет?
— Облегчая вездеход, оставили все. Подошел Алеша.
— Я вскочу на ходу… У самого края, — сказал он.
— Это неосуществимо, командор! — воскликнул Керн. — Позвольте остаться мне.
Богатырев нахмурился и приказал всем, кроме Алеши, сесть е вездеход.
Вуд подошел к Алеше, протянул руки, но тот отстранился и весело сказал:
— Прощаться не будем!
Алеша стал в десятке шагов от пропасти, весь собранный, напряженный, как боксер на ринге.
Вездеход отъехал метров на сто, развернулся и стал носом к трещине.
Сердце у Алеши колотилось, во рту пересохло. Он подпрыгивал на месте все выше и выше.
