Феликс Кривин - Калейдоскоп

Чемодану позавидовал Диван:
Все по свету разъезжает Чемодан.
Как печально, что привычка и уют
С места сдвинуться Дивану не дают!
Тихо дремлет в теплой комнате Диван
И во сне переплывает океан,
Добирается к вершинам снежных гор,
Поднимается в заоблачный простор…
Совершая эти подвиги во сне,
Он теснее прижимается к стене.
Так стоит Диван у печки круглый год
И скрипит, пыхтит уныло: «Не везет!»

У старой печки не хватает тяги
К тому, чтоб жить своею теплотой.
Ее знобит, ей холодно, бедняге,
Она горит единственной мечтой.
Все ждет она, что в этом помещении,
Чтоб ей не приходилось мерзнуть впредь,
Поставят паровое отопление
И сможет печка косточки погреть.

Ох и достается пресс-папье!
Целый день какие-то помехи:
Тут дела на письменном столе,
А его зовут колоть орехи.
То его зачислят в молотки,
То в подставки, то еще во что-то.
И чернила сохнут от тоски,
От его общественной работы.

Развязный галстук весел и беспечен,
И жизнь его привольна и пестра:
Заглядывает в рюмку что ни вечер,
Болтается по скверам до утра,
Сидит на шее и забот не знает
И так в безделье проживает век…
Подумайте!
А ведь его хозяин
Вполне, вполне приличный человек!

Повесив медный нос,
Кран изливает душу.
Растроганный всерьез,
Ушат развесил уши.
Стоит, разинув рот,
Понуро и убито
И горько слезы льет
На каменные плиты.

Хмурится обида на кого-то.
Гнев бушует,
Закипает страсть,
Плачет горе.
Трудится забота,
И надежда не смыкает глаз.
Мечется по миру беспокойство.
Все сердца и души теребя…
Мирно спит одно само довольство,
Сытое.
Влюбленное в себя.

«О Лень! — возмутился Олень.
— Чего ты лежишь, словно пень?»
«Тю, Лень! — удивился Тюлень.
Чего ты блуждаешь, как тень?»
Но им не ответила Лень:
Лень!

Все нудится Скука,
Мается,
По городу мрачно
Слоняется.
Затеет на улице
Ссору,
Намелет с три короба
Вздору,
Заходит в дома
Без стука,
И всюду она
Некстати…
Унылая штука
Скука.
Нелепая штука
Скука.

«Вот этот человек, — заметила овца,
Служил еще у моего отца.
Как он работал!
Просто глянуть любо.
Сбивался с ног, по дому хлопоча.
Отец-баран новехонькую шубу
Ему пожаловал
Со своего плеча».

Петух в науке своего добился,
Сумел подняться выше, чем орел.
Он ходит важно, он остепенился,
Сказать точнее, степень приобрел.
Что ж делает талантливый ученый?
По-прежнему клюет пшено?
Нет,
Извлекает он из рациона
Рациональное зерно.

Трюмо терпеть не может лжи
И тем и знаменито,
Что зеркала его души
Для каждого открыты.
А в них
То кресло,
То комод,
То рухлядь,
То обновки…
Меняется душа трюмо
Со сменой обстановки.

Шнурки не надрывались на работе,
Болтались по обочинам дорог.
И на каком-то резком повороте
Их придавил рассеянный сапог.
Шнурки блуждали по земле с опаской,
Порваться прежде времени боясь,
И по причине этой неувязки
Безвременно их жизнь оборвалась.

Ох. этот Градусник.
Стеклянный паренек.
Отзывчивая.
Чуткая натура!
В квартире кто-то
Сляжет на денек
— А у него уже Температура.

Заводская Труба
Неуклюжа, груба
И совсем не красива на вид.
Но она без красот
Достает до высот
И не даром небо коптит.

Вот уже десяток лет
На работе мирной
Незаметный Шпингалет,
Сторож наш квартирный.
Но не каждому знаком
Путь его тернистый…
Был когда-то он штыком,
Убивал фашистов.
На морозе и в огне
Приходилось драться…
А потом — конец войне,
Демобилизания.
И, бывалый фронтовик,
В битвах закаленный.
Поступил в квартиру штык
Сторожем оконным.
(Потому что — не секрет. —
Если дельно взвесить,
В мирной жизни Шпингалет —
Нужная профессия.)
И работает старик
Хорошо и молодо.
Он всегда готов, как штык,
Побороться с холодом.
И хотя напротив печь
(Подойди, погрейся!),
Но на печь его упечь
Даже не надейся!
Он с порядками знаком:
Служба — это служба.
И сумеет стать штыком.
Если будет нужно.

Кажется песчинке, что она
Выполняет важное задание:
Без нее бы рухнула стена,
Без нее бы обвалилось здание.
И не нужно на нее пенять,
Ни к чему пускаться в рассуждения:
Крепче будет здание стоять
От ее, песчинки, заблуждения.

Скачет Мяч,
Как циркач,
По дворам и крышам.
Чем сильнее
Удар,
Тем он скачет выше.
И ему
Ничего —
Сыро или сухо…
Посмотри
На него
И не падай духом.

Ширму выставляют напоказ,
И ее, конечно, это радует.
Не случайно Ширма всякий раз
От восторга просто на пол падает.
Выставляют Ширму напоказ.
Но напрасно так она встревожена:
Ведь она здесь — для отвода глаз
От того, что видеть не положено.

У скрипки не хватает настроения,
А у кларнета — вдохновения.
Рояль сегодня что-то не звучит,
Не до игры расстроенной гитаре…
И только барабан восторженно стучит,
Поскольку он всегда в ударе.

Покрытая снегом, озябшая елка
Прильнула к окну, подобравши иголки,
И жадно глядела на елку в огнях,
Мечтая о собственных радостных днях.
А елка домашняя, в ярком уборе,
Вздыхала о ветре, о снежном просторе,
О том, что она променяла вчера
На пеструю роскошь и блеск серебра.

Лопата угловата
И тяжела для рук.
Но все-таки Лопата —
Надежный, верный друг.
Хоть ей пласты иные
Даются нелегко,
Она в дела земные
Влезает глубоко.

В стене высотного строения
Кирпич — бессрочный строевой.
Бушуют ливни в исступлении.
Метели поднимают вой, —
Но все лихие непогоды
Ему как будто нипочем:
Кирпич прошел
Огонь и воду,
Покуда стал он —
Кирпичом!

Он провел немало эшелонов
И с пути не сбился своего.
В чем же дело?
Где его вагоны?
Почему покинули его?
Есть ведь в нем
И сила и уменье,
К перегонам дальним он привык.
Почему ж стоит он без движенья?
Паровоз поставили в тупик.

Ток торопится.
Спешит
На работу срочную:
Дальний путь его лежит
В область потолочную.
Трудный путь:
То вверх,
То вниз.
Ток — прекрасный альпинист.
Смелый и бывалый.
На любые этажи
Он по проводу взбежит.
Ни устав нимало.
Лампочка на потолке —
Как тут не бояться?
Жизнь висит на волоске,
Может оборваться!
Очень тонкий волосок,
Как мышиный усик.
Побледнел бедняга Ток,
Дрогнул.
Но не струсил.
Лампа — это не предел,
Впереди
Немало дел.
Всюду ждут его услуг,
Току очень рады
Плитка,
Радио,
Утюг —
Торопиться надо!
Он с утра
Не пьет.
Не ест
В трудовой горячке
Дело есть и в МТС
И на водокачке.
Прибежит он на завод
Там его работа ждет,
Вовремя поспел он.
Ну, давай
Включайся, Ток,
Заводи станки, браток,
Видишь — Сколько дела!