Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению
– Я на них и не обратил бы внимания, – сказал Шеврикука. – Читаю исключительно детективы и боевики. Всякие крутые вещи. И в пустых квартирах, если уж решу что-нибудь посмотреть на видео, то непременно боевики.
– Ну да, ну да, все эти Шварценеггеры, младшие Ливановы и Соломины, Сталлоне… И самому небось хочется стать сыщиком или суперменом? – полюбопытствовал Петр Арсеньевич.
– Каким уж там сыщиком! – лениво махнул рукой Шеврикука.
– А я вот не отказался бы побыть рыцарем, – произнес Петр Арсеньевич мечтательно. – Но тем, стародавним. В латах, с мечом и копьем, и на коне в тяжелых доспехах. Тогда это был танк. И не отказался бы от дамы сердца.
– Рыцари сражались с чудовищами, – заметил Шеврикука.
– И с чудовищами! – обрадовался Петр Арсеньевич. – Да! И с чудовищами! Славный Беовульф с могучим Гренделем. А потом и с его страшной матерью.
– Чудовищ нынче нет. В Останкине, по крайней мере.
– Кто знает, – сказал Петр Арсеньевич.
– Вы всерьез? – спросил Шеврикука.
– Мы говорили. И из кашки-клевера можно вызвать или вызволить совершенную и премудрую силу. А из чего-то – и злую. Иному же необходимо именно чудовище.
– Но зачем?
– Может, для того, чтобы иметь сторожа. Для себя и своего достояния. У всех свои тайны. Кроме вас, любезный Шеврикука, простите. Кроме вас. А об Отродьях, тех, что на Башне, нам и вовсе ничего не известно. Что им нужно? Чего они желают или жаждут? А тому же славному Беовульфу пришлось биться с огнедышащим драконом, караулившим сокровища древних курганов. Был еще дракон Фафнир…
– «На море на Окияне есть бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый, – Шеврикука позволил себе стать чтецом-декламатором. – Под тем камнем сокрыта сила могучая, а силы нет конца». Или: «Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовый ключ от княжева терема». Или: «Двадцать старцев, не скованных и не связанных…» Это, кстати, не отпущенники ли из секретных помещений? И так далее. Но ведь согласитесь, Петр Арсеньевич, все это теперь не для нас. И не для нынешних людей. Тем более не для их ушлых детишек.
– Кто знает, кто знает…
– Ну да, я слышал от вас недавно – Чаша Грааля, Меч-Кладенец, отец мой Парсифаль. Теперь вот Беовульф и дракон Фафнир.
– И вы иронизируете надо мной! – расстроился Петр Арсеньевич. – Я так и думал, что этим закончится… Но виноват сам. Сам. Глупая потребность поделиться с кем-то своими соображениями… Но с кем? Выходит – с самим собой. К неудовольствию и скуке собеседников… Старость и одиночество…
– Поверьте, Петр Арсеньевич, я не хотел вас обидеть, – сказал Шеврикука. – И собеседник я не привередливый. Поэтому, наверное, мне нередко случается выслушивать чужие мысли вслух… Сомнения, предположения… и прочее… Совсем недавно имел такой длительный разговор. Я более молчал и выслушивал… И не было обид… И что же у нас в курганах, так скажем? Есть ли сокровища, накопленные и приобретенные в столетиях?
– Вам ведомо самому.
– И что же, над ними лежит камень Алатырь, змей огненный сидит в медном доме и бодрствуют старцы, не скованные и не связанные?
– Вам ведомо самому.
– Нет, Петр Арсеньевич, не ведомо.
– Мне, стало быть, тем более. Я до сих пор пребывал в прихожей посиделок.
– Вы обиделись на меня, Петр Арсеньевич. Снова прошу у вас извинения. Дури мне не занимать. Но к вам я отношусь без иронии, а с почтением. Мне даже могло прийти в голову, что вы из тех старцев, не скованных и не связанных, коим выпало бодрствовать и оберегать. Или хотя бы быть посвященным в их суть.
– Вы ошибаетесь, – сказал Петр Арсеньевич. – К тому же вы справедливо заметили – чего стоят давние слова о камне Алатыре и змее огненном. Это – простодушие начальных испугов и надежд. Оно не возвратится.
– Но если дать волю фантазии… Что же могло быть бы в наших курганных сбережениях?
– Полагаю, что не золото, не камни смарагды и не сапфиры.
– Половник для щей, ухват, кочерга, братина, ендова, сбитенник, самовар, кадка с соленьями…
– Что, что? – напрягся Петр Арсеньевич.
– Это я так… Вспомнил нечто, кем-то недавно произнесенное… – сказал Шеврикука. – И что же, в тех ендовах, в тех сбитенниках и кадках было бы разлито одно благо? Одни меды и кисели?
– Не думаю. Горькие соки никуда не истекают. И не высыхают. И много ли в нас блага-то? Как и в людях? К тому же будто бы сказывается происхождение. Иные из-за него самоедствуют и корят сословие. Другие из-за него же, напротив, трубят в фанфары.
– Из-за какого происхождения?
– Из-за предания, что мы низвергнуты. А уж потом наполнены людским.
– Это спорное мнение. А предание, возможно, позднее и подложное.
– Да, мнение спорное. И предание… Согласен… Но блага в нас, увы… И приумножается ли честь? Да что – приумножается? Сберегается ли честь? Оттого я и увлечен рыцарством, хотя сам пребывал в грехах и проказах, что там была честь!
«Заклинило старика», – подумал Шеврикука. Он был сейчас не только спокоен, но и благодушен.
– А этот змей, про которого говорят, что завелся в Оранжерее, – улыбнулся вдруг Петр Арсеньевич, – надо полагать, не Фафнир и не Беовульфова судьба. Те ведь не только извергали огонь, но и имели крылья…
– А что, – спросил Шеврикука, – в Оранжерее завели змея?
– Говорят…
– Петр Арсеньевич, – сказал Шеврикука, – если у вас не исчез интерес, я мог бы дать вам листочки с рисунками и оттисками. Но, конечно, с возвратом. И ненадолго.
– Что вы! – воскликнул Петр Арсеньевич. – Конечно не исчез! Мне только взглянуть кое-куда и сравнить… И подумать… Завтра же я вам их непременно верну!
Но пальцы Петра Арсеньевича, когда он принимал листочки, опять дрожали.
– Завтра же! Завтра же! – горячо заявил Петр Арсеньевич. – Вот в этом самом месте. В шесть вечера. Если вас устроит.
– Хорошо, – сказал Шеврикука. – Я приду.
12
Четыре дня Шеврикука прожил расслабившись. В благодушии он вернулся в Землескреб, его никто не спрашивал и никуда не тянул, больничный не терял силу. Хотел было в квартире флейтиста Садовникова, кошатника и книжника, тихой букашкой проползти в справочники и выяснить, что такое фибула, но заскучал и фибулу отставил. Обеспокоился, как бы скука не перешла в тоску, и отправился в квартиру картежника-акулы Зелепукина. Зелепукин гастролировал в поездах Транссибирской магистрали или пил женское тело в Сочи, в отеле «Дагомыс». А видеотека у него была богатая. И был игровой компьютер.
Кассеты Шеврикука ставил наугад. По причине снабженческой образованности Зелепукин украшал все коробки кассет, даже и с историями инспектора Лосева, английскими словами, для Шеврикуки не всегда доступными. Оттого в просмотрах Шеврикуки случались повторы. Правда, старья Зелепукин не держал. Если только классику порядка «Конана-варвара». На этого Конана (а может – конунга? Все же княжеского рода был там Шварценеггер. Надо бы спросить у обожателя лошадей и средневекового рыцарства) сразу же и напоролся Шеврикука. И не пожалел. Даже растрогался, наблюдая (в который раз) жертвенные действия девы-валькирии. Посидел в тишине и снова завел «Конана-варвара». Музыка, особенно в эпизодах с адским жрецом, казалась знакомой и будто бы взятой в долг, но и она не раздражала Шеврикуку. А потом широконосого Хакмана посылали во Францию отлавливать наркомафию, а он чуть не отдал концы. А потом воспитанный для террора блондин потерял под водой память и, сам того не понимая, исказил замыслы вашингтонских ястребов. А потом… «Э-э-э! – сообразил Шеврикука. – Уже полшестого».
Лень было идти Шеврикуке на Звездный бульвар, да еще почти к Гознаку, но из приличия он пошел. Не явился Петр Арсеньевич в шесть, не явился в половине седьмого, а без четверти семь Шеврикука, вслух и громко выбранившись, отправился домой. Пустым вышел и его поход новым днем. Необязательным проявлял себя Петр Арсеньевич. «Что я шляюсь из-за этих бумажек! Будет время, сыщу старика», – решил Шеврикука и вернулся в салон Зелепукина.
Снова пошли удовольствия. Теперь терзал негодяев Сталлоне, а упрямый шериф проваливался сквозь стеклянную крышу. Русскими словами чаще говорил за героев человек с тяжелым и неизлечимым насморком, порой, когда насморк становился совсем уж невыносимым, на экране лишь дергались чухонские титры (фильмы, стало быть, предлагались свежайшие, записанные в балтийских заливах), но и тогда Шеврикука почти обо всем получал представление. Особенно хороши были для Шеврикуки фильмы о полицейских, отчасти грубоватых и невежественных, но отважных, из-за строптивости обычно попадавших в опалу и отстраняемых от дел. Как рискованно и круто они проводили расследования, в одиночку или в компании с гибким, самоотверженным негром-напарником! Так бы и сидел Шеврикука у телевизора, так бы и наслаждался страшными тайнами, погонями звездных кораблей, поисками ковчега Моисея, если бы не одно обстоятельство.