Василий Ванюшин - Вторая жизнь
— Господин Доминак! — не выдержал Даниил Романович. — Это уже слишком… Или вы шутите, или… Выходит, вы пришли ко мне по поручению полиции?
Доминак вздохнул сокрушенно:
— Тут шутки неуместны. Я директор института, и полиция поставила меня в известность… Считаю своей обязанностью сказать вам об этом. Есть еще более страшный закон, изданный сотни лет назад и до сих пор не отмененный. Под страхом смертной казни он запрещает всем мужчинам сожительство с ведьмами и умалишенными женщинами…
Галактионов недоумевал: какое отношение это имеет к нему.
— Я объясню, — понял Доминак немой вопрос. — Мне показали документ, я прочел. Процитирую на память:
«24 июня на тротуаре улицы Благоденствия подобрана девуш ка в припадке безумия. Как потом выяснилось, это была Эрика Зильтон, которая однажды покончила самоубийством, а затем каким-то чудодейственным образом воскрешена профессором Галактионовым. Девушка, вся в слезах, кричала что-то об издевательстве, об исповеди аббату и, кажется, проклинала русского профессора. Полицейские предположили, что она была изнасилована. Но девушка самым решительным образом противилась медицинскому осмотру, исцарапала лицо и руки врачу и полицейскому чину. Полиция вынуждена содержать Зильтон под строгим надзором как умалишенную…» Понимаете, как это может обернуться против вас?
Даниил Романович негодовал, но не подавал виду: интересно все же, зачем явился к нему Доминак.
— Я думаю, — говорил тот, — как бы не попало все это в газеты — они ведь неразборчивы, — думаю о добром имени нашего института, о том, как помочь вам. Вам нужно иметь в городе друзей, надежных покровителей, да. Если это появится в печати, то, вы понимаете, что ученые, как ни уважали бы они вас, не станут на защиту, они не станут вмешиваться в эту скандальную историю, которая может только порочить их имя. Вам нужны другие защитники, более надежные и влиятельные…
И очень осторожно Доминак повел разговор о том, какие нужны покровители Галактионову. Такие, которые сумеют заткнуть глотку любому, к слову которых прислушивается полиция и суд, даже само правительство. Одним из таких могущественных людей является Джордон Нибиш. Именно тот самый Нибиш… Тут Доминак кстати поинтересовался состоянием здоровья «Мальчика Гуго».
Галактионов ответил, что Гуго скоро будет выписан. Нибиш может судиться с Гуго…
Доминак рассмеялся: разве будет Нибиш судиться с Гуго, сам Джордон Нибиш! И прокурор не будет вмешиваться… Но тут же убрал усмешку с широкого лица и мрачно заговорил о том, какие неприятности, горести, несчастья повлекли за собой опыты Галактионова для самого автора, для Доминака, Зильтон, Нибиша…
— Не лучше ли избавиться от всего этого? — спросил Доми нак.
— От чего избавиться? — не понял вопроса Даниил Романо вич.
— От всех этих несчастий и… от вашего открытия, оно противоестественно, вы сами видите…
Все стало ясно. «Надежные покровители, Нибиш, избавиться от научного открытия… Так, так».
— Значит, вы пришли не от полиции, а от Нибиша? — грубо вато, в упор спросил Галактионов. — С этого бы и начали, господин профессор.
Багровые пятна разливом пошли по лицу Доминака — от обиды и стыда. Слова «господин профессор» больно напомнили ему о том, какую унизительную роль согласился он принять на себя. Галактионов понимает все, и лучше было говорить напрямик.
— Надо вам поговорить с Нибишем. Я знаю ваши принципиаль ные взгляды, но… советую.
— Какого же характера будет разговор?
— Вероятно, чисто делового, не научного. Нибиш заинтере сован приобрести ваше открытие. Вы можете продать и очень выгодно. Институт не имеет претензий — ваши опыты не значатся в плане, следовательно, вы — хозяин. Деловая сторона меня совершенно не интересует, об этом вы поговорите сами. Не интересует меня ваше открытие и с научной точки зрения. Избавьтесь от него. Это будет лучше и для института, и для вас.
— Открытие? Но не я открыл лучи. Я только применил их.
— Вы продайте то, что ваше, — улыбнулся Доминак, полагая, что дело идет на лад: машина без мотора не продается, и без лекарства не лечат больного. Лишь бы согласился Галактионов в принципе, а там — за одним секретом последует и другой…
— Но ведь Нибишу хочется иметь мои, мое… — Даниил Рома нович не знал как и выразиться, настолько непривычным был разговор, — не для того, чтобы похоронить его?
— Это меня не интересует, — махнул рукой Доминак и отвер нулся. — Иногда покупают изобретения, чтобы не дать им хода. Для вас, для меня и всего института лучше похоронить все, чем дать возможность разразиться новому скандалу.
— Но я ни в чем не виноват. Все это выдумки, нелепость.
— Трудно будет доказывать, когда затрубят все газеты, — кинул искоса угрожающий взгляд Доминак. — Советую вам обдумать, взвесить и решиться… Но не теряйте времени. Корреспонденты изнывают от безделья: вы видите, какая скука в газетах. Им только подай… Вот так, господин Галактионов, решите — сразу же позвоните мне. Я передам Нибишу.
Доминак встал и взялся за шляпу.
— Хорошо, — сказал Галактионов, думая о том, как избежать назревающего скандала, может ли в чем-нибудь помочь Латов, как отнесется к новому потоку клеветы Мартинсон?
Долго он сидел у стола. Неужели Доминак говорил все это серьезно?
Даниил Романович взглянул в окно. Наступал вечер. Над крышами домов, на темно-синем небе в огневой пляске букв развернулась световая реклама: «Новое патентованное средство, одобренное медициной. Применение гарантирует верность…»
СЕРДЦЕ ЧЕЛОВЕКА ОБНАЖЕНО
Утром приехал Макс. Он показался только на секунду, то ропливо сказал что-то о Юв, о страшной вести и исчез за дверью.
Даниил Романович понял: страшная опасность грозит отцу Юв. Теперь Макс не покажется до тех пор, пока не выручат его, — человек он решительный и зря минуты терять не будет.
Это заставило Галактионова по-новому задуматься над гро зящей ему опасностью. «Мне тоже нельзя терять времени, надо действовать решительнее, драться и отстаивать свою честь во всем, даже в мелочах. — Заложив руки в карманы, он ходил по комнате от двери к окну. — Доминак не постеснялся прийти ко мне с паскудным предложением — продать честь свою. Надо повидать Мартинсона, рассказать обо всем и попросить помощи. Он поддерживает меня как ученого, поддержит и как человека. Верно сказал Макс: друзей не ждут, их надо искать.
Вспомнился разговор с Латовым. Лавр Афанасьевич был прав, высказав опасение, что аппарат Даниила Романовича и секрет его опытов станут приманкой для бизнесменов. Надо будет поставить в известность Латова о замысле Нибиша. Нужно поговорить с Мартинсоном и Шельбой…
Рассуждения его шли привычным путем: люди, с которыми он работал, должны прежде всего сказать свое слово о его виновности или невиновности, поддержать, и в первую очередь Мартинсон, на которого можно было надеяться.
Мартинсона в институте не оказалось: ему нездоровилось, и он работал дома. Даниил Романович позвонил ему. Старик сказал, что будет рад видеть своего коллегу.
Галактионов пошел пешком, надо было обдумать разговор. Удобно ли втягивать почтенного старца с мировым именем в эту неприятную историю?
Мысли потекли спокойнее.
Да, он приехал сюда не для того, чтобы преподавать свои взгляды, навязывать свои мысли, учить своим методам работы. Но ему не дают работать так, как он хочет! Требуют отказаться от своих взглядов, а результаты работы хотят забрать и эксплуатировать.
«Мораль и аморализм…» — вспомнил Галактионов слова До минака, сказанные на ученом совете. — Если это — ваша мораль, то что такое аморальность?»
Мартинсон жил один и все делал сам: убирал комнаты и ва рил обед. Он встретил Галактионова в старой запятнанной пижаме и в войлочных шлепанцах. На голове его было намотано полотенце, и он напоминал дервиша из восточных сказок — не хватало только редкой с прозеленью бородки.
— Головные боли мучают, коллега, — глухо пожаловался хо зяин и поморщился.
В темном углу зарычала собака.
— Иди сюда, Рекс!
Из угла лениво вышел огромный пес с печальными и нечисты ми глазами. Вокруг его туловища была толстая повязка из черной плотной материи.
— Тот самый, — сказал Мартинсон, поглаживая собаку по го лове. — Но опыт не совсем удачен.
Галактионов, присев на стул, наблюдал за собакой. Она, жалобно повизгивая, пыталась укусить себя за бока.
Даниил Романович знал, какой опыт сделал Мартинсон. Соба ке вставили искусственное сердце — из пластмассы, контакты аккумулятора, прибинтованного к туловищу, были выведены к зубам. Сердце ритмично сжималось и разжималось, гнало кровь. Собака жила пятый день после операции, но Мартинсон не совсем был доволен этим интересным опытом.
