Габриэль Зевин - Это у меня в крови (ЛП)
После того как бобы высушили, их собрали в мешок из мешковины так, чтобы Тео смог отвезти их вниз горы к фабрике в Оахаке. Это заняло несколько поездок.
– Хочешь поехать туда со мной, – спросил он меня перед последней поездкой в этом сезоне.
Я действительно хотела поехать, но после разговора с Луной не была уверена, нужно ли мне ехать.
– Давай, Аня. Ты должна это увидеть. Разве тебе не хочется увидеть конечный итог бобов
Тео предложил мне руку, чтобы я забралась в грузовик, и после секунды раздумий я её приняла.
Некоторое время мы ехали молча.
– Ты тихая, – обвинил меня он. – Ты странно ведешь себя после того, как я вернулся из города.
– Это... Ну... Тео, ты же знаешь, что у меня есть парень?
– Sí… – Он подыскивал слово.– Да, ты мне рассказывала
– Так вот, я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление обо мне.
Тео рассмеялся.
– Так ты боишься, что я слишком сильно привяжусь к тебе, Аня Барнум? – Тео снова рассмеялся. – Ты такая тщеславная! – Твоя сестра... Она подумала, что ты в меня влюблен.
– Луна романтик. Она умудряется перезнакомить меня со всеми подряд, Аня. Не слушай ничего, что слетает с её уст. Ты должна знать, что я в тебя не влюблен. И нахожу настолько же уродливой, как на первой встрече.
– Сейчас это прозвучало обидно. – Мои волосы отрасли и я не выглядела больной как при прибытии.
– А кто тут пытается обидеть другого? Что насчёт моих чувств? Ты просто не смотрела на меня, когда думала, что надо меня отвергнуть, – дразнил он меня. – Видимо, мы друг другу противны. – Тео потянулся через сиденье чтобы потрепать мои волосы. – Эй, Луна!
Бобы были выгружены на главной фабрике в Оахаке, где они начали процесс становления шоколадом.
– Позволь мне провести экскурсию, – сказал Тео. Он повёл меня по фабрике, которая была блестящей и выглядела современной до жути по сравнению с моей тёмной и вневременной фермой. ( Да, я начала думать, что ферма – моя.) Мы доставили бобы на очистку, объяснил мне Тео, затем они проведут остаток недели на обжаривании, отборе, перемоле, отжиме какао-масла, рафинировании, удалении воды, доведении до готовности, и наконец, консервации. Здесь были комнаты для каждого этапа. А в конце всего этого ты останешься с круглой, похожей на шайбу плиткой шоколада, с гравировкой создателя Маркеса. А в конце экскурсии Тео протянул мне одну из плиток.
– Теперь ты увидела всю историю жизни какао Теоброма от начала до конца.
– Теоброма? – Спросила я.
– Я сказал тебе фамильное имя, – уточнил Тео. Он продолжил объяснять, что его назвали в честь родового имени какао-дерева, оно было греческим, данное каким-то шведом, вдохновленным майя и французами. – Так вот, ты видишь моё имя повсюду.
– Какое красивое имя...
– Но немного женственное, ты не находишь?
– Там, откуда я родом, как только узнали бы о твоем имени, то решили бы что ты преступник, – сказала я не подумав.
– Да... Я часто удивлялся, почему девушка из страны, где какао не произрастает и где это вещество запрещено, может быть заинтересована в продукции, чтобы остаться в Чьяпасе. Как ты заинтересовалась какао, Аня?
Я почувствовала как мы ступили на опасную почву и залилась румянцем.
– Ну, мой отец умер, а шоколад был у него в чести.
– Да, это имеет смысл. – Тео кивнул. – Си,си. Но что ты будешь делать с этими знаниями, когда вернешься домой в Нью-Йорк?
Домой? Когда я вернусь домой? Было почти восемьдесят градусов и я почувствовала как шоколад тает в моей руке.
– Быть может... свяжусь с движением легализации какао? Или... – Я хотела бы рассказать ему обо мне всё, но не могла. – Я еще не решила, Тео.
– Сердце привело тебя в Мексику. Временами так бывает. Мы делаем такие вещи, не зная зачем, просто потому что нам велит сердце.
Тео понял больше, чем я в своё время.
– Пойдем, Аня, нам нужно поспеть домой. В ночь после сбора урожая мои бабушки всегда готовят моле. Его готовят весь день, и это mucho большое дело, мы не можем опаздывать.
Я спросила у него, что такое моле.
– Никогда не пробовала моле? Тогда я могу тебе посочувствовать. Ты столького лишена, – сказал Тео.
Моле оказалось действительно большим делом, и фермеры были приглашены на трапезу равно как и все соседи. Даже Кастилио пришел домой из семинарии. Около пятидесяти человек столпились у длинного обеденного стола Маркесов. Я сидела рядом с Кастилио и Луной, они были единственными англоговорящими, кроме Тео и его матери. После благословления Кастилио все принялись есть. Оказалось, что моле – рагу из индейки – было основным блюдом мексиканской культуры. Оно было пряным, насыщенным и восхитительно вкусным. Я умяла его за секунду с хвостиком.
– Тебе нравится, – сказала прабабушка с щербатой улыбкой, накладывая мне очередную порцию.
Я кивнула.
– Что в нём ? – Я представила удивление мой семьи, если я брошу свой обычный репертуар из макарон и сыра.
– Secreto de familia, – сказала она и добавила ещё что-то на испанском, что было выше моего понимания.
Кастилио перевёл:
– Она говорит, что она сказала бы, что в нём, но не может. Она не верит в рецепты, особенно в случае с моле. Каждый раз он разный.
– Но, – настаивала я, – должны же быть общие правила. Я хочу сказать, что делает соус таким пряным?
– Шоколад, конечно! Разве ты не подумала, почему мои бабушки делают его после сбора урожая?
Индейка с шоколадным соусом? Никогда о таком не слышала.
– Там, откуда я родом, его готовить нельзя, – сказала я Кастилио.
– Вот почему я не хочу уезжать в Америку, – заявил он мне, прикончив очередную порцию.
Я посмеялась над ним.
– У тебя на лице соус, – сказал Кастилио.
– Ой! – я взяла салфетку и вытерла уголки рта.
– Дай я, – сказал Кастилио, схватил салфетку и окунул её в стакан с водой.
– Этот бизнес серьезнее, чем ты думаешь. – Он грубовато вытер мне лицо, будто я дитя малое.
После десерта, представляющего собой торт «три молока» – бисквит, пропитанный тремя разными кремами, один из фермеров притащил свою гитару и гости начали танцевать. Тео танцевал с каждой присутствующей здесь девушкой, включая своих сестёр, мать и обеих бабушек. Я одиноко сидела в углу, ощущая тяжесть и довольствие и вяло размышляла о всех проблемах и людях, которых я оставила. Нынешняя ночь подошла к концу. Луз, мать Тео, собрала оставшийся моле в контейнеры и раздавала всем его, называя «segunda cena» или второй ужин.
Когда гости разошлись, я начала переставлять стулья на свои места.
– Нет, Аня, нет, – сказала Луз и похлопала меня по руке, – мы это сделаем завтра.
– Как-то нехорошо – оставлять вещи.
– И всё же, оставь. Пойдем на кухню. Mi madre делает для семьи шоколад.
Под шоколадом она подразумевала напиток, который мне подали в мое первое здесь утро, поэтому я загорелась желание сходить и попытаться выяснить, что в нём было. Тео, Луна и Кастилио уже расселись вокруг кухонного стола; прабабушка, наверное, уже легла спать. Барная стойка была завалена горшками и кастрюлями, тарелками и объедками. Ближе к бабушке лежал перец чили, апельсиновые корки и пластмассовый медведь, наполовину заполненный мёдом, и что-то похожее на измельченные лепестки красной розы.
– Нет, нет, нет. – Сказала бабушка, увидев меня, и прикрыла стойку руками. Могу сказать, что это подразумевалось как шутка, поэтому не обиделась.
– Не смотрю, – пообещала я.
Затем, как это часто бывало, бабушка что-то сказала на испанском и я разобрала своё имя. ( Она произнесла что-то похожее на ая-яй.) Секундой позже Тео выбежал.
– Тео, – заорала Луз. – Вернись, сынок! Бабушка просто пошутила! – Луз повернулась к своей матери. – Мама, тебе не стоит дразнить его этим!
– Что? – спросила я. – Что случилось?
– No es nada/ ничего, Аня. Ба немного позабавилась с Тео, – объяснила Луна.
– Я услышала своё имя, – воспротивилась я.
Кастилио вздохнул.
– Бабушка сказала, что Аня получит рецепт, только если станет членом семьи.
Я уставилась на бабушку. Она пожала плечами, как бы говоря «Ну и что с того?» Затем она принялась яростно взбивать всё, что лежало в горшке. Я сказала всем, что хочу с ним поговорить.
Я вышла в гостиную. Его там не было, поэтому я взяла фонарик и вышла в сад, излюбленное место Тео. Хотя было темно, я знала, что он где-то там, с мачете в руке, проверял деревья какао на признаки грибка.
– Тео, – позвала его я.
– Только потому что сезон в основном закончился, ты не увидишь посев, Аня. Посвети фонариком.
Я направила на него свет.
– Смотри, вот здесь монилия. Невероятно! – Тео срезал малюсенький стручок. Порез не был чистым. Если бы он был моим, Тео его бы переделал.
– Здесь, – сказала я и забрала у него мачете. – Дай я. – Я взмахнула им.
