Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)
— Не надеешься, а знаешь, Валентин! Еще раз повторяю, мой лорд: когда вы говорите с такой безысходностью, я с трудом узнаю в вас человека, которого люблю. — Она хлопнула ладонью по стопке сообщений. — Я не умаляю их серьезности, но считаю, что мы можем многое сделать, чтобы разогнать тьму, и сделаем это.
Он медленно кивнул.
— Твои мысли по большей части сходны с моими. Но временами…
— Временами лучше всего вообще не думать. — В дверь постучали. — Прекрасно, — сказала она, — Нас прерывают, и я очень тому рада, потому что устала, любимый, слушать твое нытье.
Она пригласила в комнату Талинот Исульд, и та объявила:
— Мой лорд, Хозяйка Острова явилась и желает видеть вас в Изумрудном зале.
— Матушка здесь? Но я собирался посетить ее завтра во Внутреннем храме!
— Она пришла к вам, — невозмутимо произнесла Талинот Исульд.
Изумрудный зал поражал богатством оттенков: стены из зеленого серпентина, полы из зеленого оникса, вместо окон — панели из зеленого нефрита. В центре зала, между двух огромных танигалов в кадках, стояла Повелительница Снов. Кроме танига-лов, усыпанных зелеными с металлическим отливом цветами, здесь ничего не было. Валентин быстро подошел к матери. Она протянула к нему руки, и как только кончики их пальцев соприкоснулись, он ощутил знакомую пульсацию исходящих из нее токов, священную силу, которая за годы личных контактов с миллиардами душ на Маджипуре накапливалась в ней, как весенняя вода накапливается в колодце.
Много раз во сне он разговаривал с матерью, но не видел ее многие годы и не был готов к переменам, произошедшим в ее облике. Она была по-прежнему прекрасна: время не нанесло ущерба ее красоте. Но возраст оставил свой след: черные волосы потускнели, во взгляде стало чуть меньше тепла, кожа ее, казалось, несколько утратила упругость. И все же в своем чудесном белом одеянии, с цветком за ухом, с серебряным обручем — знаком ее власти — на челе Повелительница была восхитительна, как и всегда. Она являла собой воплощение изящества и величественности, силы и безграничного сострадания.
— Матушка! Наконец-то!
— Как долго мы не виделись, Валентин! Сколько лет прошло!
Она легонько прикоснулась к его лицу, плечам, рукам. Это прикосновение было легче перышка, но сила Повелительницы Снов была такова, что по всему его телу прошел трепет. Он заставил себя вспомнить, что она не богиня, а всего лишь простая смертная — дочь смертных родителей, супруга верховного канцлера Дамиандейна, мать двух сыновей, одним из которых является он сам; что когда-то она держала его у груди и пела ему нежные песни, утирала ему лицо, когда он приходил после детских игр, что свои мальчишеские обиды он оплакивал, уткнувшись в ее ладони, и находил в ней утешение и мудрость. Все это было давно, как будто в какой-то другой жизни. Когда жезл Божества указал на семью верховного канцлера Дамиандейна и вознес Вориакса на трон Конфалюма, мать нового короналя стала Хозяйкой Острова Сна, и никто даже в их семье не имел права считать их отныне простыми смертными. И тогда, и после Валентин уже не мог заставить себя думать о ней просто как о своей матери. Надев серебряный обруч и обосновавшись на Острове во всем величии Повелительницы Снов, те утешение и мудрость, которыми раньше делилась с ним, она отдавала теперь всему миру, взиравшему на нее с благоговением и надеждой. И даже когда взмах того же жезла вознес Валентина на место Вориакса, и он тоже в какой-то мере поднялся над царством обыденности и стал чем-то большим, чем простой смертный, некой мифической фигурой, он все равно сохранил благоговение перед ней, поскольку не испытывал ни малейшего благоговения по отношению к себе, даже будучи короналем, и не мог заставить себя проникнуться к собственной персоне тем же пиететом, что и остальные к нему или он к Хозяйке Острова Сна.
Однако, прежде чем обратиться к высоким материям, они поговорили о семейных делах. Он рассказал ей все, что знал, о ее сестре Галиаре и брате Сэйте из Сти, о Диввисе, Мириганте, дочерях Вориакса. Она спрашивала его, часто ли он бывает в старых родовых землях в Халанксе, хорошо ли ему в Замке, по-прежнему ли они с Карабеллой близки и любят друг друга. Внутреннее напряжение оставило Валентина, и на какой-то миг он почувствовал себя обыкновенным мелким аристократом с Горы, находящимся с визитом в гостях у своей матушки, которая переселилась в другое место, но по-прежнему с интересом выслушивает домашние новости. Однако надолго забыть о их положении было невозможно, и, когда в разговоре начали ощущаться натянутость и напряженность, он заговорил уже совсем другим тоном:
— Было бы лучше, если бы я пришел к тебе, матушка, как подобает. Негоже Хозяйке Острова Сна спускаться из Внутреннего храма, чтобы нанести визит в Семь Стен.
— Сейчас эти формальности лишены смысла. События накатываются лавиной: необходимо действовать.
— Так тебе известны новости с Зимроэля?
— Конечно. — Она прикоснулась к обручу. — Он со скоростью мысли приносит мне вести отовсюду. О, Валентин, какое неудачное время для нашей встречи! Когда ты начинал процессию, я ожидала встретить тебя здесь веселым и радостным, и вот ты со мной, а я ощущаю в тебе только боль, сомнение и страх перед грядущим.
— Что ты видишь, матушка? Что должно случиться?
— Ты думаешь, что у меня есть возможность узнавать будущее?
— Ты очень отчетливо видишь настоящее. Ты же говоришь, что получаешь вести отовсюду.
— То, что я вижу, скрыто пеленой мрака. В мире происходит нечто, выходящее за пределы моего понимания. Установленный общественный порядок вновь под угрозой. И корональ в отчаянии. Вот что я вижу. Почему ты в отчаянии, Валентин? Почему в тебе столько страха? Ты же сын Дамиандейна и брат Вориакса, а они были не из тех, кому знакомы эти чувства, и мне они не свойственны, да и тебе, как мне казалось.
— По прибытии сюда я узнал, что над миром нависла опасность, и эта опасность становится все более реальной и грозной.
— Это приводит тебя в отчаяние? Да ведь опасность должна только усилить твое желание исправить положение вещей, как то бывало раньше.
— Но за время своего пребывания на троне я уже во второй раз вижу Маджипур, охваченный бедствием. Я вижу, что мое правление не было счастливым, а будет еще более несчастным, если увеличатся масштабы болезней, голода и бездумных переселений. Боюсь, на мне лежит какое-то проклятие.
Он заметил, что ее глаза сверкнули гневом. Да, за прекрасным обликом его матери скрывались величайшая душевная сила, железная самодисциплина и преданность долгу. В своем роде она была не менее яростной воительницей, чем легендарная леди Тиин, которая в древности вышла на битву против метаморфов. Эта леди тоже способна на подобную доблесть, если потребуется. Он знал, что она всегда отличалась нетерпимостью по отношению к любым проявлениям слабости в своих сыновьях, будь то жалость к себе, уныние или что-либо еще, потому что напрочь лишена была слабости сама. И Валентин вдруг почувствовал, как упадочное настроение начинает покидать его.
— Тебе не стоит обвинять себя без особых на то причин. — В голосе матери слышалась нежность. — Если на мир наложено проклятие, то оно лежит не на благородном и добродетельном коронале, а на всех нас. Тебе не в чем винить себя, Валентин: ты виновен в наименьшей степени. Не ты носитель этого проклятия — напротив, именно ты, скорее всего, способен снять его с нас. Но ты должен действовать, и действовать быстро.
— А в чем же суть этого проклятия?
— У тебя есть серебряный обруч, парный с моим. — Она приложила руку ко лбу. — Ты взял его с собой?
— Я с ним не расстаюсь.
— Тогда пусть его принесут.
Валентин вышел из комнаты и отдал распоряжение Слиту, ожидавшему у дверей; вскоре пришел слуга с усыпанной драгоценными камнями шкатулкой, в которой хранился обруч, подаренный Повелительницей Снов Валентину, когда он в поисках истины появился на Острове. С его помощью, соединившись разумом со своей матерью, он получил окончательное подтверждение того, что простой жонглер из Пидруида и правитель Маджипура Валентин — одно и то же лицо. Благодаря обручу и поддержке матери к нему стала возвращаться память. Потом иерарх Лоривейд научила его погружаться в транс, используя обруч, и проникать, таким образом, в мысли других людей. Он редко пользовался им после восстановления на престоле, поскольку обруч являлся принадлежностью Повелительницы Снов, а не короналя, а одному из владык Маджипура не подобает вторгаться в сферу деятельности другого. Но сейчас он вновь надел тонкую металлическую полоску, в то время как Повелительница Снов наливала ему, как и когда-то, темное и пряное сонное вино, способствовавшее раскрытию душ навстречу друг другу.
Он осушил кубок одним глотком, и она тоже выпила свое вино. Прошло немного времени, и напиток начал действовать. Он погрузился в транс, обеспечивавший наиболее полное восприятие видений. Потом она сплела его пальцы со своими для завершения контакта — и на него обрушился поток образов и ощущений. Они буквально ослепили и оглушили его, хотя он знал, каким сильным будет удар.
